Страница 16 из 35
– Приходите завтра, да не опаздывайте, – пробурчал он и поковылял прочь.
Фрина закусила ладонь, чтобы справиться с истерическим смехом, от которого в любой момент могла лопнуть. Команда вытащила лодку на берег и отнесла ее и весла в сарай. К этому времени тренер уже скрылся за углом. Линдсей рыдал от смеха, как и все остальные, лишь Аластер сохранял серьезный вид.
– Господи, у меня сейчас ребра треснут! – охал Линдсей, упав на плечо Фрины, которая, в свою очередь, тоже утирала слезы. – Он никогда этого не переживет. Никогда! Бедный старина Эллис! «Школьницы»! Что ж, мисс Фишер, по крайней мере, вы видите, что с нами не заскучаешь. Я только приму душ, переоденусь и буду к вашим услугам. Вы подождете?
Фрина кивнула. Ее тут же окружили молодые люди. Похоже, ее слава детектива бежала впереди нее.
– Не могли бы вы побеседовать с нашими ребятами, мисс? – попросил нетерпеливый молодой человек. – Мы бы охотно послушали о случаях из вашей практики.
Не сомневаюсь, подумала Фрина. Но ничего не выйдет.
– Я уже с вами разговариваю, – постаралась отвертеться она, – к тому же вам лучше познакомиться с настоящим детективом. Я всего-навсего любительница. Вы все студенты?
– Да, мисс Фишер, но с разных факультетов. Эдвард и Джонсон изучают музыку, Герберт и Томми Джонс – коммерцию, Томпсон и Коннорс – медицину, а другой Герберт – право. Я искусствовед, в отличие от всех этих придурков. Вот мы думаем, не стоит ли нам пригласить девушек присоединиться к нам – спеть и выпить пива, но прежде всего спеть. Наш хор не может исполнять многие песни, потому что у нас одни теноры и басы.
– Проблема с елизаветинскими ариями для мужских голосов заключается в том, что они все звучат уж больно по-русски, – посетовал один из студентов-музыкантов. – И чем дальше, тем хуже.
– Совершенно с вами согласна. А почему бы и впрямь не пригласить девушек?
– Ну, может, это и покажется глупым, но мы все друзья, выпиваем вместе, и никому это не мешает. Частенько мы исполняем довольно грубые песни, а дамы…
– Хотите пари? – предложила Фрина. – Объединитесь для начала ради исполнения каких-нибудь мадригалов. И я готова поспорить на пять фунтов против заплыва в настоящей лодке вниз по реке, что девушки знают песенки и похлеще. Вот увидите.
– Пари! – не задумываясь, согласился будущий искусствовед. – Моя фамилия Блэк, мисс Фишер. Аарон Блэк, я что-то вроде старосты хора. Мы позовем девушек, потому что собираемся исполнять «Любовные песни» Брамса. И устроим спевку прямо на лодочной станции, скажем, в пятницу. Подходит? Вы придете? Я уверен, девушки будут рады с вами познакомиться – не сомневаюсь, вы замечательно поете. Не то что наш Томми, которому медведь на ухо наступил.
– Да, я пою, – призналась Фрина. – Во сколько? Должна я принести что-нибудь?
– Немного пива не помешало бы, – кивнул Аарон Блэк. – Так вы придете?
– Если у вас в помещении топят, то – да.
– Мы натопим, даже если для этого придется посулить истопнику, что я его озолочу.
Фрина в задумчивости направилась к автомобилю, где к ней присоединился Линдсей, вымытый и переодетый в старые фланелевые брюки и спортивный свитер.
– Я и не мечтал, что ты и впрямь придешь, – признался он. – Это большая честь для меня.
– Забирайся в машину, – пригласила Фрина. – Я тут совсем замерзла. Славные у вас ребята в команде. Они пригласили меня на спевку в пятницу. А ты придешь? У тебя есть голос?
– Да, – отвечал молодой человек, отбрасывая назад волосы. – Ничто не удержит меня от встречи с тобой, Фрина. Признаюсь, я неплохо пою.
– Так спой мне, – потребовала Фрина. – Поедешь ко мне домой? – добавила она со скрытым намеком, отчего у Линдсея чуть не отвалилась челюсть.
