Красная луна

Самолет трясет. Или это его трясет? Мужчину слегка колотит, будто душа вот-вот выскочит из тела. Сердце бешено стучит. Он дышит прерывисто и с трудом. Трой что-то говорит, его губы шевелятся, но мужчина ничего не слышит.

Он расстегивает ремень безопасности, и пряжка щелкает, словно нож с выкидным лезвием.

Зря Патрик взял в аэропорту большую кока-колу. Но ведь надо было как-то бороться с сонливостью, а кофе он не пьет. Кофе на вкус ужасно гадкий. А большая кола стоила всего на десять центов дороже средней. Так что он подумал: какого черта. Такое уж паршивое сегодня выдалось утро. Сплошное «какого черта». Отец бросает сына, бросает работу в «Энкор стим» и отправляется на войну, его срочно мобилизовали. А Патрик бросает отца, бросает Калифорнию, друзей, школу, бросает все, из чего состоит его жизнь, из чего состоит он сам. Так и хочется разбить кулаком окно, что-нибудь поджечь, врезаться на машине в кирпичную стену, но нужно оставаться спокойным. Нужно просто сказать себе: какого черта. Ведь он обещал отцу.

«Патрик, я все прекрасно понимаю. Я и сам не хочу никуда уезжать. И ты тоже не хочешь ехать. Но нам придется. Это же всего на один только год. Представь, что едешь на каникулы. Заодно и маму получше узнаешь».

Целый год. Именно столько отцу предстоит там прослужить. А Патрику придется смириться и терпеть.

А теперь ему приспичило в туалет. Сидит он возле окна, а рядом две женщины, и перед каждой на столике раскрытый ноутбук. Так что просто протиснуться мимо не выйдет. Надо просить женщин, чтобы встали и выпустили его. Настоящее представление, все пассажиры вылупятся на Патрика и смекнут: «Вот этому пацану приспичило в туалет». И будут думать об этом, когда он закроет дверцу пропахшей моющим средством уборной, расстегнет непослушную молнию, держась за стенки, чтобы не упасть в трясущейся кабинке. Может, он дотерпит? Но с другой стороны, до Портленда еще целых два часа, а мочевой пузырь так раздулся, того и гляди лопнет. Патрик уже почти решился вежливо дотронуться до запястья соседки. И тут вдруг через два ряда от них стремительно встает мужчина в темно-сером костюме.

Лицо у него бледное и потное. Он весь едва заметно дергается, тело незнакомца будто вибрирует. На лоб из зачесанной набок челки выбилось несколько непослушных седых прядей. Может, его укачало? Плохо переносит турбулентность? Мужчина ковыляет по проходу и захлопывает за собой дверцу туалета.

Патрик чертыхается сквозь зубы. Теперь придется ждать, да еще вдобавок этот тип все там заблюет, запачкает зеркало и дверную ручку. Проходит три минуты. За это время Гэмбл трижды оборачивается и проверяет, не освободилась ли уборная. Хоть бы дверь уже поскорее открылась. Но каждый раз Патрик замечает все новых людей, становящихся в очередь. Все они с насупившимися лицами ждут в проходе, сложив руки на груди. Видимо, и ему тоже надо туда встать.

Патрик отстегивает ремень и открывает рот, чтобы обратиться к соседке. Но тут из хвостовой части самолета внезапно доносится громкое рычание. Какой странный звук, абсолютно не похожий ни на гул двигателей, ни на голоса пассажиров. Уж не случилось ли чего-нибудь с самолетом? Патрик вспоминает, как в новостях рассказывали про проблемы в авиации: во многих авиакомпаниях пренебрегают регулярными техосмотрами, а некоторым машинам вообще не следует подниматься в воздух. Может быть, из-за турбулентности разболтались крепления, на которых держится хвост?

Снова рычание — протяжный горловой звук, явно не механический шум, больше похоже на какое-то животное. Разговоры в салоне смолкли, слышен лишь скрип кресел — обеспокоенные пассажиры оборачиваются.

Дверь уборной распахивается.

Сначала погибает лысый мужчина в футболке худи с эмблемой в виде футбольного кубка: именно он стоял первым в очереди. Дверь отбрасывает его назад. Падать некуда — места слишком мало, и он упирается спиной в стенку. А из туалета вырывается нечто, неясный серый призрак. Мелькают когти, покрытое шерстью тело с вздувшимися мышцами. Крик лысого мужчины смолкает, когда тварь выбрасывает вперед руку. Или лапу? На горле несчастного словно бы распахивается второй раззявленный рот, он пытается зажать рану руками, каким-то образом остановить кровь. Но кровь брызжет между пальцами. Тишина сменяется воплями, звук нарастает и падает, как вой сирены.

