Страница 13 из 25
— Гарри, мне надо понять. Мне надо знать правду. У меня из головы не выходит ваш тогдашний звонок. Вы спрашивали себя, что сделали с Нолой…
— Я просто разволновался, Маркус. Меня только что задержали, у меня было право на один звонок, а единственным человеком, кого мне хотелось известить, были вы. Известить не о том, что меня арестовали, а о том, что она умерла. Потому что только вы знали про Нолу и мне хотелось с кем-то разделить мою печаль… Все эти годы я надеялся, что она жива, что она где-то есть. Но она умерла, навсегда… Она умерла, и я чувствовал себя за это ответственным, по самым разным причинам. Наверно, потому, что не сумел ее защитить. Но я ни разу не причинил ей зла, клянусь, я не виновен в том, в чем меня обвиняют.
— Я вам верю. Что вы сказали полиции?
— Правду. Что я невиновен. Зачем бы мне сажать цветы прямо на этом месте, а? Это же полный абсурд! Еще я сказал, что не знаю, как там оказалась эта рукопись, но что они должны знать: я написал этот роман для Нолы и о Ноле до ее исчезновения. Что мы с Нолой любили друг друга. Что летом, перед ее исчезновением, у нас был роман и я написал о нем книгу; у меня тогда было два экземпляра — оригинал, рукописный, и машинописная копия. Нолу очень интересовало то, что я делаю, она даже помогала мне переписывать набело. А машинописный вариант у меня однажды пропал. В конце августа, как раз перед тем, как пропала Нола… Я думал, она взяла его почитать, она иногда так делала. Читала мои тексты, а потом высказывала свое мнение. Разрешения она не спрашивала… Но на сей раз мне так и не удалось ее спросить, взяла она рукопись или нет, потому что она сама исчезла. У меня остался экземпляр, написанный от руки. Это были «Истоки зла», несколько месяцев спустя роман, как вы знаете, вышел и имел успех.
— Значит, вы действительно написали эту книгу для Нолы?
— Да. Я видел по телевизору, что ее собираются изъять из продажи.
— Но что было между вами и Нолой?
— Любовь, Маркус. Я безумно в нее влюбился. Думаю, это меня и погубило.
— Что еще есть у полиции против вас?
— Понятия не имею.
— А шкатулка? Где ваша пресловутая шкатулка с письмом и фотографиями? Дома у вас я ее не нашел.
Он не успел ответить: дверь комнаты открылась, и он сделал мне знак молчать. Это был Рот. Пока он усаживался с нами за стол, Гарри незаметно взял блокнот, лежавший передо мной, и черкнул в нем несколько слов, которые в тот момент я прочесть не мог.
Рот начал с долгих рассуждений о ходе дела и процедурных тонкостях. Завершив наконец свой получасовой монолог, он спросил у Гарри:
— Нет ли каких-то подробностей, о которых вы мне не рассказали? Я должен знать все, это очень важно.
Помолчав, Гарри пристально посмотрел на нас и сказал:
— Действительно, есть одна вещь, о которой вам надо знать. По поводу 30 августа 1975 года. В тот вечер, в тот ужасный вечер, когда Нола пропала, она должна была прийти ко мне…
— Прийти к вам? — переспросил Рот.
— В полиции меня спросили, что я делал вечером 30 августа 1975 года, и я сказал, что меня не было в городе. Я солгал. Это единственный момент, когда я сказал неправду. В ту ночь я находился поблизости от Авроры, в номере мотеля, что стоит на шоссе 1, в направлении Мэна. Мотель «Морской берег». Он и сейчас там стоит. Я сидел на кровати в номере восемь и ждал, надушенный как подросток, с охапкой голубых гортензий, ее любимых цветов. У нас было назначено свидание в семь вечера, и я помню, как я ждал, а она не приходила. В девять она опаздывала уже на два часа. А она никогда не опаздывала. Никогда. Я положил гортензии в умывальник, чтобы не завяли, включил радио, чтобы отвлечься. Ночь была душная, грозовая, мне было жарко, я задыхался в своем костюме. Я вынул из кармана записку и перечитал ее раз десять, быть может, сто. Записку, которую она написала мне за пару дней до того, несколько слов любви, которые я никогда не смогу забыть:
Не волнуйтесь, Гарри, не волнуйтесь из-за меня, я найду способ добраться туда к Вам. Ждите меня в номере 8, мне нравится эта цифра, она моя любимая. Ждите меня в этом номере в семь вечера. Потом мы уедем отсюда навсегда.
