Страница 19 из 29
— Проходи, девочка, садись, — сказала она приветливо. — Ты ведь Бодровой дочка? Мама за чем-нибудь прислала?
Аня присела на стул и подобрала ноги.
— Спасибо.
Накручивая на палец бахрому теплого платка, Аня одним духом проговорила:
— Дайте мне, пожалуйста, книжечку какую-нибудь почитать.
Александра Николаевна ласково взглянула на смущенное лицо девочки:
— Читать, значит, любишь?
— Так бы всё и читала, было бы чего, — пробормотала Аня.
— Какую же я тебе книжечку дам? Я без ребят и не знаю… А их дома нет.
— Ни одного нет? — Аня подняла голову, почему-то вдруг перестав стесняться.
— Ни того, ни другого нет. Алеша к Варе в Ленинград поехал, молоко отвезти. А Ленька где-то на улице бегает.
Теперь Аня отчетливо разглядела жену Петренкова. У Александры Николаевны было полное спокойное лицо и добрые глаза, окруженные легкими морщинками. Темные с проседью волосы ее были зачесаны назад и на затылке скручены в маленький тугой узел.
«Славная она, — подумала Аня. — Но нисколько на нее Алеша не похож».
Несколько минут просидев молча, Аня встала:
— Ну, пойду.
— Посиди, чего ты! — сказала Александра Николаевна. — Расскажи, как вы с матерью живете? Отец-то пишет?
Аня рассказала немного про папу и маму. Потом, осмелев, спросила:
— Кажется, ваш старший сын очень хорошо учится?
— Алексей у нас молодчина, — ответила Александра Николаевна и почему-то вздохнула. — Он и сам учится хорошо и Леньку тянет. Ленька-то тоже способный, да ленивый. Что ему нравится, то и делает. Вот математику любит, так это у него ничего, идет. А по литературе, по истории — одна беда.
Она разгладила шов и быстро прострочила его.
— Да, самостоятельным Алексей растет, — продолжала Петренкова. — И упорный. Чего захочет, так добьется. В деревне на Алтае когда были, верховая езда ему не удавалась. Падал он с лошади. До крови разольется другой раз, а снова лезет. И научился ездить. Тихий он такой, сдержанный, всё у него внутри. Не то, что Ленька, у того душа нараспашку. Будто и суровый Алексей-то, так кажется. А вот, к примеру, заболела у нас Варька. Так он за 15 километров в районную аптеку бегал. По морозу… И Леньке он как за старшего, уступает ему. А ведь чуть-чуть постарше… Уж так мы его полюбили, Алексея, так полюбили!
Всё время Аня жадно слушала, не спуская с Александры Николаевны внимательных глаз, но тут она заморгала от удивления. Ей показалось странным, что Петренкова сказала о сыне: «Полюбили». Вдруг бы анина мама так сказала об Ане: «Полюбила я свою доченьку». Ане стало смешно. Да ведь мама ее всегда любила, еще когда Аня ни ходить, ни говорить не умела, а не то, чтобы она ее потом полюбила…
— Трудно ему сперва было на крестьянской работе… — Александра Николаевна внезапно замолчала и потом совсем другим голосом, не задумчивым, а живым и громким спросила входившего Алешу:
— Ну, рассказывай, как они там?
— Хорошо. Привет всем от Вари, — Алеша снял у двери пальто и шапку и подошел к Ане.
— Здравствуй.
Аня слегка покраснела.
— Здравствуй.
И застенчиво улыбнулась, подумав: «А я знаю, что ты с лошади падал».
— Дай ей книжку почитать, — сказала Александра Николаевна.
Алеша ушел в горницу и через минуту вернулся с книгой в руках.
— Вот «История одного детства». Очень хорошая книга. Не читала? Это мне Варя в Ленинграде в библиотеке достала. Только смотри не испачкай. И очень долго не читай: ее отдавать надо. Ты в каком классе?
Он говорил спокойно, просто, точно знал Аню давным-давно.
— Я только в четвертом! — тихо сказала Аня. — Мне учительница говорила… Но только трудно это…
— Что трудно?
— Она сказала: позанимайся хорошенько и сдай за пятый класс, тогда осенью сразу в шестой переведем. У нас Стеша Логунова так сделает, она сможет, а я нет. У меня арифметика хромает. В диктовке я ошибок не делаю, а задачи не выходят.
