Незабудки для тебя

На семнадцатилетие он преподнес ей подарок — серебристый сверток, перевязанный голубой лентой. Часики-брошь: золотые крылья и хрупкий циферблат, висящий на почти невидимой цепочке. Часы, — сказал он, — это время, что мы провели с тобой вдвоем; крылья — радость, которую ты мне даришь.

А затем, опустившись на одно колено, он попросил ее руки.

Нет, это невозможно! Сквозь слезы она старалась его убедить, что об этом и думать не стоит. Куда ей до него! Он ведь такой… такой… он может жениться на ком пожелает.

Люсьен громко рассмеялся; прекрасное лицо его озарилось радостью. «Что значит „куда тебе до меня?“ — спросил он. — Что ни вечер, мы с тобой гуляем, держась за руки! А раз я могу жениться на ком пожелаю — я желаю жениться на тебе!»

— И вот теперь у него есть я, а у меня есть он, и у нас обоих есть ты, золотко, — прошептала Абигайль, перекладывая дремлющую малышку от груди к плечу. — Правда, его родные меня терпеть не могут, но что с того? Главное, что он со мной счастлив.

Она уткнулась лицом в теплое младенческое тельце.

— Я учусь говорить, как они, и одеваться, как они. Думать, как они, я никогда не смогу, но ради Люсьена буду вести себя, как они, по крайней мере на людях.

Так она качала и убаюкивала малышку, когда на лестнице послышались тяжелые неровные шаги.

Абигайль поспешно встала, прижав дочь к себе, словно готовясь ее защищать.

Еще не видя Жюльена, она поняла, что он опять напился. Догадаться было нетрудно: брат мужа всегда либо пьян, либо рыщет по дому в поисках выпивки.

Он переступил порог. Абигайль, не оборачиваясь, уложила Мари-Роз в колыбель: малышка беспокойно захныкала, и молодая женщина погладила ее по спине, успокаивая.

— А нянька где? — поинтересовался Жюльен.

— Я же просила тебя не заходить в детскую пьяным, — склонившись над колыбелью, проговорила Абигайль.

— Фу-ты ну-ты, кто это тут у нас распоряжается!

Пусть у Жюльена заплетался язык, да и на ногах он стоял нетвердо, но соображал ясно. Впрочем, выпивка только прочищала ему мозги. Во всяком случае, когда дело касалось этой аппетитной штучки с болот — жены его братца!

С детских лет, видя у брата новую игрушку, Жюльен требовал, чтобы ему подарили такую же. Если ему отказывали, отнимал ее у Люсьена или ломал. А женщина — разве не та же игрушка?

Абигайль была невысокой и стройной, даже хрупкой. Но ноги у нее сильные. Пламя камина освещало соблазнительные линии ее фигуры, которые не могла скрыть тонкая ткань ее пеньюара. Жюльен живо представил себе, как ее ножки обвиваются вокруг торса его брата. А почему бы ему не заменить Люсьена?

Грудь у нее высокая и полная: сейчас, когда Абигайль кормит младенца, она стала еще аппетитнее. Однажды Жюльен схватил ее за грудь — и получил в ответ пощечину. Проклятье, что эта девка о себе воображает?

Жюльен захлопнул дверь за своей спиной. Шлюха, с которой он провел сегодняшний вечер, лишь разожгла в нем аппетит. И сейчас красотка Абигайль его насытит.

— Так где вторая сучка с болот?

Рука Абигайль сжалась в кулак. Она медленно повернулась, закрывая собой колыбель. Люсьен и Жюльен были близнецами, но различались как небо и земля. Люсьен — сама мягкость и доброта. А Жюльен был грубым, наглым и жестоким.

Он припомнила, что рассказывала о близнецах ее бабушка. Когда в утробе матери два младенца, случается, что один из них берет себе все лучшее, а другой — все худшее. Неужели это правда?

Абигайль не спрашивала мужа, был ли Жюльен таким от рождения, но в том, что пьяный он опасен, Абигайль не сомневалась. Что ж, сегодня ему придется узнать, что она способна себя защитить.

— Клодина — моя подруга. Не смей так о ней говорить! И убирайся отсюда. У тебя нет никакого права врываться сюда и оскорблять меня! На этот раз Люсьен обо всем узнает!

Он скользнул взглядом по ее шее и груди — и Абигайль поспешно запахнула пеньюар, заметив его похотливый взгляд.

— До чего же ты мерзкий тип! Вломился в детскую и пялишься бесстыжими глазами на жену своего брата!

