Страница 14 из 35
– Как ты себя чувствуешь, Юнис? Я в ужасе от всего произошедшего.
– Мне уже лучше. Мисс Фишер была очень добра ко мне. Она обещала разыскать того, кто убил маму.
– А как твои ожоги, Юнис? Я не знал, что хлороформ может так сжечь кожу. Бедная девочка! Что сказал доктор?
– Она сказала, все пройдет и шрамов не останется, если я не буду расчесывать, но очень трудно удержаться, ужасно чешется. Но уже не так жжет, а было и в самом деле больно. Алли, я думала, что не вынесу эту поездку до Мельбурна по железной дороге! Я выдержала только потому, что читала «Манон» и могла спрятать лицо. Мне выписали мазь, и доктор сказала, что я должна не меньше недели лежать в постели. Я еще очень слаба. Ты волновался обо мне?
– Моя дорогая девочка, как ты можешь сомневаться в этом? Я уже собирался брать штурмом полицейское управление. Но тут позвонила эта девушка и сказала, где ты.
Он поцеловал руку, которую держал.
– Линдсей остался поговорить с мисс Фишер, хотел познакомиться с ней. Он помешан на преступлениях. Готов поспорить, ему разонравились бы убийства, если бы он хоть раз увидел труп. Что случилось в поезде, Юн? Я читал только отчеты в газетах, а они там вечно сгущают краски.
– Не знаю. Я очнулась, только когда все было позади. Кто-то отравил пассажиров в вагоне и вытащил маму через окно. Никто не знает – как. А потом ее нашли мертвой почти в десяти метрах от путей, и никто не может объяснить, как она туда попала. Это все ужасная тайна. Если бы не мисс Фишер, дети в вагоне умерли бы, и доктор до сих пор не знает, насколько серьезно пострадала моя печень.
– О, Юн, я и не предполагал, что дела так плохи! О чем бы ты хотела поговорить?
– О нас, – прошептала Юнис. – Теперь мы можем пожениться.
– Конечно, можем, как только тебе станет лучше. Завтра же дадим объявление в газеты. Объявляется помолвка Аластера, сына Уильяма и Шарлоты Томпсон, Райт-стрит, Кью, и Юнис, единственной дочери покойного Уолтера и… – он умолк, а Юнис продолжила за него:
– …и покойной Энн Хендерсон из Южной Ярры. Но мы не можем опубликовать это в газетах, ведь мама еще даже не предана земле. После похорон, когда я уже смогу вставать, мы сможем пожениться. Если ты, конечно, не передумал.
– О, Юнис! – воскликнул Аластер Томпсон и обнял ее с изрядной долей страсти, способной убедить даже самую недоверчивую даму, что ухажер не изменил своего решения.
Фрина, у которой сердце было не камень, обменивалась поцелуями и признаниями со вторым по красоте молодым человеком в своем доме. Линдсей пылал страстью, его дыхание обжигало ей лицо; губы юноши были требовательны и, казалось, поглощали ее всю. Но мозг Фрины, который редко был заодно с телом, продолжал действовать как часы, и в перерывах между объятиями, ей удалось выведать у Линдсея немало интересных сведений.
– Так ты живешь в том же доме, что и Аластер? Как удобно! А кто ведет хозяйство?
– Одна женщина приходит по утрам, убирает постель и готовит нам ужин на вечер, – объяснил Линдсей, вкрадчиво проводя рукой по спине Фрины. – Какое мудреное белье ты носишь.
– Я научу тебя снимать его, – пообещала Фрина. – Эта наука тебе еще пригодится. Но не сейчас. Ты слишком нетерпелив.
– Это же мне вечно повторяет наш тренер, – усмехнулся Линдсей, убирая руку. – Хорошо, мисс Фишер, будем паиньками. У Аластера не так-то много денег, понимаешь, родители у него небогатые, но достойные, отец – врач, но денег лопатой не гребет, вот Аластер и живет со мной. Патер подарил мне дом и платит домоправительнице, а мне нужна компания, так что все складывается удачно. Забавный парень этот Аластер. Я им просто восхищаюсь. Даже когда он был совсем на мели, никогда не одалживал у меня пятерки до четверга. Никто из моих приятелей не проявлял такой щепетильности. Для некоторых из них я просто денежный мешок… Мне нравится эта ткань, такая гладкая. Что это?
