Страница 95 из 100
— Н-да, это аргумент, — сказал Филипп. — Что же это за военпред такой, что никому не дает покоя?
— Уж-жасный человек! — повторил инженер. — Его прислали месяц назад. Герой какой-то войны, считает, что он лучше всех нас знает, что и как надо делать. Попросите наркома, вы с ним в хороших отношениях, пусть его уберут. Отдыхать пошлют, что ли. Он, говорят, и в армии был таким же бешеным.
— Да как его зовут?
Инженер даже опасливо оглянулся, прежде чем сказать фамилию: должно быть, военпред и в самом деле сидел у него в печенках.
— Мусаев Семен Николаевич.
Филипп улыбнулся.
— Не знаю, не знаю, мне он даже когда-то нравился.
Главный инженер с опаской посмотрел на директора.
— В самом деле? Но ведь это же ужасный человек. — Он растерянно развел руками. — Впрочем, может быть, тогда он был другим.
«Итак, этот неугомонный Семен опять на моем пути, — думал Филипп, оставшись один. — Должно быть, он чувствует себя там как в ссылке. Можно представить положение боевого солдата, отправленного в длительный отпуск. Жаль, я не спросил у этого инженера, как Семен попал на завод. Да и к инженеру надо внимательно присмотреться…»
На аэродроме Филипп снова встретился с уже бывшим главным инженером завода. Инженер поспешно отвернулся, чтобы не здороваться. Впрочем, настроенный очень благодушно, Филипп не обратил внимания на его обиду. Он искренне поздравил инженера с переводом на более тихую работу.
Инженер заметил, что Филиппа сопровождал известный конструктор, молодой человек с твердыми чертами лица, неразговорчивый, хмурый. Инженер поморщился. Да, новый директор заводит новые порядки. Можно представить, какую дисциплину введут эти люди… А раньше не было места тише и спокойнее Пушечного. Посторонние люди не вмешивались в дела завода, завод благополучно выполнял заказы. Никому и в голову не приходило, что можно оспаривать программу завода. И вот, пожалуйста, новый директор начал с того, что перечеркнул всю программу: десяток новых образцов бросается в производство. И это в дни, когда везде только и говорят о близкой войне! Старые образцы сняты, новые еще не освоены. Нет, он не хотел бы быть на месте нового директора и этого молодого конструктора с каменным лицом!
9
Филипп медленно шел по цехам. Каждый раз он по-новому видел завод. Вот и сейчас он внимательно улавливал происшедшие здесь перемены. Что же изменило облик завода? Новые цехи? Да, цехов прибавилось, завод расширял свое хозяйство — это уже комбинат, многие цехи превратились в самостоятельные заводы-поставщики. Сложные механизмы обновили завод. Но есть еще что-то новое в нем.
Филипп здоровался со знакомыми мастерами и инженерами, отвечал на дружеские приветствия рабочих; его хорошо знали и помнили здесь: столько лет он неизменно возвращался сюда, сначала студентом, потом инженером, затем заказчиком… Ах да! Он остановился среди механического цеха, где мостовые краны переносили тяжелые стволы к станкам, — на заводе обновили состав рабочих! Вот то, что казалось ему необычным. Именно так… И Филипп с обостренным любопытством оглядывал молодые лица рабочих, их быстрые движения. У многих из них на пиджаках были медали и ордена — награды за участие в финской кампании. Это были новые кадры. И он вспомнил старых рабочих, мастеровых по рождению. То были потомственные почетные мастеровые, они из поколения в поколение работали на этом заводе, жили своими домами, наделами, у них было хозяйство, коровки, лошадки, — в сущности, их нельзя было назвать пролетариями. Летом, завод почти прекращал работу, пушкари переселялись на луга, становились косарями, готовили корм для своей скотины. Дирекция поддерживала патриархальные отношения с рабочими: это было и дешево, и оберегало от всяческих неприятностей.
Но старые рабочие, медлительные, важные, гордые чувством собственного достоинства, придавали всему заводу характер неторопливости, заведенного порядка, который не мог быть ничем нарушен. Все делалось основательно, но медленно; каждое нововведение встречалось неодобрительными насмешками. И вот этой косности, этого застоя больше всего боялся Филипп.
