Страница 72 из 89
С немецкой стороны время от времени появлялись перебежчики. Теперь, когда обещания фюрера лопались одно за другим, как мыльные пузыри, неверие постепенно подтачивало воинский дух немецкой армии, и наиболее умные начинали думать о будущем… Показания перебежчиков тоже поступали сюда, но они требовали особо тщательной проверки. Только после того, как не оставалось никаких сомнений в правильности этих показаний, они становились дополнительными данными на зеркальном изображении обороны противника.
Летала воздушная разведка. Аэрофотоснимки перепроверялись здесь наземной разведкой и постепенно прибавляли новые данные к сумме ранее собранных.
В тылу действовала дальняя разведка. Редкие радиограммы — за каждой неизвестной рацией немцы охотились с большим остервенением, чем за подпольными группами сопротивления, — еще более увеличивали глубину видения обороны, настроений, резервов и намерений противника…
Подполковник извлек из сейфа последние документы, карты, сводки и предложил Сибирцеву приступить к работе по суммированию этих материалов, что будет совсем нетрудно.
— Особенно, если у вас действительно развито аналитическое мышление! — добавил он.
Георгий несколько стушевался.
— У вас есть еще вопросы, майор?
Сибирцев вытянулся, как-то глухо сказал:
— Простите, товарищ подполковник, может быть, я и не имею права… Но моя жена служит в армейской разведке, и я хотел бы знать, когда смогу повидать ее?
Масленников испытующе глядел на новичка. Он не мог не признать, что у этого молодого майора есть выдержка. Он ждал этого вопроса с первого мгновения встречи, но офицер молчал, и Масленников подумал даже, что это просто однофамилец мужа Стрельцовой, а если и тот самый Сибирцев, то, может, не знает, где теперь служит жена, и даже собирался задать наводящий вопрос. Но нет, офицер знал и молчал. Сильный характер!
Тем более не следует ослаблять его волю.
И подполковник спокойно спросил:
— Фамилия?
— Лейтенант Стрельцова.
— Вспоминаю. Хорошая разведчица. В настоящее время находится на задании. Я извещу вас, как только она вернется.
— Разрешите идти, товарищ подполковник?
— Да. Приступайте к работе.
Когда Сибирцев вышел, подполковник еще долго сидел за столом, подперев голову руками. Потом открыл нижний ящик стола, вынул оттуда заброшенный стилет, посмотрел на него и с нескрываемым отвращением швырнул обратно. Перед столом подполковника снова словно бы стояла Стрельцова, такой, какой она явилась к нему в последний раз за инструкциями. Красивая светловолосая женщина с синими глазами, смотревшими так, словно она запоминала все, что видела, запоминала навечно, чтобы потом когда-нибудь вспомнить и описать с точностью исследователя.
Подполковник тогда спросил ее о «людях Гейнца».
— О, они знали меня под другим именем и в другом месте! — равнодушно ответила Марина Николаевна.
— По у них, видимо, есть ваши фотографии?
— Несомненно! Но ведь и они — люди. Теперь им пришла пора думать только о собственной шкуре.
— А те, кто организует «вервольф»? Ведь они-то не уйдут до конца!
— Не думаю, чтобы у них что-нибудь вышло из этого «вервольфа»! Для партизанских действий нужны люди, верящие в свою правоту и пользующиеся полной поддержкой населения. А фашизм подорвал эту веру бессмысленной жестокостью. И потом, фашисты собираются применить тактику «выжженной земли» даже на собственной территории. Думаю, что при такой тактике у них не останется ни одного человека, который пожелал бы защищать фашизм…
— Я все-таки советую вам действовать осторожнее. Пока что фашисты не верят в наше скорое наступление. Значит, они тем более поддерживают свой хваленый порядок в ближнем тылу.