Тварь устремляется вперед по проходу.

Патрику невольно вспоминается опоссум, которого как-то поймал отец. Они живут на маленькой ферме неподалеку от Сан-Франциско, рядом с Догтауном. Пол-акра грядок, засаженных морковкой и помидорами, кусты малины, три козы, пчелиные ульи и курятник. Однажды ночью суматошно закудахтали куры, и отец бросился во двор, освещая дорогу фонариком, но нашел лишь кучу перьев, осколки скорлупы и полумертвую наседку с оторванным крылом и перекушенным горлом. Они поставили капкан (клетку с дверью на пружине) и положили приманку (вареные яйца и переспелые бананы). Следующей же ночью опоссум попался. Зверь метался в клетке, шипел, бросался на прутья и грыз их острыми, как иглы, зубами. Учитель естествознания как-то сказал им, что животные чувствуют иначе, чем люди. Но в тот момент Патрик понял: учитель ошибается. Опоссум чувствовал в точности как человек. Он испытывал гнев и ненависть и хотел убить их за то, что с ним сотворили. Патрик знал: опасности нет, клетка выдержит, а отец сейчас принесет ружье и пристрелит хищника. Но все равно старался держаться от капкана подальше и вздрагивал всякий раз, когда животное бросалось на прутья.

Конечно, Гэмбл знает, что это за тварь. Это волк-оборотень, или ликан. Сотни раз он слышал о ликанах, читал про них в книгах, газетах и учебниках, видел их в кино и по телевизору. Но ни разу не встречал оборотней в реальной жизни. Ведь трансформация строго запрещена.

Ликан перемещается так стремительно, что движения его почти неразличимы. Вроде бы похож на человека, только весь покрыт серой шерстью, точь-в-точь как тот опоссум. Мелькают клыки. Из распоротого кресла вываливается клок пористого пластика, похожего на белый жир. Кровь живописно брызжет на иллюминаторы, капает с потолка. Тварь передвигается то на двух, то на четырех конечностях. Спина чуть согнута. Вместо лица — тупорылая морда. Изогнутые острые зубы напоминают костлявые пальцы: не оскал, а кулак скелета. Ручищи жадно тянутся вперед, длинные когти рассекают воздух. Вот лицо молодой пассажирки рвется на части, словно маска. Вот из чьего-то живота вылезают кишки. Вот чье-то горло расцветает жутким кровавым поцелуем. Вот маленький мальчик взлетает в воздух и ударяется о стену.

Самолет содрогается. Командир экипажа что-то кричит по громкой связи, но слов не разобрать, их заглушают вопли. Кто-то рыдает. Кто-то молится. Некоторые пассажиры вылезли из кресел, сгрудились в передней части салона и молотят руками и ногами в дверь кабины пилотов, в отчаянии бьются в нее плечами: они так хотят попасть внутрь, спрятаться от приближающегося к ним по проходу ужаса.

Патрик вспоминает, как недавно сидел перед телевизором, бесцельно переключал каналы и наткнулся на какое-то ток-шоу: выступал немолодой мужчина с ежиком седых волос и совершенно детским круглым лицом. Уставившись прямо в камеру, он говорил о ликанах, об акциях протеста в Вашингтоне и о положении в Республике: «Черт с ним, с равноправием. Никто не посмеет заявить, что у меня и у моей собаки равные права. И ответственность за это несу не я, а природа».

Отец тогда взял пульт и выключил телевизор.

— От разглагольствований этого субъекта у меня пропал аппетит, — сказал он, ковыряя вилкой спагетти и размазывая по тарелке красный соус.

Лицо у него было бледное и опухшее: накануне ему сделали кучу прививок. В случае укуса вакцина должна задержать распространение инфекции. Отъезд планировался уже через несколько дней. Калифорнийский отряд, инженерная бригада номер двести тридцать пять, сначала отправится в Петалуму и будет целую неделю усиленно заниматься подготовкой, а потом полетит в Республику. Основная задача — расчищать дороги и обезвреживать мины. В последнее время там обнаруживают все больше самодельных взрывных устройств, все чаще натыкаются на засады, в Республике постоянно завязываются перестрелки. Ликаны сражаются при помощи ружей и когтей, они не желают терпеть американцев на своей земле, хотят, чтобы военные покинули их страну. Битком набитый зеленый рюкзак отца стоял в коридоре, и Патрику при виде него представлялся гигантский желудок, который вытащили из убитого на охоте оленя.