Страница 18 из 67
Пауль Энгельман пишет, что «Витгенштейн рассматривал воинскую обязанность как долг, важнее которого быть не может. Узнав, что его друг Бертран Рассел попал в тюрьму за антивоенную деятельность, он не перестал уважать его за личную храбрость, но чувствовал, что в этом случае героизм явно направлен не на ту цель».
В годы Второй мировой войны чувство долга вновь взяло в Витгенштейне верх над всеми прочими соображениями. Ему было уже за пятьдесят, когда он покинул Кембридж и в период бомбежек Лондона устроился санитаром в больнице Гая на юге столицы. Здесь вновь проявилась его способность полностью отдаваться выбранному делу — на сей раз таким делом стала помощь группе медиков, исследующей пулевые ранения. А когда эта группа перебралась в Ньюкасл, он принял приглашение отправиться с ними.
Надо сказать, что Витгенштейн, возможно, внес еще один — хотя и странный — вклад в победу Англии. В 1939 году он спорил с Аланом Тьюрингом о противоречиях в математической логике. Представление Витгенштейна о несущественности таких противоречий Тьюринг считал категорически неверным. (Витгенш-тейновская философия языка со времен «Трактата» очень сильно изменилась. Тогда он верил в совершенный, идеальный язык, лишенный всякой неоднозначности. Теперь же он полагал, что, если социальная группа развивает или усваивает язык, содержащий внутренние противоречия, — значит, так тому и быть.) Возможно, воспоминание об этих разногласиях сыграло свою роль в тьюринговских разработках «Бомбы» — примитивного компьютера, позволившего Блегчли-Парку вовремя дешифровать немецкий код «Энигма».
Поппер мог сколько угодно насмехаться над Витгенштейном, но сам он на войне никогда не был. Когда закончилась Первая мировая, ему было всего шестнадцать лет; во время Второй мировой он работал в нескольких тысячах миль от линии фронта, в спокойной и безопасной Новой Зеландии, откуда помог организовать спасение примерно сорока австрийских беженцев. Он пытался поступить на службу в вооруженные силы Новой Зеландии, но не прошел медкомиссию. Однако он считал своим вкладом в победу над фашизмом книги «Нищета историцизма» и «Открытое общество и его враги». И в этом он был, безусловно, прав, несмотря даже на то, что «Открытое общество» увидело свет только после падения фашистской Германии. В автобиографии «Unended Quest» Поппер называет эти книги своим «вкладом в победу». А в 1946 году он в присутствии Эрнеста Геллнера сказал Исайе Берлину и А. Дж. Айеру, что считает «Открытое общество» «книгой борьбы» — подразумевая борьбу, в исходе которой он, как и Витгенштейн, былкровно заинтересован, ибо оба они были выходцами из еврейских семей.
9
Родившийся евреем
В западной цивилизации еврея всегда взвешивают на весах, которые ему не подходят.
Несмотря на все различия в социальном и имущественном статусе, у Витгенштейна и Поппера была одна неискоренимая общая черта: оба они принадлежали к ассимилированным еврейским семьям самого космополитичного города Европы. Посему на кембриджскую стычку можно посмотреть и по-другому: как на столкновение двух еврейских изгнанников, чьи корни по-прежнему оставались в Вене. Однако культурное родство не только не объединяло их — напротив, на фоне этого родства становилось очевидно, насколько несхожим было их отношение к жизни.
Еврейское происхождение влекло за собой большие проблемы. Оппозиция «изгойство — ассимиляция» не отражает всей сложности положения евреев в многонациональной христианской Вене при Франце-Иосифе. Нельзя сказать, что они полностью ассимилировались, но и изгоями в полной мере тоже не были. После признания гражданских прав евреев перед ними открылись широкие возможности для самоопределения. Но кем бы евреи себя ни считали, вопрос об их социальном статусе всегда решал кто-то другой. Изгнание из общества, дискриминация, неписаные запреты, пресловутый «еврейский вопрос» — все это определялось нееврейским христианским большинством. Зигмунд Фрейд осознавал и признавал себя евреем. «Вы, несомненно, знаете, что я с радостью и гордостью признаю свое еврейство, хотя отношение мое к любой религии, включая нашу, в высшей степени негативно», — писал он. Ни Витгенштейн, ни Поппер не могли бы сказать о себе ничего подобного. Оба они принадлежали к обращенным в христианство еврейским семьям, каковых в Вене было множество. Причем Попперы крестились незадолго до рождения Карла; старшие его сестры родились еще в иудейской вере.
