Корона Героев

Северяне тоже не торопились признавать поражение, даже когда поняли, что шансов на победу не осталось. В этой войне пленных не брали, ибо пленный демон опасен для пленившего. Только с приближением вечера, когда Талат от усталости уже тяжело хромал, а Аэрин свободной рукой держалась за седло, остатки дамарцев смогли собраться у начала королевской дороги перед Городскими воротами, сложить оружие и подумать об отдыхе. Северяне наконец бежали, улепетывая изо всех сил, на трех ногах, на четырех, на пяти, а некоторые и ползком. Те дамарцы, у кого еще оставались силы, преследовали самых медлительных и добивали их, но с наступлением темноты они оставили своих коварных врагов теням и столпились у костра, сооруженного у последнего устоявшего монолита.

Веселья не было — все до смерти устали. Еще с утра у них оставалось так мало надежды, что теперь, вечером, у них не получалось по-настоящему поверить в победу. Надо было позаботиться о раненых. И все, кто стоял на ногах, помогали обиходить их, потому что работы хватало. В основном ранеными занимались дети, ведь под конец даже целители взяли кто меч, кто нож и пошли в бой. Малыши и те делали, что могли: подавали бинты, собирали хворост для костра и таскали маленькие кожаные ведра с водой, чтобы наполнить большой котел, висевший над огнем. Не осталось ребенка, который не потерял бы отца, или мать, или старшего брата, или сестру, а измученные оставшиеся дамарцы могли дать им в утешение лишь работу.

Аэрин и Тор были среди уцелевших и помогали, чем могли. В то время никто не обратил на это внимания, но впоследствии вспоминали, что большинство из тех, кто ощутил прикосновение первой сол, на поясе у которой по-прежнему висел синий меч, или первого солы в Короне Героев, чей серый металл не утратил красного отблеска, выздоровели, как бы тяжелы ни были их раны. Однако все, кому повезло ощутить прикосновение этих рук, сразу почувствовали, что боль уходит, а в тот миг они не могли думать и мечтать ни о чем другом.

Перлит пал на поле брани. Последние бесконечные недели он без устали водил свой конный отряд в бой, и его люди следовали за ним преданно, если не из любви, то из уважения, ибо доверяли его хладнокровию в битве и научились доверять его мужеству. И потому еще, что, даже уставший и осунувшийся от бесконечной осады, Перлит не терял остроты языка. Он погиб в самый последний день, пройдя невредимым до последнего мига. Конь его вернулся без седока уже в темноте, и седло на его спине пропиталось кровью.

Галанна держала чашу с водой для целителя, когда вернулся конь Перлита и кто-то шепотом донес новость туда, где она стояла на коленях. Она взглянула на вестника, у которого уже не осталось сил на деликатность, и сказала только: «Спасибо, что известили меня». Она снова опустила глаза на порозовевшую воду и не двигалась. Целитель, хорошо знавший ее в лучшие времена, с тревогой посмотрел на Галанну, но она не проявляла признаков подавленности или истерики, а целитель сам устал до предела и потому сразу забыл о ней.

Галанна думала о том, что надо бы помыть волосы, да и наряд у нее разорван и испачкан… И руки у нее дрожали бы, не будь миска такой тяжелой, ведь кто-то только что сообщил ей, что Перлит мертв, что его конь вернулся с окровавленным седлом. Она пыталась думать об этом, но мысли упорно возвращались к волосам, ибо голова чесалась. А потом она подумала: «Я больше не увижу мужа, неважно, чистые у меня волосы или нет. Какая теперь разница, удастся ли мне их когда-нибудь вымыть». И сухими глазами уставилась в миску у себя в руках.

Но второй сола был не самой страшной из их потерь. Кестас тоже пал в битве, и все на время потеряли из виду Арлбета — как раз в тот миг, когда Аэрин и Тор наконец встретились и Аэрин силой надела Корону Героев Тору на голову. Они вдвоем в тревоге искали короля, и именно Аэрин нашла отца, сражавшегося пешим, с развороченным бедром, из-за чего он не мог толком двигаться, но только встречать тех, кто нападал на него. Однако меч его поднимался и падал, словно двигала им машина, не знающая боли и усталости.

— Давай ко мне за спину, — сказала Аэрин, — я отвезу тебя к воротам, там найдешь себе другого коня.

Но Арлбет покачал головой.

