День рождения мира

Надеюсь, Каза нашел такую тайную школу или что-то еще, какой-либо иной способ приспособиться к жизни в Замке. Физически он не слабак, но ведь эти костоломы годами готовятся к своим играм. И подавляющее большинство этих игр связаны с насилием. Женщины говорят, не волнуйся, мы, мол, не даем нашим мужчинам убивать друг друга, мы бережем их, они наше главное достояние. Но я ведь видела по головидению, в репортажах о поединках по боевым искусствам, где они столь эффектно швыряют друг друга, как с игрового поля уносили серьезно контуженных. «Только неподготовленные бойцы могут получить травму». Весьма утешительно слышать такое. К тому же они сражаются еще и с быками. А в той свалке, что они называют Главной игрой, там ведь умышленно ломают друг другу лодыжки. «Какой же это герой, если без хромоты?» — говорят женщины. Может быть, это все-таки ради безопасности — дать сломать себе ногу, чтобы не было потом нужды доказывать, какой ты есть герой? Но что такого должен доказывать им Каза?

Я попросила Шаск дать мне знать, если услышит о появлении Казы в Доме соитий в Рехе. Однако ведь замок Авага обслуживает (это их слово, они пользуются им и для своих быков-производителей) не один, а четыре городка, поэтому Каза мог быть отправлен куда-то еще. А может и нет, так как мужчины, не побеждающие в состязаниях, вообще крайне редко добираются до Домов соитий. Только чемпионы. А также мальчики от пятнадцати до девятнадцати, которых женщины постарше называют диппида — щеночки, котятки, ягнята. Диппида служат им исключительно для удовольствия. А деньги они платят только чемпионам, когда приходят в Дом соитий, чтобы зачать от них. Но Казе уже тридцать шесть, и кутеночком его никак не назовешь. Он мужчина, а здесь, увы, далеко не самое лучшее место, чтобы быть мужчиной.

Каза Агад погиб; лорд замка Авага в конце концов признал этот факт, но не открыл обстоятельств. Год спустя Веселие вызвала с орбиты свой посадочный модуль и, покинув Сеггри, вернулась на Хайн. Ее прощальная рекомендация была наблюдать и избегать контакта. Однако Стабили решили послать еще одну пару наблюдателей, и на сей раз оба они были женщины, Мобили Элии Айю и Зерин Ву. Они прожили на Сеггри восемь лет, с третьего года пребывания там получили статус Первых Мобилей; Айю оставалась в ранге посла еще пятнадцать лет. Решая проблему Резехаванара, они избрали вариант «Вся правда, но постепенно». Был установлен лимит в 200 посетителей из внешнего мира. В течение нескольких следующих поколений обитатели Сеггри, постепенно привыкая к присутствию в своем мире инопланетян, рассматривали возможность влиться в ряды членов Экумены. Предложения о проведении планетарного референдума по поводу генетической перестройки были отвергнуты — все равно мужские голоса утонули бы в море женских. На момент составления настоящего отчета на Сеггри так и не принята программа глобальной генетической перестройки, хотя уже изучены и применяются различные восстановительные технологии, которые привели к некоторому улучшению ситуации и рождению большего числа доношенных младенцев мужского пола; теперь половая диспропорция на Сеггри составляет около 12:1.

Следующий фрагмент — это мемуары, врученные послу Эрито те Вес в 93/1569 одной женщиной из Уша на Сеггри.

Вы просили меня, дорогой друг, написать Вам что-нибудь, чтобы люди других миров могли узнать о нашей жизни и нашем мире. Это не так-то легко! Еще вопрос, хочу ли я, чтобы кто-то где-то там узнал что-либо о моей жизни. Я знаю, какими странными представляемся мы всем прочим, этим половинчатым расам; я знаю, что нас считают отсталыми, провинциалами, порой даже извращенцами. Возможно, в ближайшие десятилетия мы и примем решение о переделке самих себя, но я не доживу до той поры. И не уверена, что хотела бы дожить до нее. Я люблю свой народ. Мне нравятся наши необузданные, гордые, великолепные мужчины, и мне отнюдь не хочется, чтобы они уподобились женщинам. Мне нравятся наши надежные, властные, благородные женщины, и я не желаю, чтобы они превратились в мужчин. К тому же я вижу, что среди ваших у каждого мужчины своя отдельная личная жизнь и свой отличный от всех других характер, так же и у ваших женщин, и мне весьма трудно решить, чего такого мы лишены, живя той жизнью, что живем.