Я Вас так люблю.
Нежно-нежно.
Помню, как диктор по радио объявил, что время двадцать два часа. Двадцать два часа, а Нолы все нет. В конце концов я растянулся на кровати и уснул, прямо в одежде. Когда я открыл глаза, было уже утро. Радио по-прежнему говорило, шел семичасовой выпуск новостей:
Все силы полиции подняты по тревоге в райо не Авроры после исчезновения накануне вечером, около девятнадцати часов, Нолы Келлерган, пятнадцати лет. Полиция разыскивает всех, кто располагает какими-либо сведениями… В момент исчезновения Нола Келлерган была одета в красное платье…
Я в панике скатился с кровати. Поскорее выбросил цветы и немедленно выехал в Аврору, весь растерзанный, с всклокоченными волосами. Номер был оплачен заранее.
Я никогда не видел столько полиции в Авроре. Машины со всех округов. Шоссе было перегорожено кордоном, проверяли все автомобили, въезжающие или выезжающие из города. Я увидел шефа полиции, Гэрета Пратта, с карабином в руке:
— Шеф, я только что услышал по радио…
— Дрянь дело, дрянь, — ответил он.
— Что произошло?
— Никто не знает. Нола Келлерган ушла из дому и пропала. Ее видели вчера вечером недалеко от Сайд-Крик-лейн, и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Весь район оцеплен, лес прочесывают.
По радио без конца передавали ее приметы:
Девушка, белая, рост 5 футов 2 дюйма, вес сто фунтов, волосы длинные, светлые, глаза зеленые, одета в красное платье. На шее золотая цепочка с надписью «Нола».
Красное платье, красное платье, красное платье, повторяло радио. Красное платье было мое любимое. Она надела его для меня. Вот. Вот что я делал ночью 30 августа 1975 года.
Мы с Ротом сидели в полном замешательстве.
— Вы должны были бежать? — переспросил я. — В тот день, когда она пропала, вы должны были бежать вместе?
— Да.
— Так вот почему вы сказали, что это ваша вина, тогда, когда мне звонили? У вас было назначено свидание, она пошла на него и пропала…
Он понуро опустил голову:
— По-моему, если бы не это свидание, она, возможно, была бы жива…
Когда мы вышли из зала, Рот сказал, что эта история с подготовкой к побегу — полная катастрофа, она ни в коем случае не должна просочиться наружу. Если обвинение о ней узнает, Гарри крышка. Мы распрощались на стоянке, и только сев в машину, я открыл свой блокнот и прочел, что написал Гарри:
Маркус, у меня на письменном столе стоит фарфоровый горшок. На самом дне Вы найдете ключ. Это ключ от моей раздевалки в фитнес-клубе Монберри. Шкафчик 201. Все там. Сожгите все. Я в опасности.
Монберри, соседний с Авророй городок, находился милях в десяти в глубь штата. Я заехал в Гусиную бухту, нашел в горшке ключ, спрятанный под скрепками, и тем же вечером отправился туда. В Монберри оказался только один фитнес-клуб — современное, сияющее стеклами здание на главной улице города. В раздевалке никого не было. Я нашел шкафчик 201, ключ подошел. Внутри лежал тренировочный костюм, протеиновые батончики, перчатки для гантелей и та самая деревянная шкатулка, которую я несколько месяцев назад нашел в кабинете Гарри. Все было на месте: фотографии, статьи, записка от Нолы. Еще я обнаружил стопку пожелтевших листов бумаги, скрепленных вместе. Обложка была пустая, без заглавия. Я заглянул дальше: текст был написан от руки, и по первым же строчкам я понял, что передо мной рукопись «Истоков зла». Рукопись, которую я так долго искал несколько месяцев назад, покоилась в раздевалке фитнес-клуба. Я сел на скамейку и, дрожа от восторга, стал просматривать страницу за страницей: почерк был идеальный, никаких помарок. Вошли какие-то люди, стали переодеваться, но я даже не обратил на них внимания, не в силах оторваться от текста. Мне так хотелось создать шедевр, а Гарри его создал. Сел за столик в кафе и написал эти абсолютно гениальные слова, эти несравненные фразы, тщательно скрывая за ними историю своей любви к Ноле Келлерган.