– Ладно, – пробормотал он, и Фрина завела машину.
Пока они взбирались по разбитой дороге, молодой человек чистым ровным тенором затянул:
Глава восьмая
– Я никому ничего не даю в руки. Это бесполезно: тебе нужно, ты и бери!
– Я бы хотел поговорить с вами, если не возражаете, – вежливо обратился ничем не примечательный мужчина, предъявляя свой значок. Аластер как раз вышел с лодочной станции и оглядывался в поисках какого-нибудь средства передвижения, которое помогло бы ему добраться до Карлтона, когда на его плечо опустилась чья-то рука. – Я детектив-инспектор Робинсон. Расследую убийство госпожи Хендерсон. Насколько мне известно, вы знакомы с ее дочерью.
– Да, мы собираемся пожениться. Но я ничего не знаю об убийстве.
– Просто формальность, сэр. Где вы были в ночь на двадцать первое июня?[7] – спросил полицейский, вынимая блокнот. Может, присядем вот здесь, вы, похоже, устали.
– Я не устал, – огрызнулся молодой человек. – И не собираюсь вам ничего говорить. Я не обязан отчитываться перед вами.
– Верно, сэр, вы не обязаны, но, если вы этого не сделаете, мне придется самому наводить справки. Так что будет лучше, если вы мне сами расскажете, – просто объяснил инспектор. – Это была ночь убийства, и я должен опросить всех так или иначе причастных к этому событию людей и выяснить, что они делали. Просто чтобы исключить их участие, вы понимаете? Так вы были дома?
– Полагаю, что да, – проворчал Аластер.
Детектив-инспектор Робинсон тщательно записал его ответ.
– Понятно. А кто-нибудь был с вами?
– Нет. Моего приятеля не было дома. Всю ночь. И я не знаю, где он шатался. Спросите об этом у него.
– Не думаю, что это меня касается, поскольку он никак не замешан в этом деле.
– Разве? Знаете, что я вам скажу, эта дамочка-гарпия запустила в него свои коготки. Подхватила его, словно посылку, и они умчались на ее огромном красном автомобиле.
– Что ж, и это меня не касается. И вас тоже, верно?
Робинсон не стал поправлять молодого человека, хотя и знал, что гарпии бывают только женского рода. Он как-никак окончил частную школу.
– Это не мое дело. А что вы делали дома в одиночестве? Никто вас не навещал?
– Нет, я был один всю ночь, но не могу доказать это. Хотите верьте, хотите нет, – сердито добавил молодой человек. – Я не обязан вам отвечать! И если вы не намерены арестовать меня прямо сейчас, то позвольте откланяться, я отправляюсь домой.
– Я не стану арестовывать вас, – невозмутимо отвечал полицейский. – Пока.
– Тогда я пошел, – с вызовом сказал Аластер. Он сделал несколько шагов, остановился и обернулся, словно ждал, как отреагирует Робинсон, а потом зашагал прочь.
– Что ж, это может быть проявлением оскорбленной невинности, а может – и нет, – пробормотал детектив-инспектор. – Выясним. А мисс Фишер, выходит, увезла другого к себе домой, – усмехнулся он. – Жаль, что я не могу применить ее следственные методы. Уверен, они будут повеселее.
И он отправился в полицейский участок на Рассел-стрит.
По прибытии Робинсон обнаружил на столе пакет с фотографиями и записку от Дот.
«Дорогой господин Робинсон, – прочитал он. Дот все еще недолюбливала полицейских, но Робинсон ей нравился, так что она, обращаясь к нему, опускала официальное звание. – Мисс Фишер просила меня отправить это вам. И также велела передать, что девочка полтора метра ростом, весит тридцать девять килограммов, у нее карие глаза и каштановые волосы. Особых примет нет – ни отметин, ни шрамов, за исключением, – тут Дот сделала несколько помарок, не сразу справившись с трудным оборотом, – коричневой родинки на правом предплечье. Фотография сделана в старом платье, в котором девочка ехала в поезде. Мисс Фишер выразила надежду, что вы найдете того, кто потерял девочку. Искренне ваша, Дороти Уильямс (мисс)».
7
Июнь в Австралии зимний месяц. – Прим. пер.