– Шелк, – сказала Фрина, натягивая юбку так, чтобы она скрыла колени. – Он и должен быть гладким, я рада, что тебе нравится. Кажется, мне пора выставить тебя и твоего друга на снег, Линдсей. Увидимся завтра. Во сколько?
– В девять утра. – Линдсей неохотно отпустил Фрину. – У лодочной станции. Почему ты нас выставляешь? Я уже перестал тебе нравиться?
– Нет, дорогой, ты нисколько не утратил своего очарования. Но мне пора идти читать заключение о вскрытии, и надо поговорить с полицейским.
– А можно мне с тобой?
– Нет. Увидимся завтра. – Фрина позвонила в колокольчик. – Господин Батлер, проводите, пожалуйста, джентльменов. И выведите из гаража автомобиль. Мне надо съездить на Расселстрит.
Линдсей прихватил своего друга и откланялся, бросив прощальный взгляд напоследок.
– Ну, что ты о нем думаешь? – спросила Фрина у Дот.
Дот усмехнулась.
– Этот Линдсей вполне хорош, мисс, если вам нравятся коты.
– Ты же знаешь, что нравятся, – согласилась Фрина.
Глава седьмая
– Что это ты там, ворон считаешь?
Фрина вела красный автомобиль в город. Детектив-инспектор Робинсон (зовите меня Джек, мисс Фишер, все так делают) принял расследование и очень хотел поговорить с ней. Он обещал показать ей заключение о вскрытии и поделиться всей имеющейся информацией.
Фрина оставила машину в гараже полицейского участка и поднялась по темной лестнице в небольшой унылый кабинет, который занимал Джек. Он поднял взгляд при ее появлении: молодцеватый мужчина со светло-каштановыми волосами и бледно-карими глазами – ничего особенного, ни единой отличительной черты, которая бы запомнилась дольше, чем на три минуты после его ухода. Именно эта безликость помогала Робинсону превращаться в неумолимую тень самых осторожных мельбурнских преступников. Все они теперь томились за решеткой и недоумевали, как их смогли выследить, но так и не вспомнили ничем не примечательного мужчину на углу улицы, который по нескольку дней кряду неотвязно ходил за ними по пятам. В обычной жизни Робинсон был тихим человеком и примерным семьянином, выращивал гревилии и орхидеи в своем саду. И, если сразу и решительно не пресечь подобные разговоры, готов был со знанием дела обсуждать мульчирование.
– Ах, мисс Фишер, надеюсь с вами все в порядке? Как приятно снова вас видеть! Я не предлагаю вам наш полицейский чай, уверен, вы уже пробовали этот напиток. Расскажите мне, пожалуйста, все, что вам известно, об убийстве на поезде в Балларат.
– Охотно, – согласилась Фрина.
Как обычно, ее рассказ был кратким и деловым. Детектив-инспектор Робинсон тщательно все записывал.
– Так вы полагаете, ее вытащили через окно?
– Несомненно. Я убеждена в этом, поскольку в щели оконной рамы застряли волосы. Но где скрывался убийца, я сказать не могу.
– А этот блондин-проводник, опишите его.
– Примерно метр восемьдесят, голубоглазый, приятная улыбка, хорошо сложен, но худощав, никаких особых примет, кроме шрама на лбу. Видимо, была рассечена переносица, но все уже зажило. Полагаю, ему лет двадцать пять, но допускаю, что он мог быть и моложе, фуражки все путают. Я не обратила на него внимания, – словно оправдываясь, добавила Фрина. – Слишком устала.
– Я был бы рад, если бы все мои свидетели были столь же невнимательны, – заметил детектив-инспектор. – А что вы думаете о мотиве?
– Самый веский мотив был у дочери. – Фрина положила ногу на ногу и одернула юбку, чтобы не смущать полицейского. – Но не думаю, что это ее рук дело. Она могла выбросить мать из окна и отравиться. Возможно, она понятия не имела, что хлороформ оставляет ожоги на коже. Я видела сегодня ее жениха, и он этого не знал, а он студент-медик.
– А как он вам показался, мисс?
– Весьма самоуверенный молодой человек, но почти все врачи такие. Среднего роста, светлые волосы и голубые глаза, как и у его приятеля, их можно было бы принять за близнецов. Оба сильные и очень активные. Возможно, стоило бы спросить у заботливого господина Томпсона, где он был в ту самую ночь.