Страница 26 из 73
— Нет, — ответил Король. — Не имею ни малейшего представления, к чему вы клоните. Каким образом из Пред-У-книжек вы могли что-то узнать про Тишь? И с какой стати это могло быть известно мне, будь оно даже так?
— Дожить до шестидесяти двух лет, — сказал Чип, — не представляет собой никакого чуда химии, или воспитания, или унипеков. Пигмеи экваториальных лесов, чья жизнь была тяжелой даже по понятиям Пред-У-стандартов, жили до пятидесяти пяти, до шестидесяти. Номер по имени Горио дожил до семидесяти трех, и никто не считал это чем-то потрясающе необычным — а это было в начале девятнадцатого века. Номеры доживали до восьмидесяти и даже до девяноста лет!
— Это невозможно, — сказал Король. — Тело не способно функционировать так долго; сердце, легкие…
— Книга, которую я сейчас читаю, — сказал Чип, — про номеров, живших в 1991 году. У одного из них было искусственное сердце. Он дал врачам деньги, и они заменили ему сердце.
— Даже так?.. — произнес Король. — А вы уверены, что вы все правильно поняли в этом вашем франде?
— Франсез, — поправил Чип. — Да, я уверен. Шестьдесят два года — не долгожительство; это сравнительно короткая жизнь.
— Но это же возраст, когда мы умираем, — сказала Пташка. — Почему это так? И если не в шестьдесят два, то когда мы должны умереть?
— Это не мы, — начала понимать Маттиола и перевела взгляд с Чипа на Короля.
— Верно, — сказал Чип. — Нас вынуждают умирать в назначенный срок. Уни вынуждает. Мы запрограммированы на эффективность в первую очередь, во вторую и в третью. В его банке данных собрана сканерами вся информация. Банки данных это не розовые игрушки, которые показывают экскурсантам, и вам в том числе, если вы там бывали; они — отвратительные стальные чудовища. И кем-то принято решение, что оптимальный срок нашей смерти — шестьдесят два года — он лучше, чем годом раньше или годом позже, и незачем морочить себе голову искусственным сердцем. Если шестьдесят два не есть счастливо нами достигнутая вершина долгожития — а это не так, я знаю, что это не так, — объяснение этому может быть только таким, как я сказал. Уже просчитано, когда каждому на смену приходит новый номер, и мы отбываем с разницей в несколько месяцев в ту или иную сторону, чтобы чрезмерная точность не навела кого-то, кто недостаточно «нормален», на подозрения, чтобы подвох не был заметен.
— Во имя Христа, Маркса, Вуда, Вэня, — вырвалось у Снежинки.
— Да, — сказал Чип. — В особенности Вуда и Вэня.
— Ну, Король? — с вызовом в глазах и в голосе сказала Маттиола.
— Я потрясен, — сказал Король. — Теперь мне понятно, Чип, почему вы решили, что я должен знать. — Снежинке и Пташке он пояснил: — Чипу известно, что я химиотерапевт.
— Ну, и вы ничего не знали? — сказал Чип.
— Не знал.
— Так вводят яд во время лечебных процедур или нет? — в упор спросил Чип. — Вы обязаны это знать.
— Полегче, брат, я ведь не мальчишка, — сказал Король. — Яда, как такового, там нет; но почти любой компонент инфузии может стать причиной смерти при изменении дозы.
— И вам не известно, в каких дозах вводятся компоненты инфузий, когда номер доживает до шестидесяти двух!
— Нет, — сказал Король. — Инфузия формируется импульсами, поступающими непосредственно от Уни в аппаратуру, и нет никакой возможности проследить за этим. Я могу, разумеется, запросить Уни о составе конкретной инфузии, которая проводится или будет проводиться. Но если то, что вы говорите, правда, — при этих словах он улыбнулся, — то ведь ответ Уни может быть лживым, не так ли?
Чип сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
— Да, — согласился он.
— А когда номер умирает, — спросила Маттиола, — симптомы чисто возрастные?
— Да, меня учили, что это симптомы смерти от старости, — сказал Король. — Но с тем же успехом они могут быть вызваны совершенно иными причинами. — Он взглянул на Чипа. — Вам не попадались медицинские книги на этом языке?
— Нет, — ответил Чип.
Король достал зажигалку и открыл ее большим пальцем.