Алеша мельком глянул на Аню и в раздумье сдвинул брови.
— А с остальными предметами справишься?
— Справилась бы. Занималась бы и занималась. А вот задачи…
— Знаешь что?.. Хочешь, я займусь с тобой арифметикой?
Аня замерла от удивления и радости.
— О-ой! Правда?
— Попробую, — сказал Алеша.
Сердце у Ани билось, и ей хотелось петь, когда, прижав к груди взятую у Алеши книгу, она бежала домой.
«Неужели перешагну через класс? Неужели своих догоню?»
Сбор в Подгорной школе
В это воскресенье Аня проснулась с мыслью, что сегодня должно случиться что-то очень интересное. Спросонок она не могла сообразить, что именно будет, а просто улыбнулась от радости.
«Чему я радуюсь?» — спросила она себя, торопливо натягивая платье; не хотелось терять ни минуты этого дня. И тут же вспомнила: «Да ведь сегодня приедут ленинградские школьницы, книги привезут».
Мама была в этот день дома. Аня только отнесла пойло корове да накормила поросенка, а больше не стала возиться по хозяйству и со всех ног помчалась в школу. Она думала, что, пожалуй, придет первая. Но ошиблась: многие ее опередили.
На сцене школьного зала, прямо на полу, лежал Саша Терентьев и толстой кистью вырисовывал большие буквы на длинной полосе бумаги:
«Да здравствует 28-я годовщина. Великой Октябрьской Социалистической Революции!»
Примостившись на верху стремянки, Маня Груздева прибивала к бревенчатой стене пихтовые ветки. Катя Носкова, задрав голову и привстав на цыпочки, подавала ей всё новые мохнатые лапки. Ребят в зале толпилось немало…
Аня сейчас же нашла себе занятие: тоненькой кисточкой подравнивать края букв на одном из плакатов.
Саша Терентьев, вихрастый мальчик лет двенадцати, встал с пола и довольно оглядел зал.
— А ничего мы встретим ленинградцев, — сказал он тоном хозяина. Саша гордился: ведь это он написал в газету заметку о том, что у них нет книг. И вот как всё замечательно получилось!
Аня подумала, что так украшают зал, конечно, не для пионерок из Ленинграда, а потому что на-днях будет большой-пребольшой праздник — годовщина Великого Октября, первая годовщина после войны.
Но всё равно было очень приятно, что гости попадут в такой нарядный зал.
Кончив подравнивать буквы на плакате, Аня подошла к печке. Дверца была открыта. Жарко пылали поленья. На скамейке у печки сидели ребята и разговаривали.
— А какие книги они привезут? — задумчиво спросила Нюра Громова.
— Лишь бы толстые! — вздохнула Нина Судакова. — А про что бы ты хотела больше всего?
— Я про моряков, — крикнул Геня.
— А я про… про жаркие страны и про всякие города.
— Лишь бы интересные, интересные!..
Подошла Сима Гущина, маленькая, в старом длинном платьишке, села перед печкой и некоторое время смотрела на огонь. Потом тихо сказала:
— А я вот совсем плохо читаю, но тоже запишусь в библиотеку.
— Зачем тебе? — заговорили ребята. — Ты ведь как неграмотная.
— Запишусь, — упрямо повторила Сима.
Озорник Генька тоже, хотел сесть к печке, а места не было. Он подкрался сзади к Симе и крикнул над ее ухом.
— Немец идет!
Сима моментально вскочила и со страхом оглянулась.
Ребята засмеялись, а Сима заплакала.
— Как тебе не стыдно! — Перед Генькой стоял Леня Петров. — Как ты смеешь пугать ее немцем? — спросил он возмущенно. — Хорошо тебе, что ты в Кирове жил всю войну.
— А что? — смутился Генька.
— А то! Ей скоро десять лет, а она почти неграмотная, — продолжал Леня. — Она при советской власти совсем мало жила. Кто бы о ней позаботился!
— Правильно! — поддержал Леню Коля Рогов. — У нас некоторые ребята, кто в эвакуации был, этого не понимают.
Донесся далекий гудок паровоза. Несколько мальчиков и девочек побежали на станцию, и с ними Аня.
Но ленинградские пионеры с этим поездом не приехали. Заслышав гудок, ребята еще раз бегали к станции, но напрасно. И только в третий раз они встретили долгожданных гостей.