Страница 19 из 39
Когда его почтарская сумка, битком набитая письмами, тяжело оттягивала плечо, когда моросил холодный дождик или палило жаркое солнце, Алёша ничего этого не замечал.
Подумаешь, велика важность — сумка тяжёлая! Зато сколько писем разнесёт он нынче по домам, во сколько окошек он постучит лёгким, быстрым стуком, скольким людям крикнет звонким голосом: «Граждане, товарищи, встречайте, почтальон пришёл!»
И Алёша со своей тяжёлой почтарской сумкой на боку шагал и под холодным дождём, и под жарким солнцем, и по осенним грязным дорогам, и по тропинкам между высокими золотыми колосьями из деревни в деревню, от дома к дому, от окошка к окошку…
Встречайте, товарищи граждане! Почтальон идёт!..
Но бывали и такие письма, которые Алёше было ох как тяжело разносить! Из сотен писем сразу узнавал эти письма Алёша. Как трудно бывало нести такое письмо! Отдавать из рук в руки. Глядеть в глаза… Когда в сумке у Алёши бывало такое письмо, Алёшины шаги невольно замедлялись, становились тяжелее. Он хмуро глядел в землю и чувствовал себя, словно он виноват, что приносит весть о человеке, которого уже больше нет в живых…
Но больше всех писем Алёша любил письма для ребят детдома. Он счастлив был, когда видел, как растёт стопка конвертов, треугольников, открыток для детдомовских ребят. Он прямо бегом бежал в детдом, когда писем бывало много.
И уж как радовался Алёша, когда на имя кого-нибудь из ребят, никогда не получавших прежде писем, вдруг неожиданно приходило письмо! Значит, отыскались родные! Значит, шлют ему весточку! В этот день Алёша был, пожалуй, самым счастливым почтальоном в мире.
Глава 23. «Полевая почта 2852»
Наташины письма Алёша всегда выбирал из общей пачки. Наташа так стремительно налетала на Алёшу, когда он появлялся со своей почтарской сумкой, так не могла дождаться, пока Алёша из всех других писем достанет её собственное, что Алёша не мог не положить Наташино письмецо отдельно от всех других писем.
Один раз, налетев на Алёшу, Наташа схватила его за руки и завертела вокруг себя:
— Угадай, что я тебе расскажу… Ни за что не угадаешь!
Действительно, Алёша ни за что не мог угадать.
— Моя мама пишет специально тебе… Вот честное слово!
Алёша не поверил:
— Разве твоя мать меня знает? Выдумываешь ты!
— А вот и не выдумываю! А вот и не выдумываю, — приплясывая вокруг Алёши, кричала Наташа. — На, читай…
И Алёша прочёл в Наташином письме слова, которые могли относиться только к нему и ни к какому иному Алёше в целом мире:
«Горячий привет вашему Алёше. Скажи ему, что мы, фронтовики, благодарны, что он так аккуратно и точно доставляет письма нашим ребятам. Крепко жму его руку».
— Ну, — посмеиваясь и заглядывая Алёше в глаза, спросила Наташа, — теперь поверил?
— Дай ещё почитаю, — сказал Алёша и прочёл ещё раз слова, которые относились к нему.
Подумать только — оттуда, с фронта, ему, письмоносцу Алёше, посылают привет и спасибо! Подумать только!..
Потому или по-другому, но только с того дня Алёша с особым вниманием стал следить за письмами в голубых конвертах «Обратный адрес — полевая почта 2852, Т. Иванова». И когда письма вдруг перестали приходить, Алёша сразу заметил.
Это было странно. Ведь Наташа получала письма от своей мамы очень аккуратно, раз в неделю, а то и чаще. И вдруг почему-то нет писем…
Но, с другой стороны, в этом не было и ничего удивительного. Наташина мама была военный корреспондент. А Наташа давно всем уши прожужжала, какие важные и ответственные люди военные корреспонденты. И Алёша прекрасно понимал, что действительно это очень деловые и занятые люди. Тут тебе и атака, тут тебе и контратака, тут тебе и наступление, тут тебе и разведка, тут тебе и воздушный бой, тут тебе и пленный фашист — всё нужно видеть собственными глазами, со всеми поговорить, всё разузнать. Потом уж толково и обстоятельно описать в газете, чтобы все знали, как идут дела на фронте. Конечно, на письма дочке времени оставалось маловато…
Но всё-таки это было удивительно и непонятно, почему вдруг перестали приходить письма в голубых конвертах «Обратный адрес — полевая почта 2852, Т. Иванова».