Он стоял среди цеха, внимательно оглядывая молодые, строго нахмуренные лица рабочих, улыбался.
«С такими солдатами нельзя не победить!» — так сказал Кутузов. А старик знал, чем можно поднять дух армии. Все можно сделать, и сделать быстро!»
Белая эмульсия стекала по станкам, пахло пригорающим маслом, острым запахом раскаленного металла; пыль столбами стояла у освещенных солнцем окон. Автокары с журчанием, напоминающим текучие ручьи, бежали по проходу между станками, горками громоздились детали у рабочих мест — ритм был ощутимо быстр, но опытное ухо улавливало в нем еще некоторую перебивчивость: так бывает при пуске неотработанного мотора. Впрочем, все можно наладить и устранить. Именно этим и займется Филипп. Прежде всего.
10
Проходя через приемную, Филипп увидел, что она полна. Приезд нового директора всполошил всех: несмотря на выходной день, собрались начальники цехов. Чуть в стороне, у окна, сидел Мусаев. Филипп улыбнулся, увидев раздраженное лицо старого приятеля. Мусаев сидел в полной форме, знаки различия генерал-майора, новая гимнастерка, а лицо злое, раздраженное. Увидев Филиппа, он поднялся.
— С первого дня и заставляешь ждать, — хмурясь, пробормотал он, протягивая руку. — Людям отдыхать надо, а ты три часа по цехам ходил. Мог бы сначала отпустить их… — и пошел в кабинет вслед за Филиппом. Филипп пропустил его, задержался в дверях:
— Прошу простить, товарищи, через десять минут я начну прием.
Мусаев сел в кресло, поправил воротник гимнастерки, словно он душил его, сказал:
— Весь завод полон слухами: говорят, новая метла чисто метет. — Посмотрел на Филиппа искоса. — Ты что же, в самом деле решил здесь все вверх ногами поставить?
— Нет, на ноги, — усмехнулся Филипп.
— Не понимаю, — сказал Семен. — Куда же начальство смотрит? Ты тут будешь вводить новые образцы, а старые снимешь с производства, полгода потратишь на освоение. А если война?
— Если война — новые образцы именно и будут нужны, — миролюбиво ответил Филипп.
— Тебе виднее, — недовольно сказал Мусаев. — Я бы на твоем месте заменял постепенно. Сидим на пороховом погребе: тут не до жиру, быть бы живу…
— Я тоже знаю пословицы. Например, готовь сани летом…
Семен поморщился.
— Все отшучиваешься…
За дверью раздался всполошенный крик: «Включите радио! Немедленно!» В кабинет вбежала секретарь, воткнула вилку в розетку, испуганно посмотрела на директора, крикнула: «Филипп Иванович, война», — и, закрыв лицо руками, выбежала из кабинета. Семен подбежал к репродуктору, хотя на весь кабинет отчетливо звучал голос Молотова. Двери кабинета распахнули, люди на цыпочках входили из приемной и становились у стен, сдерживая дыхание. Вместе с начальниками цехов входили рабочие. Скоро кабинет был переполнен. Филипп стоял за столом, сжав кулаки так, что побелели суставы пальцев.
Война…
Филипп обвел медленным взглядом притихших, настороженных людей. Они молча ждали от него каких-то слов. Секретарь партколлектива протиснулся к столу. Филипп сказал:
— Товарищи, я должен был произнести, вступая в обязанности, первую речь. Для этого вы сюда пришли. Но сейчас мы услышали такие слова, после которых нам нужно немедленно приступать к работе. На удар мы ответим ударом. Наше дело — обеспечить силу этого удара. Еще сегодня мне пришлось услышать возражения на мой проект о немедленном переводе завода на производство новых образцов вооружения. Я знал, что возражения будут. Но мы должны ввести новые образцы немедленно, мы обязаны перед народом и Родиной. В каждом дне должно быть полных двадцать четыре рабочих часа. Весь технический коллектив завода переходит на казарменное положение до окончания освоения новых образцов вооружения. Приступайте к работе немедленно!