Страница 46 из 97
— Ваш отец бродит по дому. Заходил ко мне в комнату. Ты не думаешь, что…
— Он каждый вечер это делает, — сказала Джин. — Проверяет, спим мы или еще нет.
Лью взглянул на нее пристально, и некое смутное подозрение, до сих пор формировавшееся подсознательно, начало обретать более определенную форму. Лицо ее было безмятежно-красиво, но внимание Лью уже переключилось на голос Бесс, продолжавшей разбираться с телефонным собеседником.
— Хорошо, попробуем записать по буквам… Эс-ка-оу-эн… так, выходит «скон»… че-аа-эл-ааа-эс… «Скончалась»? — В ее голосе появились панические нотки. — Как вы сказали: Аманда Гюнтер скончалась?
Джин игриво взглянула на Лью:
— И чего Бесс приспичило возиться с телефонограммами? Почему бы не…
— Тише! — скомандовал он. — Тут дело серьезное.
— Я не понимаю…
Встревоженный внезапно наступившей наверху тишиной, Лью взбежал по лестнице и обнаружил Бесс у телефонного столика с трубкой на коленях. Она судорожно хватала ртом воздух, глядя в пустоту. Он взял трубку и принял остаток телефонного послания: «Аманда скончалась при родах, дав жизнь сыну».
Лью попытался поднять Бесс со стула, но она рухнула обратно, захлебываясь беззвучными рыданиями.
— До утра не говори папе.
Что могло бы за ночь измениться в захламленной обрывками воспоминаний голове старого Гюнтера? Однако для Бесс это имело значение.
— Уходи, — прошептала она. — Скажи Джин.
Между тем до Джин дошло, что здесь что-то неладно, и к моменту его появления на лестнице она уже стояла у ее подножия.
— Что случилось?
Он бережно взял ее под локоть и повел обратно в библиотеку.
— Аманда умерла, — сказал он, по-прежнему ее поддерживая.
Джин издала громкий воющий звук, но он тут же прикрыл ее рот ладонью.
— Ты сегодня много выпила, — сказал он. — Постарайся держать себя в руках. Не взваливай еще и это бремя на свою сестру.
И она как-то сразу подтянулась — сперва вернули горделивый изгиб ее губы, затем выпрямилось все тело. Но то, что в другом случае можно было бы принять за героическое усилие воли, теперь показалось Льюису всего лишь примитивным животным рефлексом — и его зарождавшееся было чувство к Джин развеялось в мгновение ока.
Через два часа все в доме более или менее успокоились, чему способствовала нехитрая, но эффективная помощь бывшей кухарки, за которой послала Бесс. Джин уснула, приняв снотворное, которое дал ей врач, прибывший из Элликот-Сити. За всей этой суетой Лью впервые по-настоящему задумался о смерти Аманды лишь перед отходом ко сну и несколько мгновений опасно балансировал на грани нервного срыва. Она покинула этот мир, его вторая, нет, его третья любовь пала в поединке со смертью. Он подумал о плачущем дождевыми каплями саде, о внезапно затихшей природе под теперь уже чистым ночным небом. Не будь Лью так измотан, он бы вновь оделся и прошел через густые заросли папоротника, чтобы издали еще раз — теперь более беспристрастно — взглянуть на этот дом и его обитателей: на сломленную старость и на молодость, постепенно ломающуюся и стареющую вместе с ней либо стремящуюся забыться в беспутстве большого мира. Продолжая эту воображаемую ночную прогулку, он добрался до дерева, проломившего крышу пристройки, и мысленно задержался там, в темной тени, пытаясь собрать из кусочков цельную картину своих представлений о Гюнтерах.
— Это деградация, — заключил он. — Попытки цепляться за прошлое ведут к деградации. Я тогда был неправ. Кто-то из нас идет вперед, а эти люди со своим старьем — просто балласт, затрудняющий движение. Я с радостью покину этот дом, чтобы завтра вернуться к чему-то живому, новому и свежему у себя на Уолл-стрит.
Среди ночи он проснулся лишь однажды, разбуженный громким брюзжанием старика по поводу двадцати долларов, которые он занял у кого-то в 1892 году. Затем он расслышал голос Бесс, успокаивавшей отца, а чуть погодя, уже вновь засыпая, — и голос старой негритянки, перекрывший два первых.
