Дядя Икс

Вообще-то учительница им часто говорит:

— Думайте, дети, думайте!

Но не про Пата же она велит думать, а совсем про другое. Медленно и четко Валентина Федоровна читает вслух задачу:

— «Мальчик нарисовал десять флажков. Семь флажков он раскрасил…»

Если бы в задаче спрашивалось, сколько флажков мальчику осталось раскрасить! Ясное дело: три флажка. Так нет же! «На сколько больше флажков он раскрасил, чем ему осталось раскрасить?» Вот как заковыристо поставлен вопрос!

Кирилка вздыхает, вытягивает шею и заглядывает через плечо сидящей впереди Наташи Роговой.

В Наташиной тетрадке уже написано:

Так ведь он так и подумал! Но Наташа сразу пишет на другой строчке:

Почему?! Кирилка в смятении. А Наташа уже выводит:

«Ответ: на 4 флажка больше».

— Кирилл, иди к доске! — раздается голос Валентины Федоровны. — Я вижу, ты не совсем разобрался. Будем рассуждать вместе.

На доске висят картонные планки с прорезью, вроде кассы для букв, только без отделений. В прорези торчат десять белых флажков.

Учительница берет со стола семь красных флажков и заменяет ими семь белых.

— Видишь, мальчик уже раскрасил часть флажков, — говорит она. — Сколько ему осталось раскрасить?

— Три, — отвечает Кирилка.

Валентина Федоровна раздвигает в стороны белые и красные флажки, так что между ними образуется промежуток.

— Каких флажков больше? На сколько больше? Понял!

Кирилка записывает решение на доске и, успокоенный, возвращается на свое место.

А тут и звонок. Вместе с Петькой они выскакивают в коридор. Болтай о чем хочешь!

Надоеды

Из школы домой Кирилка всегда бежал со всех ног. Гордеевна строго-настрого велела ему нигде не задерживаться: ей надо накормить его обедом и при себе хоть на часок выпустить погулять. Вместе с Патом погулять? А вот тут — знак вопроса.

Кирилка и не задерживался: во весь дух мчался домой. Зато Петька задерживался чуть ли не каждый день.

Петька взбегал по Кирилкиной лестнице, тыкал пальцем в звонок, прежде чем Кирилка успевал вытянуть из кармана ключ, и врывался в квартиру раньше самого Кирилки.

— Здрасте, здрасте, — говорил он Гордеевне, сбрасывал с ног сапоги так, что они летели в разные стороны, в одних носках бежал к Пату, спавшему в комнате на подстилке, гладил его двумя руками и целовал в нос.

— В нос целовать нельзя! — ревниво говорил Кирилка. — Изнежишь собаку.

— В пальто в комнаты не влезают, — ворчала Гордеевна.

Все эти замечания не производили на Петьку никакого впечатления. Он считал, что раз они с Кирилкой в одной звездочке, значит, ему все можно.

При виде того, как Пат, повизгивая, лижет красным язычком Петькину щеку, у Кирилки на душе точно мышь легонько скреблась. Но Пат, лизнув проворного Петьку, кидался к Кирилке, и мышь сразу убегала.

Мальчики мыли руки в кухне над раковиной и садились за стол.

Сначала Петька непременно отказывался сесть за стол:

— Да ну, не надо. Я ведь в школе обедал.

— А обед на обед не палка на палку, — говорила Гордеевна.

Поломавшись, Петька усаживался. Украдкой они с Кирилкой пинались под столом ногами, от этого обед становился еще вкуснее.

Кончив есть, оба дружно говорили «спасибо», перемаргивались, и начиналось то, для чего, собственно говоря, Петька так сильно задерживался.

— Тетечка Гордеевна, — говорил Петька умильным тоном, — можно мы…

— Нет! — как ножиком отрезала Гордеевна, сразу догадавшись, о чем будет клянчить Петька.

Трудно начать, а продолжать уже легче. Кирилка присоединялся к Петьке:

— Ну, Гордеевна! Ну, миленькая! — Он терся головой о локоть Гордеевны.

— Ты мне котенка не изображай! — ворчала Гордеевна, мимоходом, совсем невзначай, погладив Кирилкину голову. — Надоеды!

Петька подступал к Гордеевне и бил себя кулаком в выпяченную грудь.

