Страница 73 из 76
Сейчас, встретившись взглядом с сержантом, Сергей спохватился и точно притушил свое возбуждение и восторг, вызванные предстоящей стрельбой.
«И бобру этому покажу, как умеет стрелять лейтенант Вернидуб», — с непонятным недовольством по отношению к сержанту подумал Сергей и скомандовал:
— На колеса! Занять вторую запасную!..
Сергей стоял в окопе и, маскируясь воткнутой в бруствер веткой осины, глядел в бинокль на далекую дорогу. Сердился на себя, что долго не проходило волнение. Он хорошо видел черную полоску амбразуры вражеского дзота. Дзот был расположен у самого телеграфного столба, на котором сверкали под лучами солнца фарфоровые изоляторы.
Сергей удивлялся непредусмотрительности гитлеровцев: телеграфный столб дает возможность любому артиллеристу накрыть дзот первым же снарядом. Каждому известно, что высота телеграфного столба равна шести метрам. Нескольких секунд достаточно, чтобы шесть разделить на его угловую величину и умножить на тысячу. А угловая величина всякого предмета вмиг устанавливается по сетке бинокля. И ничего больше не нужно артиллеристу, если стоит пушка на прямой наводке. Ставь прицел, лови цель в перекрестке панорамы и — крой!
Вернидуб повернулся, чтобы подать команду, и заметил устремленный на него пытливый взгляд сержанта Боброва. Сержант стаял за недалеким кустом можжевельника, а дальше, за еловыми ветками, — замаскированное орудие. Свали одну ветку — и можно стрелять.
Угловатое, губастое, загорелое, как хлебная корка, лицо командира расчета было сосредоточенным, но не таким угрюмым, как всегда. Сергею показалось, что Бобров смотрит на него с сочувствием, точно понимает его душевное состояние. И это не понравилось Сергею. Не любил он, когда смотрели на него как на подростка. Ведь ему двадцать второй!
Нарочито сдержанным голосом скомандовал:
— По дзоту у столба гранатой, взрыватель фугасный, заряд полный, прицел тридцать два, отражатель ноль, угломер тридцать ноль-ноль, наводит в амбразуру, один снаряд…
— …Один снаряд!.. — деловито и спокойно повторял за ним сержант Бобров.
— Огонь!..
Резко ахнула пушка, взвихрив впереди себя выхваченные из травы пыль и прошлогоднюю высохшую листву. Сергей прильнул глазами к биноклю. Ощутил знакомое каждому артиллеристу томление, пока снаряд летит до цели!
Но что это? Сергей ничего не видит. В окулярах бинокля — рыжая муть.
Сергей опустил бинокль и прямо перед бруствером своего окопа заметил круглую мохнатую пышку, из которой вытекала струйка рыжей пыльцы, образуя небольшое облачко. Это волна выстрела бросила сюда прошлогодний, просохший насквозь гриб — «порхушку».
Сергей отодвинулся в сторону и опять припал глазами к биноклю. Тотчас же прямо перед собой увидел приближенное линзами бинокля клубящееся облако взрыва. Дзот и телеграфный столб исчезли в нем.
Сергей повернулся к орудию и, удостоверившись, что наводчик уточняет наводку, чуть помедлил и снова скомандовал:
— Огонь!
«Для верности», — подумал он и опять поднял бинокль.
Вернидуб был убежден, что снаряды точно легли в цель, и хотел увидеть это. Но пыль и дым, поднятые взрывами снарядов, как назло, долго не рассеивались. Будь он, Сергей, сейчас где-нибудь в стороне от пушки, мог бы сразу уточнить, куда упали его «гостинцы».
В воздухе тоненько завыла мина. Сергей понял, что немцы засекли его пушку.
— Отбой! Орудие в укрытие! — подал команду.
Солдаты впряглись в лямки и быстро покатили орудие в глубь мелколесья, к заранее подготовленному окопу. Вернидуб же остался на прежнем месте, чтобы посмотреть результаты стрельбы.
Вокруг огневой позиции, где недавно стояла пушка сержанта Боброва, рвались вражеские мины, а Сергей все всматривался вперед. Он точно окаменел, точно прирос к стенке окопа. Там, на линии вражеских траншей, уже осела пыль, поднятая разрывами снарядов, растаял дым, и Сергей отчетливо видел в бинокль, что дзот и телеграфный столб невредимы. Снаряды не долетели до цели метров сто. А пушка уже в укрытии…
Такого с ним еще не бывало.
