Гараж

Сидорин. А вы что, предпочитаете спать стоя, как боевая лошадь?

Тромбонист (в истерике). Будь проклят тот день, когда я купил машину…

Марина. До чего довели человека.

Тромбонист. ...Будь проклят тот день, когда я вступил в этот проклятый кооператив…

Наташа. Да успокойтесь, пожалуйста.

Тромбонист. …Будь проклят этот проклятый гараж.

Фетисов. Все, был музыкант, и нет музыканта!

Тромбонист. …Будь проклято это проклятое собрание!..

Жених (наклоняется над Сидориным). Товарищ председатель, я не хочу спать один и не буду. Я выброшусь в окно. Под вашу ответственность я покончу с собой…

Малаева (останавливает жениха). Куда, здесь высоко, вы разобьетесь.

Карпухин (кричит). Товарищи! Правление пошло на поводу у шизофренички… (Показывает на Малаеву.)

Секретарь. Верно!

Карпухин. И потом, что это значит? Спать-то? Как это — спать?

Жена Гуськова. Ну, спать!

Марина. Спать. (Начала сдирать с постамента муравьеда.)

Смирновский и Наташа занимают скамейку.

Смирновский. Будем устраиваться на сон здесь.

Аникеева (тщетно пытается остановить разгром). Не трогайте… Фетисов! Оставьте архара в покое. Как вам не стыдно, ведь вы же ученые. Товарищи! Марина, поставьте муравьеда на место!

Но пайщики, боясь, что не хватит «подушек», налетают на чучела, отдирают от постаментов и валят на пол. Никто не обращает внимания на призывы Аникеевой. Аникеевой неожиданно пытается помочь жених.

Жених (призывает к сознательности). Товарищи, мы должны защищать животных, а не наоборот.

К столу президиума подходит Карпухин. Пытается улечься рядом с женой Гуськова. Жена Гуськова решительно отпихивает Карпухина.

Жена Гуськова. …Хам, грубиян, отойдите! (Зовет Малаеву.) Леночка! Идите сюда, я приготовила вам царское ложе. (К Карпухину.) Нахал!

Малаева (тоже к Карпухину). Развратник! Подкрался!

Карпухин (даже растерялся). Да почему! У меня жена дома… (Вдруг сам отскакивает от стола.) Господи боже мой, ведь запах же отвратительный…

Жена Гуськова (расстроена). В кои веки достала живого карпа, такую очередь отстояла. И теперь из-за этого собрания все продукты испортились… (Уносит куда-то сумку.)

Тромбонист. Я вспоминаю эвакуацию, ташкентский вокзал.

Кушакова подсаживается к Сидорину, лежащему на полу.

Кушакова. Прежде чем вы заснете, извольте дать мне справку, тряпка.

Сидорин. Какую еще справку, рыночная моя?

Кушакова. Вот вам бумага, ручка, пишите. (Протягивает блокнот Сидорину.)

Сидорин. Что писать?

Кушакова. Пишите, я продиктую. (Диктует.) Справка дана гражданке Кушаковой А. А. в том, что она провела ночь в зоологическом музее на общем собрании гаражно-строительного кооператива «Фауна»…

Сидорин. Куда справка?

Кушакова (цедит сквозь зубы). Для мужа моего. У меня муж ревнивый… В присутствии такого-то количества свидетелей…

Сидорин. Свидетелей чего?

Кушакова. Подпишитесь и поставьте печать, пошляк.

Сидорин (ехидно). Завидую… Как вы с мужем-то живете. Не жизнь, а именины сердца. Печать у нее, верная моя. (Показывает на секретаря.)

Кушакова находит секретаря, которая улеглась на бегемоте.

Кушакова. Шлепните печать!

Секретарь достает из-под головы сумочку, из сумочки печать, прижимает к бумаге, которая становится отныне документом, прячет печать и мгновенно засыпает.

Сын Милосердова. …Раз пошла такая спячка, может, мы свет погасим?

Тромбонист. Правильно…

Марина (с издевкой). Только давайте голосовать сначала, можно ли погасить свет?

Хвостов выключает свет. Теперь все пайщики страдают в темноте.

Тромбонист. Ой, в темноте страшно.

Карпухин (ворочаясь). Мне жестко…

Марина. А я не умею спать одетой.

Наташа. Лишь бы никто не захрапел.

И будто в ответ на ее слова храпит спящий толстый пайщик.

Тромбонист. Эй, кончай там безобразничать!

Наташа. Карпухин, это вы храпите?

Карпухин. Ты за собой последи. Чем ты вообще занимаешься, аспиранточка? Тема твоей диссертации лженаучна, ты типичный псевдоученый. Изучаешь серебристого журавля, а он, между прочим, гнездится за границей, у нас бывает только пролетом… Этот журавль в небе вообще не наша птица.

Смирновский (с легкой насмешкой). Вы уж не серчайте, дорогой Карпухин. Серебристый журавль птица темная, она газет не читает и поэтому представления не имеет, наша она или капиталистическая.

Неразборчивые голоса и смех пайщиков.

Фетисов (вдруг запел). Темная ночь, ты, я знаю, родная, не спишь…

Аникеева. Этого еще не хватало, Фетисов, замолчите.

Тромбонист. Перестань фальшивить, певец!

Малаева (задумчиво). Есть такое стихотворение: у верблюда два горба, потому что жизнь — борьба.

Фетисов (тоскливо). Зачем я только в город переехал? На родине все неподдельное: дома деревянные, воздух свежий, лес зеленый, звери бегают, а здесь…

Сын Милосердова (поет). Спи, моя радость, усни…

Фетисов и пайщики смеются.

Марина и Сын Милосердова (поют вместе). .…в доме погасли огни-и-и…

Сын Милосердова. Товарищи, подхватывайте!

Хвостов поднимается, садится, затем уходит куда-то вглубь…

Хор пайщиков (поют недружно).

Смирновский (вдруг). Товарищи! А я не согласен с Малаевой! Как это определить: кто лучше, кто хуже? По какой шкале? Все внесли одинаковую сумму, у всех одинаковые права. Вы знаете, я предлагаю бросить жребий.

Аникеева (безапелляционно). Жребий — это не наши методы. Мы не в карты играем.

Смирновский. Причем жребий должны тянуть все, даже правление.

Голоса пайщиков. Верно, верно, жребий. Пусть и правление тянет. Пусть тянут все.

Сидорин (садится на полу). Насколько я понимаю, полусонные мои, собрание стихийно продолжается. Ну что же, давайте продолжим прения. Но я не могу ходить в потемках.

Кто-то включил свет. Однако замученные пайщики продолжают валяться на своих лежанках, и собрание возобновляется, но на этот раз в бивуачно-туристском стиле.

(Смирновскому.) Павел Константинович! Вы крупный ученый, говорят, с мировым именем. Вы — член-корреспондент, в институте все зависят от вас, кроме меня. Я всего-навсего ветеринар. Если вас даже академиком изберут, звери от этого болеть не перестанут, их надо лечить. Поэтому, бесценный мой, я вам скажу правду в глаза: у вас на одну семью два гаража.

Смирновский. Ну что ж, мы с Мариной будем испытывать судьбу так же, как и все.

Сидорин. …Но правление-то имеет преимущества.

Смирновский. Галантерейный мой, правление дискредитировало себя.

Аникеева (кряхтя поднимается на скамейке). Ох, Павел Константинович, бок отлежала… Я глубоко уважаю вас как ученого, но ваш моральный облик…

Смирновский (думая, что разговор пойдет о Наташе). Так, интересно.