Страница 4 из 44
А потом было хорошо. Как большой знаток, Нэпман заказал еду с непонятными названиями и графин красивого красного вина. Витька не знал, как приступить к еде. Есть вилкой он не привык, а ложек за столом не было.
Нэпман налил вино, сказал: «За наше дело», — чокнулся с Витькой и Антоном и залпом выпил. Витька тоже выпил залпом, хотя с первого глотка понял, что это самогон. Кусок мяса, занимавший всю тарелку, оказался тонким, как картон, и очень жилистым. Но Витька сразу проглотил его. Нэпман снова предложил выпить, и веселье охватило Витьку, и он понял, как хорошо можно жить на свете.
Потом он видел плачущую женщину, на которую кто-то кричал, и видел, как красиво танцует Нэпман, как много у него здесь друзей и как все они ему улыбаются.
Кто-то подсаживался к их столику, о чём-то шептались с Нэпманом или громко смеялись. Витьке тоже хотелось о чём-нибудь поговорить, но он никак не мог придумать, с чего начать.
Потом придумал. Он спросил, зачем Нэпман устраивал привидение.
Тот солидно объяснил, что готовится к очень важному делу, которое даст возможность уйти из детдома и жить, ни в чём не нуждаясь. Но для этого ему, кроме Антона, нужен ещё один помощник, который был бы маленьким и, главное, очень смелым. Он и решил взять того, кто не испугается даже привидения.
И снова гордость охватила Витьку, и он сказал, что ничего в жизни не побоится.
Расплачивался Нэпман, должно быть, очень щедро. Официант долго благодарил его, раскланивался, приглашал приходить почаще.
Домой попали перед рассветом через ту же «забитую» дверь. Когда Витька проник в свою келью и улегся на топчан, он старался не спать, чтобы лучше насладиться своим счастьем.
Завтрак проспал. Разбудила его Елена Евгеньевна. Она была встревожена, спросила, не заболел ли он, приложила ко лбу ладонь. В детдоме никто никогда ещё не просыпал завтрак. Она думала, что-нибудь случилось.
Витька сказал, что у него очень сильно болит голова, и это была правда. Елена Евгеньевна ушла, а через несколько минут вернулась с его завтраком. Она велела до обеда не вставать и ещё раз попробовала, нет ли у него жара. Ему приятно было ощущать теплую, мягкую ладонь Елены Евгеньевны, и ему хотелось, чтобы она скорее ушла и он мог бы свободно начать думать о вчерашнем вечере.
Как только за ней закрылась дверь, он начал вспоминать… Было обидно, что никто из ребят не видел его в этом шикарном ресторане, где находились только взрослые и красиво одетые люди, среди которых он чувствовал себя хорошо и свободно, как и подобает солидному человеку в таком обществе. Витька забыл, что поначалу растерялся, а если и помнил, то думать сейчас об этом ни к чему. Перед ним встала картина, как он подходил к музыкантам и просил сыграть «Позабыт, позаброшен» и как радостно они согласились, только показали на пальцах, что надо платить. Потом они всё же сыграли, после того как Нэпман угостил их вином. Хорошо бы в следующий раз иметь деньги. Пусть играют то, что захочется ему.
В келью заглянул и вошёл Нэпман. Витька обрадовался, рассказал, что приходила Елена Евгеньевна, которая ни о чём не догадывается. Ему хотелось поговорить о вчерашнем вечере, и он сказал:
— Здорово было, а?
— Да так, чепуха, — нехотя и безразличным тоном ответил Нэпман. — В субботу там будет веселее.
Витька не знал, что бы ещё сказать. Он подумал: может быть, Нэпман опять возьмет его с собой.
— Но к субботе надо подготовиться, — заговорил Нэпман шепотом. — Тебе как раз будет тренировка перед большим делом. Пока это пустяк. — И он рассказал свой план.
Возле комнаты заведующего находится кладовка. Отпирать её — не Витькина забота, она будет открыта. Пока идут уроки, надо подняться туда, забрать шестнадцать пар новых ботинок, которые лежат в мешке, выйти через «забитую» дверь (она тоже будет открыта) и спрятать мешок в крапиве возле высокого дерева. Вот и всё. Бояться нечего. И ребята и воспитатели на занятиях. Заведующего нет. Вернуться надо через ту же дверь. Нэпман будет охранять её внутри монастыря, а Антон — снаружи. Если кто-нибудь случайно пойдёт, они сумеют его задержать и отвести в сторону. Дела всего на пять минут.
