Влюбленный странник

Поднявшись с кровати, он вышел на балкон. Знойное марево висело над горизонтом, море было удивительно тихим и спокойным. Он слышал тихий шелест волн, едва различимый шорох пальмовых листьев под морским ветерком, видел буйство алых и багряных цветов бугенвиллеи над террасой. Что значило все остальное перед лицом такой красоты?

— О боже! Мир — такой, каким создал его творец, — так красив! — вслух произнес он и в этот момент уловил какое-то движение внизу, под балконом. Наклонившись, он увидел поднятое к нему детское личико. Под балконом стояла Сорелла.

В руках у девочки, одетой в одно из тех платьев, в которых она выглядела особенно смехотворно, была огромная охапка цветов. Платье было из органзы в цветочек с оборками из тюля, но ноги девочки оказались босыми, и от этого выглядела она как принцесса, выдающая себя за нищенку. Рэндал облокотился о перила балкона и чуть свесился вниз.

— Доброе утро, Сорелла, — сказал он. — Разве в такое прелестное утро имеет значение что-либо еще?

— Какого рода вещи вы имеете в виду? — настороженно спросила девочка.

— Всякие скучные и важные вещи, которые, по мнению людей, необходимо делать, — ответил Рэндал. — Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Вещи, которые для тебя полезны, вещи, которые тебе помогут, вещи, которые позволят тебе многого добиться, вещи, которые надо сделать, потому что иначе все придут в ужас. Разве все эти вещи имеют значение? Вот о чем я говорю, Сорелла.

— Если бы они не имели значения, вы бы не спрашивали меня, имеют ли они значение, — ответила на это Сорелла.

Рэндал вдруг почувствовал, как внутри его вскипает раздражение. Конечно, сказанное было правдой, но почему-то ему совсем не хотелось эту правду слышать.

— Ты — самый несносный ребенок из всех, кого я знаю, — заявил Рэндал. — Почему ты не можешь смеяться, веселиться, как другие дети? Пойдем поныряем вместе в бассейне. По крайней мере, именно это я собираюсь сделать.

— Хорошо.

Сорелла неожиданно улыбнулась ему.

— Я спущусь через две минуты, — пообещал Рэндал, возвращаясь в комнату. — Я молод. Я весел. Я счастлив, — повторял он сам себе.

Рэндал надел плавки, он не забыл о том, что два нераспечатанных письма так и лежат на его кровати, словно обвиняя его в пренебрежении.

Стоя перед зеркалом, Рэндал причесался. Он не был бы хорошим драматургом, если бы не мог беспристрастно оглядеть свое отражение и найти его вполне приятным для глаз. Он загорел, теперь кожа его была цвета старой бронзы. Плечи у него были широкими, и хотя у Рэндала не было времени на физические упражнения, он вполне мог бы позировать скульптору для статуи молодого спортсмена.

Положив на туалетный столик щетку для волос, Рэндал повернулся к двери. Письма по-прежнему лежали там, где он их оставил.

— Черт бы побрал всех женщин! — пробормотал себе под нос Рэндал, сбегая по ступенькам.

Сорелла уже ждала его у бассейна. На ней было все то же старенькое синее купальное платьице, что в предыдущие дни. Явно с чужого плеча. Широкие складки были заложены по бокам и прошиты ниткой, не подходящей по цвету. Но, несмотря на принятые меры, платье сидело на Сорелле ужасно, и ей приходилось подвязывать его черным поясом, чтобы оно не соскользнуло с нее в воде.

Сорелла сидела на трамплине. Рэндал подошел ближе. Неприбранные черные волосы свисали по спине девочки, которая внимательно смотрела в чистую, прозрачную воду бассейна.

— На что ты там смотришь? — спросил ее Рэндал.

— Я представила себе, каково было бы лежать на дне и смотреть вверх сквозь воду, — ответила девочка. — Наверное, рыбам мы кажемся странными созданиями. Думаю, они считают нас чудовищами, живущими на небе.

Рэндал присел на край бассейна и погрузил ступни в воду.

— Ты всегда думаешь о подобных вещах, когда ты одна? — спросил он. — Лично я считаю, что рыбам живется совсем неплохо. Им ничего не надо делать, кроме как плавать туда-сюда, беседовать с другими рыбами и искать себе еду. Но хватит нам говорить о рыбах. Давай поговорим о тебе. Почему ты не купишь себе приличный купальный костюм?

Сорелла покрепче затянула черную ленту у себя на поясе.

— Люди редко отдают купальные костюмы, — сказала она. — Они любят покупать миленькие платьица с кружавчиками для милых маленьких девочек, но не купальные костюмы, не белье и не зимние ботинки. Такие вещи люди никогда не отдают.