«В чем дело? Что подумает капитан Ломтев?»
Сергей представил себе наблюдательный пункт командира дивизиона. Был убежден, что Ломтев наверняка следил в стереотрубу за его стрельбой.
Собравшись с мыслями, Сергей опять высчитал расстояние до цели. Все правильно, ошибки быть не может. Значит, подкачал наводчик или с зарядами неблагополучно…
Минометный обстрел утихал, и Вернидуб, выскочив из окопа, побежал в тыл, куда расчет укатил пушку.
Сержанта Боброва он нашел в ровике, вырытом под кустом можжевельника. Бобров сидел там вместе с наводчиком — молодым черноглазым пареньком, у которого на погонах краснели ефрейторские лычки, и молча курил самокрутку. Остальные номера расчета укрылись в щелях по соседству.
— С каким прицелом вели огонь? — строго спросил у наводчика Вернидуб.
— Как было приказано, — ответил за ефрейтора Бобров. — Только, товарищ лейтенант, мне кажется, что цель находится дальше. Просчет получился.
Сергей метнул на сержанта негодующий взгляд.
«Верно, — подумал, — надо было промерить расстояние по другим ориентирам…» Резко подал команду:
— К бою! На колеса!
Расчет бросился к широкому окопу с высоким бруствером и выкатил оттуда пушку. Вернидуб, ухватившись за щит, вместе с солдатами начал неистово толкать ее вперед.
В этот момент услышал голос связного:
— Товарищ лейтенант, к телефону. Командир дивизиона вызывает.
— Отставить, — глухо сказал Сергей расчету и, уронив голову, побрел на основную огневую позицию взвода.
Молча сел на землю возле окопчика телефониста, молча взял трубку и каким-то чужим, надломленным голосом сказал:
— Лейтенант Вернидуб у телефона.
В ответ услышал спокойный, твердый голос Ломтева:
— Вернидуб, фашисты надули нас с вами. А стреляете хорошо. Снаряды положили в одну точку и в створе цели.
Сергей приготовился услышать что угодно: упрек, ругань, насмешку, только не этот спокойный голос да еще похвалу. За что?! Он хотел возразить, но уловил в голосе Ломтева жесткие нотки:
— Приказываю уничтожить дзот! Только не нервничать! — Затем голос командира дивизиона зазвучал совсем мягко: — А телеграфный столб, когда вновь будете определять расстояние до цели, в расчет не принимать. Ясно?
Командир дивизиона не отрывал глаз от стереотрубы. Ветер тихо качал дерево, и в окулярах оптического прибора мерно колебались земля и небо. Ломтев наблюдал за дзотом, расположенным у столба. По его расчетам, лейтенант Вернидуб вот-вот должен был опять открыть огонь.
Вдруг Ломтев увидел, как чуть правее дзота взметнулось серое облачко разрыва. Представил себе, что делается сейчас на огневой позиции. Вернидуб, наверное, скомандовал: «Отметиться по разрыву!» Наводчик снова ловит амбразуру дзота в перекрестье панорамы. Потом кладет пальцы на шершавые насечки барабанчиков угломера и отражателя, подводит центр перекрестья панорамы к центру разрыва снаряда и опять лихорадочно крутит обеими руками ручки подъемного и поворотного механизмов, снова наводит перекрестье прицела в амбразуру. Наверное, уже навел.
Словно в подтверждение мыслей Ломтева, над тем местом, где находился фашистский дзот, вскинулись вверх глыбы земли, в клубах дыма и пыли мелькнули бревна. Через некоторое время донесся звук выстрела.
— Молодец, — спокойно промолвил Ломтев. — Вторым снарядом поднял цель на воздух…
Вдруг капитан увидел, как на опушке рощицы, которая раскинулась за вражескими траншеями, зашевелились кусты. Крадучись, из них выползла самоходная пушка — бронированная коробка на гусеницах. На ее бортах были закреплены зеленые ветки для маскировки, и даже на длинном стволе висели какие-то букеты из зелени.
Ломтеву было ясно, что фашисты намеревались уничтожить орудие Вернидуба.