Страница 17 из 39
Вот, оказывается, какой у них в этом году сентябрь. Не похожий на все остальные сентябри. Картофельный месяц!
Прежние сентябри они с самого первого числа усаживались за парты и прилежно учились. А в этом году вместо занятий идут в колхоз убирать картошку. Значит, стране очень понадобились их рабочие руки, если пришлось оторвать их всех, старших школьников Советского Союза, от учёбы на целых тридцать сентябрьских дней. И, значит, им нужно очень постараться в работе, чтобы не зря, чтобы с пользой прошли все дни, которые они проведут не за партой, а в поле, на уборке. Так им вчера на собрании говорили Клавдия Михайловна, Софья Николаевна и Марина.
— Это ничего, — вчера после собрания сказала Мила Кате, — что мы ещё месяц не будем учиться. Хорошенько приналяжем и нагоним пропущенное. Правда? А зато мы поможем колхозу поскорее убрать картошку. Знаешь, как это нужно, раз столько людей на войне…
Да, это хорошо и очень важно, что они будут работать в колхозе, думала Катя. Но всё-таки ей было жаль, что занятия отодвигаются ещё на тридцать дней. Долго не придётся бегать в школу по дорожке, что вьётся по луговине. Долго не придётся писать мелком на классной доске, отвечать уроки. Долго. Целых тридцать сентябрьских дней!
Перед избой правления Куптурского колхоза ребята останавливаются.
— Иди, — говорит Женя Миле. — Раз ты у нас бригадир, иди и договаривайся.
Мила поднимается по ступенькам высокого крылечка, входит в сени и дёргает на себя входную дверь.
Сизый махорочный дым плывёт ей в лицо. В правлении полным-полно народу. Наверное, тут всё одни бригадиры и пришли за нарядами на работу для своих бригад, как и она.
— А, подмога явилась! — встаёт ей навстречу Иван Иванович. — Видели, видели вас в окошко. Ну, как директор Клавдия Михайловна, здорова? Как ребята?
— Все здоровы, — говорит Мила. — Вот пришли к вам работать.
— Поля!
Это уже относится к счетоводу, которая сидит напротив и щёлкает на счётах.
— Пиши, Поля, им наряд на Кривой лог. Будут работать во второй бригаде, у Аксиньи Мироновой. Как, Аксинья, не против?
И Аксинья тут. Маленькая, проворная, крепкая, будто тугой вилок капусты.
— А я что ж? — говорит Аксинья, посматривая на Милу с весёлой, хорошей усмешкой. — Я что ж? Я не против. Если работать будут на совесть, я ничуть не против…
— А почему им работать плохо? Они народ сознательный, пионеры, понимают, как, люди должны работать в военное время.
— Это мы понимаем, — твёрдо говорит Мила. — Это мы очень хорошо понимаем…
Глава 21. В колхозе
Когда ребята вместе с Аксиньей подошли к картофельному полю у Кривого лога, солнце уже поднялось высоко и начало хорошо пригревать.
Девочки стянули с себя тёплые платки, мальчики скинули лыжные куртки.
— Так и знала, не нужно было кутаться! — сказала Клава. — Зачем платки? Разве теперь холодно?
Кривой лог — это пологий овраг, перепаханный под зябь. От дороги в сторону оврага тянутся длинные картофельные борозды. Кое-где картофельные кусты ещё сохранили свою пышную и тёмную зелень, кое-где ботва почернела, опалённая утренними заморозками.
Если одному стоять на дороге, а другому уйти к оврагу и начать друг с другом переговариваться даже самыми громкими голосами, пожалуй не разберёшь ни слова — таким огромным было картофельное поле у Кривого лога, куда Аксинья Миронова привела детдомовскую бригаду.
— Этот участок весь твой? — спросила Мила, мысленно удивляясь величине поля.
— А то чей? — гордо проговорила Аксинья. — И, думается, не меньше чем по тридцать тони с гектара снимем. Такие обязательства взяли.
Сколько же миллионов картофелин придётся им выбрать из земли и перенести к дороге, туда, где горой наваленная картошка уже ждала, чтобы её увезли в овощехранилище.
— А нам сколько нынче убрать? Какие нормы?
Аксинья неуверенно поглядела на ребят.