Девочка говорила обо всем этом с угрюмой обреченностью, которая действовала сильнее, чем если бы те же слова произносились с горечью.

— Тебе действительно так тяжело живется? — спросил Рэндал.

Сорелла подняла на него глаза цвета воды в бассейне. Она ничего не сказала, но ответ был очевиден, и Рэндал мысленно обругал себя за то, что задал такой нелепый вопрос.

— Как ты вообще живешь? — спросил он. — Как справляешься? У твоего отца нет работы. Он сам сказал мне об этом. Похоже, работы у него нет уже несколько лет. И все же вы приехали сюда, а недавно побывали в Риме. А прошлой зимой были в Париже. Как вам это удается?

— О, мы справляемся, — неопределенно ответила Сорелла. — А почему вас так волнуют наши дела? Вы ведь сами говорили сегодня утром, что ничто не имеет значения. Спорим, я быстрее вас проплыву туда и обратно.

Произнеся это, Сорелла нырнула, и Рэндал последовал за ней, моментально забыв, пока гнался за быстро плывущей девочкой, как ловко она щелкнула его по носу за любопытство.

Сорелла, несомненно, умела плавать. Почти как рыбки, над жизнью которых она недавно размышляла. Она обогнала Рэндала не один раз, а трижды. Затем, когда они, утомленные, сидели на теплых камнях, Сорелла откинула с лица мокрые волосы и Рэндал подумал, что впервые с тех пор, как познакомился с девочкой, видит на ее щеках румянец.

— Где ты научилась плавать? — спросил он.

— Меня научил официант в Антибе, когда мне было семь, — сообщила Сорелла.

— Официант?

— Да, официант из отеля. Он был шведом и любил спорт. Он пообещал, что, если мы когда-нибудь встретимся зимой, научит меня кататься на лыжах. Но мы больше так и не встретились.

В ее спокойном тихом голосе не было сожаления, только констатация факта.

— Так вы с отцом останавливались в Антибе, когда тебе было семь? — спросил Рэндал. — Вы жили там одни?

— Нет. В Антибе было тогда полно народу, — с улыбкой ответила Сорелла.

Рэндал понимал, что его слегка поддразнивают в ответ на проявленное любопытство.

— Почему ты сказала, что я глупый в первый вечер, когда вы с отцом приехали сюда? — неожиданно спросил Рэндал.

Он давно собирался задать этот вопрос, но все не было подходящего момента. То ли потому, что с ними всегда был Дарси Форест, то ли его смущало то обстоятельство, что он задает вопрос ребенку.

— Это было грубо с моей стороны, и я извиняюсь, — сказала в ответ Сорелла.

— Но я не хочу, чтобы ты извинялась, — сказал на это Рэндал. — Я хочу знать, почему ты так сказала.

Сорелла поглядела на него искоса.

— Почему я должна вам это объяснять?

— А почему бы тебе не объяснить? — парировал Рэндал. — Ты словно заняла оборону. Почему? Я не нравлюсь тебе или обидел чем-то?

— Ни то ни другое.

— Тогда расскажи, что ты имела в виду в тот вечер, когда назвала меня глупым.

Сорелла разомкнула руки, обнимавшие колени, и, откинувшись, легла у бассейна. Глаза ее были закрыты, руки и ноги оставили мокрые следы на белом мраморе.

Под плохо подогнанным купальным платьицем Рэндал различал едва заметные выпуклости ее грудей. Сорелла росла и созревала, подумал он, но все еще во многом оставалась ребенком — растерянным ребенком, похожим на брошенных беззащитных детей, которых ему приходилось видеть на нейтральной полосе неподалеку от поля боя.

Вот кого напоминает Сорелла, вдруг понял он. Бездомных плачущих сирот, которые стояли вдоль дороги в Бирме или сидели в дымящихся руинах того, что было когда-то их домом.

— Скажи же мне, — настаивал он.

— Я подумала, что вы глупый, — сказала она наконец, — потому что вы позволили нам прийти сюда и нарушить ваш покой. Вы были один, и вам это нравилось. Вам очень не нравилось, что мы пришли. Я видела выражение вашего лица, когда вы лежали и загорали, а потом вошли мы. Вы были милы и вежливы, но вы все время ненавидели нас. Если бы мы вдруг упали и умерли, вы бы только обрадовались. А потом, когда надо было уходить, вы вдруг позволили нам остаться. Я тогда думала, что вы очень глупы, а теперь я не уверена. Папа заставил вас смеяться. Вы стали лучше есть и спать. И выглядите совсем по-другому.