В детстве у меня был брат на полтора года младше меня. Его звали Итту. Мать моя заплатила за мое зачатие в городе пятилетними сбережениями, и моим оплодотворителем был мастер, Чемпион в Танце. Оплодотворителем же Итту случайно стал один недотепа из нашего деревенского Дома соитий, которого прозвали «Мастер падать на спину». Он никогда ни в чем не побеждал, его годами не нанимали для зачатий, а он так даже доволен был, трахая женщин за просто так. Моя мать часто вспоминала об этом с улыбкой — она еще кормила меня грудью и даже и не думала еще предохраняться, а на чай этому олуху дала всего два медных гроша! Когда поняла, что беременна, пришла просто в бешенство. После проверок, когда выяснилось, что в утробе мальчик, с отвращением ждала, как все ей предсказывали, неизбежного выкидыша. Но Итту родился крепеньким и здоровым, и тогда она заплатила старому ловеласу две сотни медяков — все, что у нее на тот момент было в загашнике.

Итту не рос таким уж неженкой, как другие мальчики, но разве можно удержаться и не побаловать мальчугана? Я не могу припомнить такой поры, чтобы я не присматривала за Итту, и до сих пор могу назубок перечислить, что Маленькому Брату разрешается делать и чего нельзя, а также все опасности, от которых его следует оберегать. Я гордилась своей ответственностью и даже немного кичилась тем, что должна присматривать за своим братом. Никакой другой материнский дом в моей деревне не мог похвастать сыном, до сих пор еще не переехавшим в Замок.

Итту был чудесный ребенок, просто на диво. У него были мягкие кудри, что вполне обычно для нашей части Уши, и огромные глаза; характер ласковый и веселый, и он был чрезвычайно смышленым. Остальные дети обожали его и всегда хотели поиграть с ним, но мы с ним предпочитали играть друг с другом в наши долгие тщательно продуманные игры, когда воображаешь себя кем-то еще. У нас имелось игрушечное стадо из двенадцати коров, которых одна деревенская старуха вырезала из тыкв специально для Итту — все вокруг баловали его подарками, — так эти игрушки были героями нашей любимой игры. Наши коровки жили в стране под названием Шуш, где с ними происходили всевозможные приключения, где они карабкались по отвесным кручам, открывали новые земли, плыли по бурным рекам и прочее. Как в любом реальном стаде, в том числе и в нашем деревенском, вожаками были старые самки; быки жили отдельно; прочих самцов холостили, а вот тёлочки были настоящими искателями приключений. Наш бык совершал церемониальные визиты для обслуживания коров, и тогда ему приходилось вступать в поединок с мужчинами из замка Шуш. Мы вылепляли из земли замок, мужчин изображали веточками, и бык всегда побеждал, сбивая эти прутья. Иногда он обращал в руины и сам замок. Однако самая лучшая из наших историй была связана с двумя телочками: моей по имени Оп и братниной по имени Утти. Однажды наши героини пережили колоссальное приключение в речке, огибавшей деревушку, и их унесло вместе с лодочкой. Мы нашли ее зацепившейся за корягу далеко вниз по течению, где поток становился стремительным и глубоким. В лодке оказалась только одна телочка — моя. Мы с братом без конца ныряли, но отыскать Утти нам так и не удалось. Она утонула. Замок Шуш устроил ей пышную погребальную церемонию, и Итту очень горько плакал о ней.

Он так долго тосковал по своей игрушечной телке, что я попросила пастушку Джерджи разрешить нам помогать ей со скотом, так как полагала, что возня с живой скотиной может утешить братца. Та была только рада заполучить себе бесплатных помощников (когда мать позднее обнаружила, что мы и впрямь всерьез трудимся, она заставила Джерджи платить нам четверть медяка в день). Мы разъезжали верхом на двух больших старых коровах весьма спокойного нрава, на седлах столь больших, что Итту мог спокойно уместиться на своем лежа поперек. В нашем распоряжении было стадо телят-двухлеток, которых мы ежедневно отгоняли в пустыню пастись на эдте , траве, которая куда лучше растет, если ее щиплют. Мы должны были следить, чтобы стадо не разбрелось, не топтало берега речушки, а когда телятам приходила охота пожевать жвачку, нам вменялось в обязанность пристраивать их в таком месте, где их навоз удобрял бы полезные растения. Наши добрые ездовые коровы выполняли большую часть этой работы. Мать приходила проверить, чем мы тут заняты, решила, что все в порядке и пребывание с утра до ночи в пустыне определенно пойдет нам на пользу.