— Городские вы, непривычные, и не знаю, как будете работать…
— Мы работать умеем. У себя картофель подчистую убрали. Нам не в новинку (конечно, Мила и виду не показала, как её смутило это огромное картофельное поле), нас восемнадцать человек.
— Вчера в третьей бригаде наши куптурские ребятишки убирали, — продолжала Аксинья, всё поглядывая на ребят, — так они без малого полгектара убрали. Их пятнадцать…
— А мы чем хуже? И мы уберём полгектара. Нас ведь восемнадцать.
— Ну-ну, в добрый час! — сказала Аксинья и вдруг совсем тихо, будто про себя, проговорила: — Только не очень желательно вас утруждать. Жалеем вас: сиротиночки.
— Вот ещё! — вспыхнула Мила. — Вот ещё! Никакие мы не сиротиночки, и жалеть нас нечего!
— Да ты не серчай. Ведь это я так сказала, от души. Ну, в добрый час, убирайте и вы полгектара! Вон Антон и Захарка с плугами. Как пройдут рядов десять, так и приступайте. К дороге будете сносить. Только не в ту кучу, что лежит — та картошка третьей бригады, а нашу складывайте подальше. Сейчас прикину вам полгектара.
Да, Мила понимала, что работать придётся им не так, как на детдомовском огороде. Там можно было и посидеть, и покалякать друг с дружкой, и на облака поглазеть, и на солнышке понежиться… В крайнем случае Марина крикнет: «Ребятки, ребятки, поторапливайтесь! До обеда недолго осталось!» Или Софья Николаевна козырьком приставит руку к глазам, прикинет убранную часть и скажет: «Молодцы! Сегодня хорошо постарались! Давайте и дальше не лениться».
Нет, тут они должны будут работать по-иному. Тут нужно работать по-колхозному. Зря время не упускать. Лицом в грязь не ударить. Показать, что хоть они городские, непривычные, а если нужно, если для пользы дела, они могут и такую работу работать!
— Вчера здешние ребята за день полгектара убрали, — сказала Мила и поглядела на свою бригаду. — А мы как? Я сказала — уберём.
— Конечно, уберём, — сказал Аркаша. — Ясное дело!
— Полгектара ведь это очень много, — сказал Женя Воробьёв, поглядывая на поле. — В гектаре сто соток. В каждой сотке — сто квадратных метров. Значит, в гектаре десять тысяч квадратных метров, а нам придётся убрать пять тысяч…
Наташа тихонько ойкнула:
— Целых пять тысяч квадратных метров!
— А ты думала? — строго сквозь очки посмотрел на неё Женя.
— Да нет, я, честное слово, ничего не думала! — воскликнула Наташа. — Только, наверное, это очень много!
— Всё равно, — сдвинув брови, твёрдо сказала Мила и ещё раз оглядела ребят, — всё равно, я обещала, что уберём. Куптурские убрали, а чем мы хуже?
Но уже после двух-трёх часов работы стало совершенно ясно, что ни о каком полгектаре не может быть и разговоров. Ребята убрали совсем немного, а уже еле ноги волочили. Солнце в этот день пекло по-летнему и до яркой синевы накалило небо. Такая глубина была над головами, что, казалось, можно в ней утонуть…
К полудню ребята совсем обессилели, а не убрали и четверти заданной нормы. Крупные капли пота скатывались вдоль щёк, а мелкие — бисеринками застыли на носу, на лбу, на подбородке. Все стали «цвет бордо», как выразился Генка. Коленки ныли, ломило руки и спину. А ведь они работали только первые полдня. Что же будет дальше?
Когда на их участок пришёл Иван Иваныч, Мила сразу поняла, по его виду поняла, как мало они сработали.
— Пожалуй, на обед собирайтесь, — сказал Иван Иваныч, внимательно оглядев всех ребят. — Подкрепиться, пожалуй, вам не помешает, а?
Как хотелось бы Миле сказать, что обедать им ещё рано, что до обеда они должны ещё порядочно поработать, что стыдно итти на обед после такой неважной работы, но когда она искоса, незаметно глянула на своих ребят, на свою гвардию, увы, такую разморённую, усталую, такую разомлевшую и обессиленную, она подумала, что, пожалуй, спорить с Иван Иванычем не стоит и лучше всего им как следует подкрепиться и отдохнуть.