— Это возможно, — сказал он. — Это очень может быть. Мне никогда не приходило в голову. Номеры обычно не доживают нескольких дней до шестидесяти двух, хотя бывало, жили немного дольше; у нас два глаза, два уха, один нос. Непререкаемые факты. — С помощью зажигалки он раскурил свою трубку.
— Это наверняка правда, — сказала Маттиола. — Это логическая вершина миропонимания Вуда и Вэня. Управляй жизнью каждого — и в конце концов придешь к управлению смертью каждого.
— Это ужасно, — сказала Пташка. — Я рада, что Леопарда нет здесь. Представьте себе, каково ему было бы это слушать? Не только из-за Тиши, но и его срок наступит со дня на день. Мы не должны говорить ему об этом; пусть думает, что все произойдет естественным порядком.
Снежинка бросила на Чипа холодный взгляд.
— Зачем тебе надо было рассказывать об этом нам? — сказала она.
Король сказал:
— Для того, чтобы мы могли пережить счастливую грусть. Или грустное счастье. Не так ли, Чип?
— Я думал, вы захотите это знать, — сказал он.
— Чего ради? — сказала Снежинка. — Что нам теперь делать? Пожаловаться нашим наставникам?
— А я скажу вам, что мы можем сделать, — сказал Чип. — Надо увеличить нашу группу.
— Верно! — воскликнула Маттиола.
— Где нам искать кандидатов? — сказал Король. — Не можем же мы хватать с тротуара первых попавшихся Карлов и Мэри.
Чип сказал:
— Вы хотите сказать, что ваша должность не позволяет получить список имяномов местных номеров с аномальными тенденциями?
— Только, если я представлю Уни убедительные доводы, — сказал Король. — Одна фальшивая нота, брат, и доктора возьмутся за меня. А потом и вас подвергнут повторному обследованию.
— Да, конечно, аномальные есть повсюду, — сказала Пташка. — Ведь кто-то же пишет «Воюйте с Уни!» на стенах домов.
— Мы должны разработать способы, как им помочь найти нас, — сказал Чип. — Каким-то образом дать знать.
— И что потом? — сказал Король. — Что нам делать, когда нас станет двадцать или тридцать? Подадим заявку на групповое посещение Уни и взорвем его?
— Эта мысль и ко мне приходила, — сказал Чип.
— Чип! — воскликнула Снежинка, а Маттиола уставилась на него.
— Во-первых, — сказал Король, — Уни неприступен. И во-вторых, большая часть из нас там побывала, и нам не разрешат еще одно посещение. Или мы, по-вашему, пешком пойдем отсюда в Евр? Да и что мы станем делать с миром, в котором потерян контроль надо всем? Встанет производство, разобьются все транспортные средства, перестанут звучать сигналы гонгов. Что вы предлагаете — получить сущий пред-У-хаос и молиться на него?
— Если мы сможем найти номеров, знающих компьютер и теорию микроволн, — сказал Чип, — номеров, знающих Уни, возможно, мы смогли бы разработать способ перепрограммировать Уни.
— Если бы мы смогли найти этих номеров, — сказал Король, — если бы мы смогли привлечь их к нам. Если бы мы смогли попасть в ЕВР00001. Вы разве не понимаете, чего вы хотите? Невозможного! Именно потому я и дал вам совет не тратить попусту время на эти книжки. Мы не в силах что-либо изменить. Это — мир Уни, можете вы наконец принять эту простую мысль? Он был ему отдан пятьдесят лет тому назад, и он не отступится от своего предназначения — распространить гадское Братство на всю гадскую вселенную, а мы будем делать, что нам предписано — умирать в шестьдесят два года и ежедневно посещать ТВ-сеансы. Все, на что мы можем рассчитывать, — это выкурить трубку, позволить себе пару шуток и несколько дополнительных перепихов с возлюбленными. Давайте не будем терять то, что у нас есть, идет?
— Но если нас станет больше…
— Пой песню, Пташка, — прервал его Король.
— Мне не хочется.
— Пой песню!
— Хорошо, хорошо, спою.
Чип бросил на Короля яростный взгляд и вышел в темноту экспозиционного зала. Стукнулся бедром обо что-то твердое и, бранясь, двинулся дальше. Он отошел далеко от центрального прохода и кладовой; встал, потирая лоб, перед осыпанными драгоценностями королями и королевами, перед их безмолвными темнее-чем-темень стражами. «Король, — произнес он, — воображает, что он настоящий братобоец».