— Давай же, — лихорадочно повторила Аэрин.

— Не могу, — ответил отец и повернулся так, чтобы дочь видела кровь, пропитавшую его тунику и штаны справа. — Мне не забраться к тебе за спину с одной ногой — у тебя седло без стремян.

— Боги, — выдохнула Аэрин, спрыгнула с коня и упала на колени рядом с отцом. — Поднимайся.

Арлбет ужасно медленно вскарабкался к Аэрин на плечи, а она закусила губу под его неуклюжей тяжестью. Фолстца и йериги держали для них небольшое пространство. Она закинула отца на седло, и тот обмяк на шее своего старого коня.

— Боги, — повторила Аэрин и осеклась. — Ну же, вперед, — велела она Талату, — отвези его домой.

Но Талат лишь стоял в полной растерянности, и дрожал. Она стукнула его по боку кулаком:

— Вперед! Сколько они смогут еще удерживать их? Пошел!

Но Талат только шарахнулся от нее, вернулся и не уходил, а Арлбет сползал все ниже и ниже.

— Помогите, — прошептала Аэрин, но некому было ее услышать.

Тор и остальные выдерживали тяжелый натиск и были слишком далеко. Поэтому она снова вскинула Гонтурана, ринулась вперед и пронзила первого же северянина за маленьким кольцом диких псов и котов. И Талат пошел за ней, скромно неся свой груз и держась вплотную за хозяйкой. И так они привезли Арлбета к воротам его Города, и двое стариков, слишком изможденных, чтобы сражаться, помогли его дочери стянуть его с Талатова седла. Он чуть пришел в себя в этот миг и улыбнулся Аэрин.

— Сможешь пройти немножко? — спросила она сквозь текшие по лицу слезы.

— Немножко, — шепнул он.

Она закинула его руку себе на плечи и, шатаясь, повела его, а два старика ковыляли перед ней и кричали, чтобы принесли одеяла. Из тени выступили трое детей и смотрели на своего окровавленного короля и его дочь круглыми от ужаса глазами. Но они принесли одеяла и плащи, и Арлбета уложили на них под сенью одного из поваленных монолитов у ворот его Города.

— Иди, — пробормотал Арлбет. — Мне ты ничем помочь не можешь.

Но Аэрин оставалась рядом, плача, и держала его ладони в своих. И благодаря ее прикосновению немного тепла проникло в холодные руки короля и дальше, в душу. Он открыл глаза чуть шире. Он что-то прошептал, она не расслышала и наклонилась ближе.

Отец отнял руки и сказал:

— Не трать его на меня. Я слишком стар и слишком устал. Спасай Дамар для себя и для Тора. Спасай Дамар.

Глаза его закрылись, и Аэрин крикнула:

— Отец! Папа… я привезла Корону Героев.

Арлбет чуть улыбнулся, как ей показалось, но глаз больше не открывал.

Аэрин встала и помчалась вниз, где ждал ее Талат, вскарабкалась на него и ринулась обратно в бой. Жар битвы наконец захлестнул ее, и ей не нужно было больше думать, а только служить продолжением синего меча в руке. Что она и делала, пока бой не кончился.

Когда она вернулась, Арлбет уже умер. Тор опередил ее и сидел на корточках возле него. Слезы оставляли светлые дорожки на перепачканном лице первого солы. И здесь, встретившись над телом короля, они немного поговорили — впервые с того момента, как Аэрин ускакала в ночь искать Люта и свою жизнь.

— Нас осаждали всего-то месяц, — рассказывал Тор, — а казалось, будто сотни лет. Но мы сражались… все время отступая, всегда возвращаясь в Город, с каждый разом вылазки становились все короче. Всегда приводили еще несколько уцелевших из сожженных деревень, чтобы дать им убежище здесь… всегда сражались, почти год. Это началось… вскоре после твоего ухода.

Аэрин вздрогнула.

Тор продолжал, и голос его звучал растерянно.

— Но даже если так, это длилось не так уж долго. Войны тянулись годами, поколениями. Но на сей раз мы почему-то чувствовали себя побежденными еще до начала. Нас преследовали усталость и уныние, мы ни разу не выехали в надежде увидеть победу. — Он примолк и уставился на безмятежное лицо короля. — На самом деле в последние недели стало чуть полегче. Или мы просто наконец приспособились к отчаянию.