Страница 212 из 214
Завершится ли когда-нибудь вечный спор различных церквей и религий? Не похоже. Спор о том, чья вера старше и правильнее, часто в реальности носит более низменный характер борьбы за власть, влияние и деньги.
Так что отношение к экуменизму есть вопрос скорее политический, чем религиозный. Неприятие экуменизма обычно отражает стремление отгородиться от мира. Это проявление ксенофобии, страха перед остальным миром.
Есть, конечно, еще и узкие интересы разбухшего бюрократического аппарата разных церквей. Аппарат заботится о собственном благополучии и совсем не по-христиански выбивает себе льготы и привилегии. Не у Бога, так у государства.
Жена Путина, Людмила Александровна, тоже говорит о своей религиозности (они с мужем примерно раз в месяц бывают в церкви) и об огромной роли православия в России: «Вера может стать объединяющим началом для людей».
— В сущности, я всегда верила в Бога, — как-то заметила Людмила Путина, — просто раньше я этого не знала.
Сразу после избрания Путина президентом «Известия» взяли у него интервью. Главное впечатление известинцев: «Путин действительно считает, что страна несколько разболталась и что отдельных ее граждан не мешало бы слегка «построить».
Любопытно, что эти слова президента не вызвали у журналистов ни опасений, ни желания возразить.
Тем не менее расчеты тех, кто был уверен, что с его приходом в стране будет наведен железный порядок и начнутся массовые репрессии, не оправдались. Как минимум, пока.
Путин конечно же не коммунист. Он вовсе не мечтает вернуться к прежней, советской жизни. Он имел возможность оценить примущества развитого капитализма. Но он не принадлежит и к правому флангу. Даже те, кто работал с Путиным не один год, говорят, что совершенно его не знают, — он не раскрывается, он вещь в себе. Не так просто определить взгляды Владимира Путина. Скорее всего, у него просто нет целостной мировоззренческой системы. Едва ли он когда-либо утруждал себя такого рода абстрактными размышлениями. Рассказывая о себе, он практически не упоминает прочитанных книг (помимо «Щита и меча» Вадима Кожевникова).
Если он каким-то образом включается в дискуссии идеологического характера, то скорее потому, что у него есть твердое мнение по какому-нибудь конкретному поводу. Так случилось с гимном Российской Федерации.
Президент часто повторяет: давайте направим всю нашу энергию на созидание, давайте не будем раскалывать общество. Но зачем было тогда затевать, эту неприятную и ненужную дискуссию о гимне?
Президент ссылался на мнение большинства людей, которые хотят сохранить старый советский гимн на музыку Александра Васильевича Александрова, народного артиста СССР и генерал-майора. Это так. Но это часть правды. В реальности любой социологический опрос показывает огромный разброс мнений. Это свидетельствует о том, что у общества нет единой точки зрения. Предположим, сорок, пятьдесят, даже шестьдесят процентов населения за гимн Александрова. А мнение остальных разве не имеет значения?
Президент, как и все люди старшего поколения, воспитывался на положениях партийного устава, где говорится о подчинении меньшинства большинству. Но это принцип так называемого демократического централизма, который привел страну к диктатуре. А настоящая демократия предполагает обязательный учет мнения меньшинства. И Владимир Владимирович Путин — президент всех граждан, а не только тех, кто согласен с его точкой зрения.
Люди моего поколения и те, кто старше, — мы все привыкли к этой мелодии. Это верно. Правда, уже лет через десять в силу естественных законов сторонники старого гимна окажутся в меньшинстве. Вот мой сын-школьник открывает роман, написанный в советские времена, и читает такую фразу: «Его вызвали на бюро райкома и дали строгача с занесением». И для него это китайская грамота! Он даже не может понять, каким трагическим смыслом была наполнена эта формула (строгий партийный выговор с занесением в учетную карточку) для тех, кто жил в советские времена. Если завтра гимн Александрова не будет принят, его забудут так же скоро.
Я родился в хрущевские времена, и во мне гимн Александрова тоже пробуждает ностальгические чувства. Но для меня важно и то, что для кого-то этот гимн совершенно неприемлем по принципиальным, по морально-нравственным соображениям. Для них этот гимн ассоциируется не с полетом Гагарина, а с расстрелами, с ГУЛАГом, над которым словно в насмешку звучала музыка Александрова, с унизительным для страны застоем позднесоветского периода.
И речь идет о немалом числе людей. Если бы их было мало, в Кремле и по сей день заседало бы политбюро, Путин не был бы президентом, а продолжал бы, наверное, свою службу в Первом главном управлении КГБ СССР...
Если значительное число людей возражает против выноса тела Ленина из Мавзолея, значит, не надо этим сейчас заниматься, надо отложить это решение на потом. Так же следовало поступить и с гимном. Это можно понять на простом примере. Скажем, у тебя сегодня день рождения, а у соседа похороны. Можно, конечно, веселиться до упаду, гостей назвать, пить шампанское — мол, имею право. Но разумный человек не станет этого делать. Негоже шумно веселиться, если рядом горе.
На простом языке эта способность понять и принять во внимание чувства других людей называется нравственным чувством, на более официальном — государственной мудростью. Но надо понимать, что Путин твердо решил для себя: советский гимн должен быть сохранен. И он добился своего. Это черта характера.
Сложность состоит в том, что он избегает публично сообщать о своих намерениях, и люди часто не понимают, почему государственная машина добивается чего-то с упорством, достойным лучшего применения.
К особенностям нашей духовной истории относится то, что понятия «интеллигент», «интеллигентный», «интеллигенция» неизменно сохраняют откровенно пренебрежительный оттенок. С этим пренебрежением к интеллекту давно следовало бы покончить, но ничего не меняется.
Настоящий интеллигент в силу самой своей природы расположен к критике. Стремление ставить под сомнение то, что большинству представляется естественным, свойственно интеллигенту. Это и предопределяет конфликт интеллигенции с властью. Интеллигент считает своим долгом быть еретиком, идти поперек течения, говорить не то, что говорят другие, противоречить общепринятой точке зрения и вступаться за униженных и оскорбленных.
Поэтому интеллигентов так часто в нашей истории именовали антипатриотами, космополитами, предателями и осквернителями собственного гнезда.
Так было всегда. После подавления первой русской революции 1905 года Максим Горький ездил по всему миру и призывал не давать кредиты царскому правительству. Это тоже казалось кому-то страшно непатриотичным.
Но как должен поступать настоящий интеллигент?
Есть две линии поведения. Одна — решительно протестовать против глупых, вредных и преступных действий власти. Так посту-палиу скажем, Александр Солженицын и Андрей Сахаров. Другая линия — пытаться воздействовать на власть изнутри, сдерживать ее. Так поступали Александр Твардовский, когда он редактировал журнал «Новый мир», и академик Петр Капица, который постоянно писал то Сталину, то Молотову, то Хрущеву и всякий раз чего-то добивался.
Какая модель поведения правильнее?
Скажем, Твардовский, постоянно делая реверансы в сторону ЦК и цензуры, сумел все-таки превратить «Новый мир» в форпост либеральной мысли. Академик Капица, пользуясь своим авторитетом, сумел многим помочь, а будущего лауреата Нобелевской премии Льва Ландау вытащил из тюрьмы.
Но они вынуждены были держаться в определенных рамках и своим сотрудничеством придавали власти видимость респектабельности. И в этом их упрекали. Сахаров и Солженицын считали, что важнее всего следовать своим принципам, а компромисс с властью губителен. Сахаров говорил так: сделать ничего нельзя, но и молчать нельзя.