— Понял? — закончил Нэпман.
— Понял, — машинально ответил Витька.
— Давай быстрее, пока идёт урок. — И он исчез за дверью.
Витька всё хорошо понял, но ему что-то мешало. Какие-то неясные мысли. Он злился на эти свои непонятные мысли, которые неизвестно отчего привязались к нему. Не трус же он. В конце концов он избавился от них. О чём тут думать, когда так нахвастался своей храбростью. Да и не обязан Нэпман всегда платить за него. А в субботу надо идти в ресторан…
Всё было, как сказал Нэпман. Кладовка оказалась открытой, он легко отыскал мешок с ботинками, быстро спустившись по ступенькам, прошёл через «забитую» дверь, которая тоже оказалась не запертой, и юркнул в кустарник. Теперь уже никто не мог его заметить. Он шёл согнувшись, хотя в кустах всё равно его не было видно.
Вдруг сквозь ветки увидел, что кто-то идёт навстречу. Он шмыгнул в сторону, сунул мешок под куст и едва успел выскочить на дорожку, как показалась женщина. Это была повариха. И что ей только здесь надо? Шляется неизвестно чего. Небось наворовала продуктов, пока все на занятиях, и отнесла куда-то.
Витька стоял с независимым видом, спиной к кусту. Повариха внимательно посмотрела ему в глаза. Наверное, вид у него был более независимый, чем надо. Уже пройдя мимо, она обернулась, опять внимательно посмотрела на него и спросила:
— Что ты здесь делаешь? Почему не на уроке?
— А тебе какое дело? — обозлился Витька и быстро пошёл к дому. Пусть эта дура видит, что он просто гулял.
Повариха направилась к главному входу, единственному открытому входу в монастырь, и, когда она завернула за угол, Витька юркнул в «забитую» дверь. Откуда-то возник Нэпман и запер её.
Витька пошёл на занятия. Ему хотелось быть среди ребят и не хотелось видеть Нэпмана. Он вспомнил, что в спешке оставил раскрытой дверь в кладовку. В том же коридоре — комната Елены Евгеньевны. Значит, о пропаже узнают сразу. Поднимется шум на весь детдом.
После уроков он пошёл в столярку. Яростно и зло строгал доски. Здесь его и отыскал Нэпман.
— Куда дел? — грозно спросил он. — В крапиве нету.
— Спрятал.
— Куда?
— В кусты.
Недобрыми глазами посмотрел Нэпман:
— После отбоя принеси к большому дереву у ограды. Понял?
— Понял.
Витька знал, что за обедом объявят о пропаже и начнется кутерьма. Он решил идти обедать со спокойным и независимым видом. Но по дороге дал подзатыльник маленькой девочке, можно сказать ни за что, растолкал соседей по скамейке, которые оставили ему мало места, придрался ещё к кому-то. Потом вошла Елена Евгеньевна и призвала всех к порядку, сказав, что должна что-то сообщить ребятам, а перекричать всех не может.
Витька не заметил, как низко склонился над своей миской. Он искоса поглядывал на воспитательницу и не мог понять, почему она так часто смотрит в его сторону. Ведь он сидит тихо. Шумят совсем за другим столом.
Когда все стихли, Она сказала:
— Вот что я должна объявить вам, ребята…
Она почему-то умолкла, и Витька замер, перестал жевать.
— Так как старших ребят нет, — продолжала она, — на вас лягут дежурства по кухне.
Дальше она объявила, кто должен дежурить. В числе дежурных был назван и Витька. Только теперь он обратил внимание, что все продолжают есть, а он один сидит как неживой. Ему показалось, что и Елена Евгеньевна это заметила. Он стал есть очень быстро и опять подумал, что это не дело: все едят нормально, и только он один то сидит как истукан, то с жадностью набрасывается на еду.:
Во время «мёртвого часа» в келью к Витьке пришла Елена Евгеньевна с Верочкой и сказала:
— Мы посидим у тебя, Витя. Хорошо?
Верочке девять лет. На вид ей года четыре. Её отец — красный командир — погиб на фронте. Она никогда его не знала. Она видела, как махновцы убили её мать. С тех пор она болеет. Никто не может определить, чем она больна. Верочка живёт в одной комнате с поварихой и почти всё время лежит в постели. У неё маленькое, бледное личико и очень большие чёрные глаза. Они будто не её. Совсем взрослые. В них всегда удивление и упрёк. Заведующий детдомом как-то сказал: «Когда смотришь ей в глаза, чувствуешь себя виноватым».