— Лучше сказать, на его шлюху! — Он чувствовал и ее гнев, и ее страх — и это ощущение кружило ему голову. — Родись я первым, ты бы раздвигала ноги для меня. Вот только я бы не попался на твою удочку, не то что этот слюнтяй, которого ты окрутила и украла его имя!

Абигайль вздернула голову:

— Для тебя? Да я на тебя никогда бы и не посмотрела! Кому ты нужен, когда есть Люсьен — ты, ничтожество, пропахшее виски и борделем!

Абигайль храбрилась, хотя от страха у нее подкашивались ноги. Жюльен пугал ее, вселял животный, первобытный страх. Но убежать она не могла — не оставлять же его наедине с малышкой.

— Я все скажу Люсьену! Он тебя из дома выгонит!

— Люсьен здесь не хозяин, и тебе это прекрасно известно. — Жюльен подошел ближе — уверенно и бесшумно, словно охотник, крадущийся за добычей. — Хозяйка в этом доме — моя мать. А я — ее любимчик. Хоть и родился на четверть часа позже твоего муженька.

— Люсьен заставит тебя уехать! — в отчаянии проговорила Абигайль, но она знала, что Жюльен, увы, прав. Домом единовластно правит Жозефина Мане.

— Знаешь, женившись на тебе, Люсьен оказал мне большую услугу. — Голос Жюльена звучал уверенно. Он понимал, что бежать его жертве некуда. — Мать вычеркнула его из завещания. Дом он получит, тут уж ничего не поделаешь, но денежки достанутся мне. А чего стоит этот дом без денег?

— Да забирай и деньги, и дом — все, что хочешь, и убирайся к дьяволу! — выкрикнула Абигайль.

— А он — просто слабак, мой святоша-братец. Все эти добренькие да благородные на самом деле просто слюнтяи!

— Он — настоящий мужчина, не то что ты!

Абби старалась разозлить Жюльена, надеясь, что он ударит ее, а затем в ярости покинет комнату. Но вместо этого он рассмеялся, тихо и зловеще, и двинулся к ней.

Поняв по глазам, чего он хочет, она открыла рот, чтобы закричать. Но Жюльен одной рукой схватил ее за волосы, спускавшиеся до пояса, а другой сжал горло, и ее крик превратился в сдавленный стон.

— Я всегда получаю то, что есть у Люсьена. И его деньги, и его шлюх!

Абигайль била его кулаками, ногами. В какой-то момент, когда ей удалось вдохнуть воздуха, закричала. Он рванул на ней пеньюар, схватил за грудь. В колыбели отчаянно заплакала малышка.

Крик дочери придал Абигайль сил: рванувшись, она высвободилась из рук насильника. Едва не упала, наступив на подол разорванного пеньюара. Рука ее нащупала кочергу — Абигайль размахнулась и изо всех сил ударила Жюльена в плечо.

Взвыв от боли, он рухнул перед камином, а она бросилась к колыбельке.

Бежать! Схватить малышку и бежать!

Он поймал ее за рукав; она завизжала, услышав треск материи. Едва она потянулась к дочери, Жюльен схватил ее сзади, оттащил от колыбели. Ударив тыльной стороной ладони по щеке, повалил на стол. Свеча упала на пол и погасла.

— Сука! Дрянь!

Он уже не понимал, что делает. Абигайль видела это по его перекошенному от ярости лицу, по опасному блеску глаз. В этот миг страх ее превратился в ужас.

— Он тебя убьет! Мой Люсьен тебя убьет!

Она попыталась встать на ноги. Он снова ее ударил — теперь кулаком и с такой силой, что голова, казалось, раскололась и боль ослепила ее. Во рту стало солоно и вязко. С трудом поднявшись на четвереньки, Абигайль поползла к колыбели.

«Малышка!.. Господи! Боже милосердный, пожалуйста, пусть он только не тронет малышку!»

Он навалился на нее сверху, и в ноздри Абигайль ударил мерзкий запах алкоголя и похоти. Она сопротивлялась, звала на помощь, крики ее смешивались с отчаянными воплями ребенка.

— Остановись, опомнись! Что ты делаешь?!

Но ни мольбы, ни сопротивление Абигайль уже не могли остановить разъяренного мужчину. Он осквернит ее, он втопчет ее в грязь — прямо здесь, у колыбели ее ребенка. Потому что она — жена его ненавистного брата.

— Ты же сама этого хочешь! — Он оседлал ее, ощущение собственной силы и власти ударило ему в голову, словно отравленное вино. Лицо Абигайль под ним было белым от ужаса, под глазом расплывался синяк — след его кулака. Она совершенно беспомощна, теперь ничто не помешает ему выместить на ней свою ярость. — Все вы только этого и хотите! Все вы шлюхи!