Венские евреи, независимо от соблюдения религиозных обычаев, были сплоченной общиной. Работа, общение, браки — все это происходило и совершалось среди своих. На рубеже веков крещеные евреи по-прежнему жили в преимущественно еврейских районах Вены — Инненштадт, Леопольдштадт, Альзергрунд — и дружбу водили тоже с евреями, неважно, крещеными или нет.
По сравнению с другими крупными городами Европы в Вене был самый высокий процент обращения евреев в христианство. Тому был целый ряд причин — и вездесущий антисемитизм, и убежденность в том, что в габсбургском обществе только христианин может добиться успеха. Свою роль играло и брачное право, запрещавшее браки между иудеями и христианами. Чтобы приверженцы разных религий могли пожениться, один из них должен был перейти в веру другого или хотя бы объявить себя неверующим. В браке между евреем и неевреем на этот шаг, как правило, шел именно еврей.
Евреи, которые росли и воспитывались в немецкоязычных странах, ассимилировались особенно активно. И все же полного растворения в обществе не было и быть не могло. Даже если человек с молоком матери впитывал нормы семейной, трудовой, культурной, политической жизни, все равно, как писал венский драматурги прозаик Артур Шницлер, «невозможно было пренебречь тем, что он еврей, — особенно если он был заметной в обществе фигурой. Все это замечали — и неевреи, и уж тем более евреи». Такое было характерно не только для Вены. Алан Ислер в «Принце Вест-Эндском» замечает с горечью: «Для гоев он остается евреем, конечно; и для евреев, ввиду его успеха, он тоже все-таки еврей». Эту истину с негодованием признавал и Поппер, которого нередко просили дать оценку тому или иному событию «с точки зрения еврея».
Существовала масса эвфемизмов — тонких и не слишком, — намекающих на еврейское происхождение, обращение еврея в христианство и способы такого обращения. Немецкий историк Барбара Зухи приводит целый ряд таких выражений. Желая намекнуть на еврейское происхождение, говорили «Liegend getauft» (крещенный в младенчестве). Композитор Феликс Мендельсон был «als Kind getauft» (крещенный в детстве). Он был другом бабушки Людвига по отцу, Фанни Фигдор, и наставником ее племянника, скрипача-виртуоза Йозефа Иоакима. Еще более «еврейским» и, следовательно, чуждым для употреблявших подобные термины было словцо «Obergetreten», означавшее тех, кто сознательно принял решение креститься.
«С годами эти выражения распространились и среди евреев. "Liegend getauft" произносили с легкой насмешкой, а иногда даже с оттенком Schadenfreude [злорадства]: "das hat ihm auch nicht viel genutzt" - "не больно-то это ему помогло". Или же под этим могло подразумеваться: его, в отличие от сознательно крестившихся, нельзя осуждать; да, он вырос католиком или протестантом, но это был не его выбор. Если же речь шла о человеке известном или знаменитом, о выдающемся деятеле культуры, всеобщем кумире, тогда, конечно же, гордо говорили: "он из наших", тем самым причисляя его к сообществу Grossejuden der Geschichte ("великих евреев всех времен")».
Поппера тоже вполне могли бы назвать Liegend getauft — в отличие от Витгенштейна, в чьей семье корни христианства уходили гораздо глубже.
Чувство отчуждения от христианского большинства было уделом многих венских евреев — не только иудеев, но и христиан. Когда в двадцатые годы Поппер искал успокоения на абонементных концертах Арнольда Шенберга, он на многих производил впечатление человека странного, нелюдимого. Лона Трудинг, ученица Шенберга, вспоминает о Поппере как о «прекрасном человеке, таком же великом человеке, как и мыслителе. Он был не таким, как все. Он был чужаком в лучшем смысле этого слова». Очевидно, что Поппер подчеркнуто держался особняком. Историк Малахи Хакоэн делает фундаментальное обобщение: «Жизнь и работа этого изгнанника служат воплощением проблем, связанных с либерализмом, еврейской ассимиляцией и космополитизмом в Центральной Европе».