III
По делам Лью часто приходилось бывать в Балтиморе, но со временем этот город перестал вызывать у него ассоциации с Гюнтерами. Он периодически вспоминал о них, но ни разу не посетил старый дом со дня смерти Аманды. К 1933 году роль, которую это семейство сыграло в его жизни, казалась давней и малосущественной — исключая тот факт, что они помогли ему сформировать собственный взгляд на жизнь, — и он мог спокойно проезжать по Фредерик-роуд вглубь округа Кэрролл, не тревожимый чувством узнавания. Но в этот раз, повинуясь какому-то неясному импульсу, он остановил машину.
Стояла поздняя осень; через дорогу перед ним пробежал кролик, по толстой изогнутой ветке ближайшего дерева скакала белка. Дом Гюнтеров находился в пяти минутах езды от ближайшего перекрестка — всего через полчаса он сможет их повидать и полностью удовлетворить свое любопытство; однако он колебался. Когда-то он уже попытался вернуться в прошлое, и об этой попытке ему до сих пор было больно вспоминать. Еще недавно он промчался бы мимо с ощущением, что сбросил лишний балласт; но с некоторых пор он начал понимать, что жизнь не всегда является движением вперед, к новым горизонтам. Гюнтеры стали частью его самого; он никогда не смог бы с нынешними друзьями заново пережить то, что пережил вместе с Гюнтерами. И если воспоминания о них постепенно отмирали, вместе с ними отмирало и нечто в его душе.
Белка на ветвях, колыхание листвы под ветерком, отдаленный петушиный крик, чуть заметное скольжение солнечных пятен — все это погружало его в ностальгический транс, и он откинулся на кожаную спинку сиденья, позволив себе не думать ни о каких проблемах. Так прошло минут десять, пока из-за поворота дороги не донеслось цоканье копыт. Вскоре показалась и лошадь со всадницей в бриджах — и Лью, подавшись к ветровому стеклу, узнал Бесс Гюнтер.
Он выбрался из машины. Лошадь привстала на дыбы, когда Бесс, в свою очередь, узнала Лью и резко натянула поводья.
— Кого я вижу — мистер Лаури!.. Кто бы мог подумать!.. Откуда вы едете? Что, машина сломалась?
У нее было прелестное — и печальное — лицо, но выражение этого лица показалось Лью более юным, чем прежде, словно Бесс наконец-то избавилась от гнетущей ответственности, так старившей ее четыре года назад.
— Я вспоминал обо всех вас, — сказал он. — Собирался нанести визит.
Заметив, что она как будто встревожилась, он рассмеялся и поспешил добавить:
— Просто проведать, не набиваясь в нахлебники. Я в деньгах не нуждаюсь — увы, в наше время визитерам приходится предупреждать об этом заранее.
Она также рассмеялась:
— Я всего-навсего прикидывала, где тебя разместить, — у нас в доме сейчас полно народу.
— Собственно, я направляюсь в Балтимор. Может, слезешь с коня-качалки, и мы немного поболтаем, сидя в машине?
Она привязала лошадь к дереву и пристроилась на соседнем сиденье.
Ранее он и не подозревал, что такой тип сияющей юной красоты может сохраняться далеко за двадцать, — только когда она не улыбалась, три тоненькие задумчивые морщинки на лбу напоминали ему, что она всегда была очень серьезной девушкой. Тотчас же в его памяти всплыл образ Аманды при их встрече одним августовским вечером, и, глядя сейчас на Бесс, он узнал в ней все, что помнил о тогдашней Аманде.
— Как твой отец?
— Папа умер в прошлом году. Перед тем он целый год не вставал с постели. — Голос ее звучал без напряжения, как говорят что-то, уже многократно повторенное. — Так что оно, пожалуй, и к лучшему.
— Сочувствую. А как поживает Джин? Где она сейчас?
— Джин вышла замуж за китайца — в смысле, за человека, живущего в Китае. Я его никогда не видела.
— Значит, ты живешь одна?
— Нет, здесь еще моя тетя. — Она помедлила, прежде чем продолжить: — Кстати, у меня на следующей неделе свадьба.
И вновь, как много лет назад, он испытал необъяснимое ощущение утраты.
— Поздравляю! И кто этот несчастный…
— Он из Филадельфии. Все наши гости сегодня отправились на ипподром, и только я осталась, чтобы в последний раз прокатиться на Джунипер.