День совершенства

Чип со Снежинкой спустились по ступенькам, и площадь осталась позади.

— А кроме того, — продолжала прерванный разговор Снежинка, — там от восьми и до восьми пусто, и там бесконечное множество курительных трубок и забавных одежд, и потрясающих кроватей.

— Вы берете эти вещи?

— Мы не трогаем кроватей, — сказала она. — Но время от времени ими пользуемся. Торжественное собрание в конференц-зале было лишь в твою честь.

— Что еще вы делаете?

— Ну, сидим в кружке и понемножку жалуемся на жизнь. Этим по большей части занимаются Маттиола и Леопард. С меня хватает курения и секса. Король иногда забавно пародирует некоторые ТВ-передачи — подожди, еще увидишь, как ты теперь сможешь хохотать.

— Кроватями вы пользуетесь на групповой основе?

— Только попарно, дорогой. Мы не настолько Пред-У.

— А с кем ты ими пользовалась?

— С Пташкой, разумеется. Нужда — мать изобретательности. Бедняжка, мне теперь так ее жалко.

— Еще бы!

— Да, жалко! Ах, впрочем, там в экспонатах девятнадцатого века есть искусственный пенис. Она не пропадет.

— Король говорит, хорошо бы найти для нее мужчину.

— Хорошо бы. Ситуация стала бы гораздо лучше, будь у нас четыре пары.

— Вот и Король говорит то же самое.

Когда они проходили по первому этажу музея, освещая себе путь карманным фонариком, который был у Снежинки, в населенных странными фигурами потемках вспыхнул луч другого фонаря и раздался голос почти рядом:

— Эй, кто тут? — Они остановились. — Простите, — сказал голос. — Это я, Леопард.

Снежинка направила луч на автомашину двадцатого века, и фонарик в ней погас. Они подошли к сверкающему металлическому экипажу. Сидевший за рулем Леопард оказался старым круглолицым номером. На нем была шляпа с оранжевым пером. На носу и на щеках темнели коричневые пятнышки. Он положил на край окна машины свою руку с такими же пятнышками и сказал:

— Поздравляю, Чип! Рад, что вы выдержали.

— Далеко ли собрался ехать? — спросила Снежинка.

— Уже сгонял. В Япу и обратно. «Вольво» сейчас без горючего. Да и мокрый весь насквозь, сами понимаете.

Они улыбнулись друг другу.

— Фантастика, вы не находите? — сказал он, поворачивая руль и орудуя рычагом, торчащим под рулевым колесом. — Водитель от старта и до остановки полностью управлял машиной, используя для этого обе руки и ноги.

— Должно быть, головоломное занятие, — сказал Чип.

— Не говоря об его опасности, — добавила Снежинка.

— Зато очень забавно, — сказал Леопард. — Это настоящее приключение — выбирать, куда ехать, соображать, по какой дороге добраться до цели, соотносить свои маневры с маневрами других машин.

— Ошибиться при маневре — и погибнуть, — сказала Снежинка.

— Не думаю, чтобы это случалось так часто, как нам говорили, — сказал Леопард. — Если бы было так, они делали бы детали машин гораздо толще.

На это Чип возразил:

— Но это сделало бы их намного тяжелей, и они ездили бы еще медленней.

— А где Тишь? — спросила Снежинка.

— Наверху с Пташкой, — сказал Леопард.

Он открыл дверцу машины и, выходя из нее с фонариком в руке, сказал:

— Они расставляют все по местам. Натащили в комнату всякой ерунды. — Он подкрутил стекло вверх до половины и захлопнул дверцу. Его балахон был перепоясан широким коричневым ремнем, украшенным заклепками.

— А Король с Маттиолой? — спросила Снежинка.

— Где-то здесь.

Чип подумал; «Используют музейную кровать», — когда они шли втроем по залам.

Чип много размышлял о Короле и Маттиоле с того раза, как встретил Короля в медцентре и увидел, как он был стар — пятьдесят два или пятьдесят три, если не больше. Он раздумывал о разнице в возрасте между ними. Самое малое — тридцать лет. Он думал о том, как Король предложил ему держаться подальше от Маттиолы, и о ее больших слабее-чем-принято раскошенных глазах и о ее руках, маленьких и теплых, лежавших у Чипа на коленях, когда она сидела перед ним на корточках, уговаривая его принять новую, настоящую жизнь.