— Головой отвечаю!

— А голова твоя глупая мне совсем ни к чему, — говорила Гордеевна. — Что я буду с ней делать? Кабы еще двор из наших окон был виден… А то ведь не видать двора.

— А мы на канале, возле самой решетки, — предлагал Кирилка. — А вы на нас глядите!

— Только мне и дела, что у окна торчать! Уж на улицу-то нипочем не пущу.

Петька толкал Кирилку кулаком в бок, и оба бухались на колени у самых ног Гордеевны и простирали к ней руки.

Это Петька выдумал такой цирковой трюк, Кирилке ни за что бы в голову не пришло.

Увидев их на коленях в первый раз, Гордеевна отпрянула:

— Да вы что? Совсем ополоумели?

В другой раз сказала:

— Вот возьму да отстегаю ремешком. Клоуны!

— Стегайте! — проникновенно воскликнул Петька. — Только разрешите!

Гордеевна поглядела на них с любопытством:

— Можно подумать, что жизнь ваша от этого зависит…

— Зависит, зависит! — завопил Петька.

— Зависит! Зависит! — вторил Кирилка.

Гордеевна вздохнула, пробормотала задумчиво:

— Ну что ты будешь делать! — и сняла с гвоздя поводок. — Но из двора ни ногой! А ежели чего неладно будет, больше я с вами незнакома. И ты, Кир, меня только и видел, так и знай!

Один раз Гордеевна поддалась, а уж потом они часто кубарем катились по лестнице, Пат у Кирилки под мышкой — не ждать же, пока он сам проковыляет вниз на своих коротеньких ножках.

Во дворе они спускали Пата с поводка. Пат скакал, резвился, бегал кругами, гонялся за ребятами. К ним сбегались все, кто гулял во дворе. Кирилка с Петькой очень гордились Патом, позволяли его гладить лишь в виде особой милости. Кирилка понимал, что без Петьки ему вряд ли добиться этих прогулок, и прощал Петьке все его самоуправство: хватает, целует Пата, будто песик его больше, чем Кирилкин…

Племянник Вит

Говорливостью Гордеевна не отличалась. На вопросы Кирилкины отвечала, воспитывала их с Петькой: «Вилку держите в левой руке, а ножик в правой», «Не вытирайте пальцами нос, для этого платок существует», «Ногами так не размахивайте, когда на полу валяетесь, сокрушите что-нибудь. Боритесь по-человечески!» Но большею частью она молча и быстро занималась хозяйством: стряпала, мыла посуду, вытирала пыль, успевала постирать Кирилкины рубашки, что-то починить и заштопать. Не до разговоров ей было.

Но вот как-то, поглядев, как Кирилка пыхтит над примерами, Гордеевна сказала:

— А мой племяш, бывало, примеры, как семечки, щелкал, больше всего любил арифметику. Вот с русским у него случались нелады, иной раз таких ошибок насажает, что сам диву дается.

— Племяш? — Кирилка слушал о большим интересом. — У вас есть племянник?

— А как же! Водится у меня племянничек.

И вдруг Гордеевна разошлась. Минут десять, не меньше, рассказывала Кирилке про своего племянника. И озорник-то он, и растяпушка: то в лужу угодит, то свалится откуда-нибудь. Но добрый. И выдумщик: с ним не соскучишься.

— А как его зовут? — спросил Кирилка.

— Вит… — Гордеевна помешкала и закончила: — … тка. Витька, значит. А можно и просто Вит, почему же нет?

— Конечно, — согласился Кирилка. — А где он?

— Вырос уже. Ну, давай решай примеры. Это я так, к слову.

Кончив учить уроки, Кирилка спросил:

— А ваш племянник дрался, когда был школьником?

— Да уж не без этого, — охотно отозвалась Гордеевна. — Но вот уж рыбок он никогда не забывал накормить, такого за ним не водилось.

Покраснев, Кирилка побежал к аквариуму.

— Когда мать приходила усталая с работы, наш Вит никогда не шумел, — говорила Гордеевна, — всегда старался помочь да позаботиться. И нюни по пустякам не распускал. Если, например, свалится с подоконника и немножко разобьет колено.

Прочно поселился у них в квартире племянник Вит. Нередко Гордеевна пользовалась его именем.

Однажды придя из школы, Кирилка весело сообщил: