Корона Героев

Возможно, битву назвали битвой Маура потому, что она происходила на равнине, известной теперь под именем Мауровой равнины. Многое другое из того, что происходило прежде, чем голова Черного Дракона воцарилась в сокровищнице замка, стерлось или потускнело в памяти людей. Но все прекрасно помнили, что сразу после битвы полоса земли у начала Королевской дороги, где некогда шумели леса, была завалена телами людей, зверей, полулюдей и полузверей, и обломки оружия и доспехов мешались с истерзанной землей. Люди не забыли, как несся на них череп Маура, — хотя и рассказывали, будто он пылал, словно живой дракон, извергая пламя из разверстых челюстей, — и, кувыркаясь, пролетел мимо них во тьму.

А поутру вместо изуродованных войной низких холмов взорам изумленных горожан предстала равнина, плоская, как стол. Она протянулась от догоревшего костра, возле которого спали вповалку уцелевшие, до подножия Васта и Кара, до того самого перевала, где Аэрин остановилась, увидела, что ее ждет, и собрала воедино свое войско. Равнина так и осталась пустыней, где ничего не росло, кроме низких колючих кустов. Пустынные твари пришли туда жить, и была выведена новая порода зорких охотничьих псов, и горожане со временем полюбили сладкое пение бритти, пустынного жаворонка. Первые годы люди с опаской поглядывали на новый ландшафт, но со временем привыкли к его необычности. На равнине стали устраивать скачки, а потом всевозможные соревнования, потешные бои и поединки, и она стала куда лучшей тренировочной площадкой, нежели прежнее тесное пространство за замком и королевскими конюшнями. Здесь оказалось удобно тренировать наездников, и Тор уделял много внимания перестройке своего конного войска, ибо, в отличие от большинства, он, как и его жена, очень ясно помнил месяцы, предшествовавшие битве Маура. Размах и значение Лапрунских игр росли, и это было только к лучшему. Куда меньше радовала растущая популярность чуракак, поединков чести, вошедших в моду среди тех, кто слишком гордился своей воинской доблестью.

Урожай в первый после битвы год собрали скудный, но у Арлбета на подобный случай имелся запас зерна. А поскольку кормить пришлось меньше дамарцев, чем рассчитывал покойный король, когда строил амбары, зиму прожили не тяжелее, чем после хорошего урожая, хотя к весне всех уже тошнило от каши.

Но весна пришла, и люди зашевелились. Многие почувствовали себя почти прежними и с легким сердцем отправились возделывать землю, приводить в порядок лавки и присматривать за своими запасами и владениями.

Те, кто оставался в Городе на зиму, чтобы залечить раны и восстановить силы, разошлись по домам. Начали оживать деревни, везде слышались песни и смех. Тор с Аэрин рассылали помощь, куда могли, и кое-где новые поселения выходили красивее (и благоустроеннее), чем старые.

Именно в первую зиму Аэрин, забредя однажды в замковый сад, почувствовала, что у ворот, в которые она вошла, чего-то не хватает. Она хмурилась, пока не вспомнила: большая глянцевитая лиана сарки исчезла. Королева оглядела ворота со всех сторон, дабы убедиться, что не ошиблась, затем разыскала Тора и спросила, что сталось с растением.

Тор покачал головой:

— Сарки больше нет. Нигде. Однажды… недели за две, наверное, до битвы Маура все лианы исчезли. Я видел, как это случилось. Из ниоткуда возник дым, и когда он рассеялся, от сарки остался обугленный скелет. История вышла странная, а все так устали от странностей, приносивших лишь новые беды, что остатки просто выкорчевали и захоронили.

Арлбет счел знамение слишком ясным, пусть и непостижимым для нас, поэтому королевское знамя в последние дни осады не выносили. — Он нахмурился. — Кажется, и про сарку уже никто особенно не помнит. Да и не хочется напоминать людям о ней. Наверное, без нее лучше. И больше никаких Мертов. — Он улыбнулся жене.

— И никаких Аэрин, — с чувством закончила королева.

Те, кто потерял слишком многое, остались в Городе и с приходом весны. Катах похоронила мужа и попросила разрешения остаться с шестью детьми в королевском замке, где выросла. Тор с Аэрин с радостью согласились, ибо в замке сделалось пустовато. Погиб не только Перлит — не вернулись Тернил, Гебет, Орин и многие другие. А надежная и практичная Катах оказалась бесценной помощницей Аэрин в разбирательствах с прошениями и жалобами: по каким выносить свое королевское суждение, а какие игнорировать.

Однако тоска по мужу так и не оставляла вдову.

— Я нашла свое призвание, — сказала бедная Катах. — Я рождена королевским секретарем.

— Ты рождена быть властью за троном, — сказала Аэрин. — Я окутаю тебя бархатной драпировкой, и ты сможешь подсказывать мне, что говорить просителям.

Катах рассмеялась, на что и был расчет.

Она была не единственной, кого время не лечило. Галанна наполовину поседела в первую зиму, а ко второй после битвы весне волосы ее побелели полностью. Она стала тише и медлительней и, хотя без особой любви взирала на новую королеву Дамара, не причиняла и не хотела причинять неприятностей.

Поскольку Катах трудилась не за страх, а за совесть, королеве удавалось выкроить время для охоты на драконов, чья численность резко снизилась после поражения северян. Вдобавок немало молодых людей вдруг возжелали поучиться у нее этому делу. Среди прочего Аэрин в который раз убедилась, что у нее исключительный конь. Ни одной лошади не нравился кенет на шкуре, и большинство из них вели себя в этом отношении куда хуже, чем в свое время Талат. К тому же Аэрин понятия не имела, как обращаться с поводьями, когда пытаешься заколоть дракона копьем. Так или иначе, уроки охоты на драконов постепенно дополнились уроками верховой езды, и Аэрин учила своих подопечных сначала ездить без стремян, а потом без поводьев. После многих проб и ошибок удалось заставить несколько молодых лошадей ходить, как ходил под ней Талат. Тем самым она доказала себе и другим, что и прочие кони способны освоить подобную премудрость. Попутно Аэрин научилась на глаз отличать коней, которых можно научить тому, чему она хочет, от тех, кто безнадежен. Вскоре королева Дамара обрела славу непревзойденного знатока конских статей, и к ней стали нередко обращаться, желая узнать мнение по поводу молодого жеребца или кобылки.

Хорнмара тяжело ранили в бок, а он был старше короля, которому служил. Едва ли не сильнее раны подкосила его смерть Арлбета. Главе софор пришлось уйти в отставку, но он по-прежнему жил в замке, и по его просьбе ему дозволили ухаживать за его старым другом Талатом. Аэрин была поневоле благодарна Хорнмару за это и в то же время завидовала, поскольку новые обязанности не позволяли ей навещать Талата так часто, как она привыкла. Ей не хотелось доверять любимого коня простому конюху, пусть и самому умелому и достойному.

Сам Талат после нескольких недель отдыха обрел прежнее тщеславие и беспечность, а его страсть к овсяным батончикам вернулась еще раньше. Однако возраст брал свое, и в те дни, когда у королевы не хватало времени на верховую прогулку, Аэрин или Хорнмару приходилось гонять старика палкой, чтобы заставить разминать больную ногу. Но когда ему осторожно представили на его собственном пастбище несколько кобыл, нога не подвела и желаемые результаты появились на свет спустя одиннадцать месяцев. Все его жеребята получились ясноглазыми и прыгучими с первого вздоха, и Хорнмар с Аэрин очень тщательно отбирали для них конюхов. Все потомки Талата привыкли ходить без поводьев, как их отец, и многие унаследовали его мужество.

Королевские псарни расширили, и тем йериги и фолстца, кто пожелал остаться рядом со своей госпожой, выделили собственные квартиры, хотя дверь на черную лестницу, что вела в старые покои Аэрин, всегда стояла открытой. Псари-тофор поначалу не решались проводить умышленное скрещивание, но некоторые из королевских сук приносили более крупных и мохнатых щенков, чем можно было ожидать, исходя из официальных королевских родословных. Именно от них вскоре произошли длинноногие пустынные собаки. А спустя несколько поколений котят фолстца начали признавать и других хозяев-людей, помимо Аэрин, и охотиться по команде, пусть не все и не всегда. Даже ручные коты себе на уме.