Они поднялись по неподвижно эскалатору и пошли по второму этажу музея. Два лучика от фонарей Леопарда и Снежинки танцевали по ружьям и мечам, по колбам ламп на проводах, по окровавленным боксерам, по королям и королевам в усыпанных драгоценными камнями и отороченных мехами одеждах, и по трем нищим калекам-оборванцам, выставляющим напоказ свои уродства и протягивающим руки для подаяния. Перегородка позади нищих была отодвинута, открывая узкий коридор, куда падал свет из открытой двери в левой стене. Слышался ровный негромкий женский голос. Леопард двинулся вперед и вошел в дверь, а Снежинка остановилась и оторвала кусок пластыря из пакета первой медицинской помощи.

— Здесь Снежинка с Чипом, — объявил, входя, Леопард.

Чип заклеил пластырем имяном на браслете.

Они тоже прошли к двери и попали в прокуренную комнату, где на старинных стульях сидели рядом две женщины — пожилая и молодая; в руках у них были ножи, которыми они крошили на столе коричневые листья. Это были Тишь и Пташка. Они поздоровались с Чипом за руку и поздравили его. У Тиши лицо было улыбчивое, покрытое сеточкой морщин; Пташка была явно смущена, рука у нее была горячая и влажная. Леопард стоял рядом с Тишью и раскуривал нагревательной спиралькой изогнутую черную трубку и пыхал дымом по бокам чубука.

Комната, довольно большая, была музейным запасником, дальняя часть ее была до потолка забита множеством Пред-У-реликвий совсем древних и не очень. Тут были разные механизмы, предметы мебели, картины, узлы с одеждой, оружие и инструменты с деревянными ручками, статуя «ангела» — номера с крыльями, с полдюжины открытых и закрытых коробок, маркированных ИНД 26110 с желтыми квадратными ярлыками по бокам. Оглядываясь по сторонам, Чип сказал:

— Тут всякой всячины хватит еще на целый музей.

— И ведь все настоящее! — сказал Леопард. — Многие вещи в экспозиции, вы это знаете?

— Нет, я этого не знал.

В передней части помещения стояли разнообразные скамьи и стулья. К стенам были прислонены картины, стояли коробки с разной антикварной мелочью и стопки старинных растрепанных книг. Внимание Чипа привлекла картина с изображением огромного камня. Он отодвинул стул, мешавший рассмотреть холст. Камень размером с целую гору парил над землей в синем небе, он был тщательно выписан и будоражил чувства.

— Какая странная картина, — сказал он.

— Таких странных здесь очень много, — бросил Леопард.

— На тех, что с Христом, — сказала Тишь, — он изображен со светлым кругом над головой, и вообще он мало похож на человека.

— Я их видел, — сказал Чип, глядя на каменюгу, — но нигде не видел ничего подобного этому. Потрясающе! Реальное и нереальное одновременно.

— Ты не сможешь взять картину себе, — сказала Снежинка. — Мы не смеем ничего брать такого, чего потом могут не досчитаться!

— Все равно нет места, куда я мог бы ее повесить.

— А как вам нравится быть недолеченным? — поинтересовалась Пташка.

Чип обернулся. Пташка глядела в сторону, в руках у нее была связка листьев и нож. Обе женщины продолжали сноровисто нарезать из листьев тонкую лапшу. Снежинка сидела с трубкой во рту; Леопард разжигал ее, уткнув нагреватель в головку.

— Это замечательно, — сказал Чип. — Чем дальше, тем чудесней. Я бесконечно благодарен вам всем.

— Мы сделали только то, что нам велено делать, — сказал Леопард, улыбаясь. — Помогли брату.

— Помогать предписывается не совсем так, — сыронизировал Чип.

Снежинка предложила ему свою трубку.

— Ты достаточно созрел, чтобы разок затянуться?

Он подошел к ней и взял трубку. Головка была теплой, табак подернулся серым пеплом и дымил. Чип поколебался, улыбнулся всем наблюдавшим за ним и поднес чубук ко рту. Коротко затянулся и выпустил дым. Вкус был острый, но приятный, что немало его удивило.

— Недурно, — сказал он. Повторил затяжку более уверенно. Часть дыма попала ему в горло, и он закашлялся.