Прошла неделя, прошла другая, и теперь каждый день, разбирая письма, привезённые из города, Алёша прежде всего искал глазами письмо в голубом конверте.
Но дни летели за днями, а писем всё не было.
Тогда Алёша стал думать: хотя военные корреспонденты люди занятые, но раз они находятся на самом переднем крае, плохо, очень плохо, если от них больше нет вестей.
Как-то раз, когда он нёс письма в детдом, к нему навстречу выбежала Катя. Алёша удивился. Катя никогда его не встречала. Кате не от кого было ждать писем. Сама Катя тоже никогда никому не писала. Уж кому это было лучше знать, чем Алёше.
Всё-таки именно к нему навстречу бежала Катя. Она побежала к нему через весь двор, лишь только он появился в воротах, обежав до него, она остановилась, немного отдышалась и нерешительно посмотрела ему в лицо.
Алёша по-своему понял этот молчаливый вопрос.
— Нет, — сказал он, — нет тебе писем… Пока нет…
— Я не о том, — быстро сказала Катя. — Я хотела тебя спросить…
Она опять нерешительно на него взглянула, потом торопливо сказала:
— Алёша, это правда, что Наташа очень давно не получает писем от своей мамы?
Алёша приостановился. Неожиданным показался ему этот вопрос. А ей-то зачем знать? Но всё-таки он нехотя ответил:
— Правда. Давно не приходили письма. С месяц…
— Ой! — испуганно прошептала Катя.
— А Наташа и думать забыла, что нет писем, — хмуро сказал он. — Она своей матери написала только одно письмо. И то давно. Когда последнее получила…
— Нет, нет! — сердито и быстро заговорила Катя. — Нехорошо ты говоришь! Она совсем не забыла. Мила тоже так думала, но я ей всё объяснила. Наташа очень хорошо помнит, что нет писем, только она никому про это не говорит. Алёша, ты не должен плохо думать про Наташу…
Алёша внимательно посмотрел на Катю. Вот, оказывается, какая Катя! А он и не знал. Хороший человек!
В последние дни сентября на почту зашла директор Клавдия Михайловна.
Был послеобеденный час. Алёша разбирал и штемпелевал письма, полученные с вечерней почтой.
Клавдия Михайловна вошла, постояла, огляделась. Видно было, что никаких особенных дел у неё тут не было. Она не опустила в почтовый ящик ни одного письма. Она не купила у заведующей Алёны Кирилловны ни марок, ни открыток, ни конвертов, ни бланков для переводов. Она не попросила Алёшу соединить её по телефону с райкомом, или райисполкомом, или хотя бы с сельсоветом. И, наконец, она даже не поинтересовалась, почему вчера не была доставлена «Правда».
А «Правда» вчера действительно доставлена не была. Алёша уже приготовился сказать, что они тут ни при чём и что сегодня будут доставлены две «Правды».
Нет, ничего это Клавдию Михайловну, как видно, не интересовало.
Она вошла на почту, огляделась, потом подошла к барьеру, за которым Алёша возился с разборкой писем, постояла и спросила:
— Алёша, ты случайно не запомнил номера одной полевой почты? У нас есть девочка — Наташа Иванова. Мне нужен номер полевой почты её матери. У нас его нет в личном деле Наташи Ивановой. Кажется, две тысячи восемьсот пятьдесят два? Но я бы хотела уточнить.
Случайно не запомнил? Алёша знал этот номер совершенно точно.
Только зачем директору понадобилось? Если для того, чтобы написать в часть, командиру полка, так это лишнее: они уже всё сделали — Катя, Мила, Аркаша и он.
Они вчетвером написали, куда нужно, и попросили, чтобы им срочно «до востребования» дали ответ, почему от военного корреспондента Т. Ивановой совсем перестали получаться письма.
Но Алёша никогда не болтал лишнего. И потому он сказал директору только то, о чём его спрашивали.
Он сказал, что случайно запомнил этот номер и номер точь-в-точь такой, как его запомнил сам директор, так что можно не уточнять.