— На вулкане танцевать я не собираюсь, — усмехнулась Марина Николаевна. — Но если я должна быть в городе Дойчбурге, значит, там я обязана легализоваться. А это, несомненно, приведет к знакомству с полицией. Но «люди Гейнца» с полицией не сотрудничают. Только с гестапо. И потом, после покушения на самого Гитлера у них слишком много работы среди военных. Вряд ли их заинтересует безвестная беженка — немка из Риги… У них на подозрении слишком много генералов…
«Пожалуй, Марина Николаевна права, — размышлял подполковник. — После генеральского заговора против Гитлера гестапо проверяет чуть ли не все офицерство. Документы у Марины отличные. А поездка в Дойчбург просто необходима… И пожалуй, женщине легче побывать там…»
Он уже понемногу забывал о своем извечном недоверии к женщине.
Да, подполковник сочувствовал подчиненному, но, случись отправлять разведчицу при майоре, он все равно послал бы ее, — вот к какому выводу он пришел в результате своих рассуждений.
Подполковник встал из-за стола и долго ходил по кабинету, думая уже о том, что надо перебазировать авиационную разведку на дальние подступы, где выявлены какие-то неизвестные ранее рокадные дороги, идущие с севера на юг, параллельно линии фронта. И человек, который обсуждал сам с собой эти обстоятельства, был уже совсем не тот, который только что беспокоился о судьбе мало знакомой ему женщины.
Приняв молодого майора в свой отдел, Масленников, уже не забывал о нем. Он часто вызывал Сибирцева к себе для бесед. И когда майор обобщал собранные за сутки разведывательные данные, склеротическое, с красными прожилками на щеках лицо подполковника оживлялось, тонкие и бледные губы трогала улыбка. Это означало, что подполковник доволен — майор работал отлично.
Через несколько дней Сибирцев знал почти все, что относилось к его прямым обязанностям. Часы вечерних собеседований становились короче, и однажды подполковник многозначительно пообещал молодому офицеру какие-то перемены…
Что это за перемены, майор не знал, но понимал, что речь идет о чем-то большом и важном. Он видел, что через его руки проходят лишь разрозненные данные, которые потом сопоставляются со многими другими, неизвестными ему. Может, теперь его допустят к более важным материалам, и тогда он наконец узнает, где находится Марина…
А она, несомненно, находится где-то на самом краю этой орбитальной системы разведки, проникающей к особо охраняемым центрам вражеской обороны.
Ее не было на переднем крае, откуда поступали данные визуальной разведки, материалы о результатах ночных поисков, протоколы допроса пленных и перебежчиков. Не принимала она участия и в разведывательных полетах над территорией врага, которые давали тысячи метров фотопленки, требовавшей тщательной расшифровки. Но в руки Сибирцева все чаще попадали материалы дальней разведки, и он незаметно для себя утвердился во мнении, что в числе этих данных, авторы которых скрывались под номерами, могли быть и такие, которые добывала Марина. Особенно удачливым разведчиком считался номер 2-Зет, передававший сведения из глубокого тыла противника. И Сибирцев с каким-то странным трепетом ожидал данных этого неведомого разведчика, перемещавшегося по вражеской земле.
Однажды радиостанция этого разведчика замолчала. Сибирцев трое суток не ложился спать, ожидая позывных, но их не было. Масленников, вызвав майора на очередное собеседование, взглянул на него и отослал спать.
Однако майор пошел не домой, а к радистам. Всю ночь он провел в аппаратной, надеясь на чудо — вдруг 2-Зет заговорит в неурочное время.
Но волна была мертва, хотя один из аппаратов был все время настроен на нее. Утром в аппаратную зашел Масленников, увидел Сибирцева и отругал за невыполнение приказания. Однако даже в гневном голосе подполковника Сибирцев неожиданно уловил сочувствие.
Следующие три дня Сибирцев самозабвенно работал. Подполковник почти не встречался с ним. От него приходил ординарец, забирал данные и исчезал.
Однажды утром ординарец перехватил Сибирцева у входа в штаб и пригласил к подполковнику. Сибирцев вдруг почувствовал, как у него ослабли ноги. Он прислонился к косяку двери, постоял немного и последовал за солдатом.
Когда он вошел в кабинет, Масленников молча протянул ему расшифрованную сводку из квадрата 39Г. Этим шифром обозначался район города Дойчбурга, находившегося далеко в тылу немецкой оборонительной линии. Район этот неизменно интересовал штаб, но до сих пор, кроме сводок авиаразведки, никаких данных оттуда не поступало.