Корона Героев

Она улеглась у огня, но тут же вскочила и принялась расхаживать. Ее мутило от усталости, она отупела от горя, а впереди ее неизвестно что ждало в Городе. И, вспомнив об этом, она вспомнила и вспышки, виденные в глубине озера Грез. Но воспоминание привело обратно к Люту, и из глаз хлынули слезы. Стоя у костра, Аэрин спрятала лицо в ладонях и всхлипывала.

Так не пойдет. У нее Корона, она носит заговоренный меч. Она возвращается домой воином-победителем — и достойной уважения первой сол. А чувствовала она себя мертвым листом: сухой, коричневой и ломкой, хотя листья, наверное, не бывают так несчастны. Их просто хоронит под снегом, сжигает солнце и сечет дождь, пока они мирно не растворятся в земле… Она поймала себя на том, что таращится на землю под ногами. Надо поспать.

Аэрин не надеясь, что ей удастся заснуть, повернулась обратно к одеялу и обнаружила, что оно уже занято двумя пушистыми телами. Предводительница собак улыбнулась ей и сдвинула лохматый хвост минимум на дюйм. Вожак котов прижал уши и прикрыл глаза. Ни та ни другой не обращали друг на друга ни малейшего внимания.

Она хрипло рассмеялась, почти закашлялась.

— Спасибо вам, — сказала она. — Может, я наконец засну.

Она пристроила голову на кошачий бок, собачья голова легла ей на живот, а собачий хвост прикрыл ноги. Аэрин заснула мгновенно и крепко. Утром она проснулась, обнимая собаку за шею и зарывшись носом в ее воротник, и на морде у большой йериг читались великое терпение и снисходительность, несомненно выработанные многочисленными поколениями щенков.

Аэрин проснулась к тому же с ощущением неотложности. Неотложности столь великой, что та пробилась сквозь оцепенение.

— Скоро, — громко сказала она Талату, а тот наставил на нее ухо и лишь фыркнул, возмущаясь туго затянутой подпругой. — Мы скоро им понадобимся.

Нога его в то утро тоже плохо слушалась, но Аэрин помнила об этом и была осторожна, и вскоре он расходился. Прежде чем ночь настигла их второй раз, они почти миновали Эйрдтмар, а на третий вечер Аэрин различила в цепочке горных вершин выемку, представлявшую собой проход на лесистую равнину перед Городом. Дорога домой коротка, когда знаешь, куда едешь. Возможно, завтра они заночуют на перевале.

Друзья ее снова спали с ней в ту ночь, но не так спокойно, ибо ей снились дурные сны, полные битвы, и криков, и стонов раненых, и мерзких звуков языка северян. Она часто просыпалась в поту, со стиснутыми кулаками и расходившимися нервами. В последнем сне прямо перед рассветом она услышала голос Арлбета, усталый и безнадежный: «Если бы только у нас была Корона. Мы бы еще могли…»

«Будь у нас Корона, — другой голос, выше тембром: Перлит, — будь у нас Корона, мы не ошиблись бы так жестоко».

«По крайней мере, — произнесла Галанна так тихо, что Арлбет ее не расслышал, — хоть наш талисманчик неудачи под ногами не путается. Спасибо богам хоть за это».

Спасибо богам… Спасибо богам, что ее здесь нет… здесь нет… Корона, боги, нам нужна Корона, ее здесь нет…

Аэрин проснулась. Заря еще только взбиралась к вершинам гор. Она еще не хотела бодрствовать, ибо сегодня ей предстояло увидеть Город, и она боялась того, что может там обнаружить. Боялась, что пришла слишком поздно. Боялась, что даже Корона не спасет. Боялась, что они не примут Корону из ее рук. Боялась, что они прочтут в ее лице, у кого она эту Корону отвоевала.

Боялась, не прочтут ли они в ее лице, что она теперь не принадлежит Дамару. Она будет любить его всю жизнь, и эта жизнь, скорее всего, будет долгой. У нее есть долг перед ним, который она до определенной степени может исполнить, если приложит все усилия.

Она велела себе не думать о Люте.

Войско ее текло по бокам от нее. Море мохнатых спин, черных, серых, полосатых, золотистых и красноватых. Игривость их пропала. Уши наставлены вперед, хвосты опущены. Аэрин распаковала Корону и сначала везла перед собой, пристроив на луке седла, потом подумала, не убрать ли ее обратно, но ей хотелось иметь ее под рукой, где она сможет прикасаться к сокровищу, а оно к ней. Наконец она продела в Корону руку и повесила ее на плечо, и обруч согревался, пока, потрогав его в очередной раз пальцами, Аэрин не убедилась, что он такой же температуры, как ее кожа.

Они въезжали в утро, и ветер пел у нее в ушах, но в его песне звучали странные голоса, и нес он странные запахи. Беспокойство Талата наконец сказало ей, что происходит: то были голоса и запахи битвы.

Они поднимались по широкой ровной тропе, уходившей между Вастом и Каром к низким лесистым холмам перед Городом. Достигнув вершины перевала, Талат всхрапнул и шарахнулся, а Аэрин приросла к седлу, не веря своим глазам: увиденная внизу картина не укладывалась в голове. Она мрачно развернула коня кругом, и он неохотно послушался, но все норовил отпрянуть, развернуться и умчаться. Даже Маур был не так ужасен, как то, что лежало перед ними.

Деревья исчезли. Казалось, даже мягкие холмы стали более плоскими, а там, где некогда переливалась зеленью, бронзой и глубокими синими тенями листва, теперь царила жуткая мешанина битвы. Там, между ее Городом и нею, были северяне. Она различала отчаянно сражающиеся небольшие группы людей, самую большую — у ворот Города. Но противник превосходил их числом, и надежды у них не осталось вовсе, они не сдавались лишь из гордости да еще из страха попасть живыми в плен к северянам. И северяне это знали.

Аэрин оцепенело взирала на рваный перепаханный ландшафт и слушала ужасные крики и тяжелые звуки ударов. Дым битвы царапал горло и заставлял слезиться глаза. Словно леса, который она ежедневно видела с высочайших башен отцовского замка, никогда не существовало. Словно Лют, вытаскивая ее обратно в ее собственное время, ошибся в расчетах, и она оказалась какой-то другой Аэрин в каком-то другом мире. Аэрин ждала, когда ее охватит паника. Талат затих и стоял, насторожив уши, напряженный, но ожидающий ее приказов. И ее войско окружило ее и образовало у нее за спиной громадное озеро, плескавшееся прибоем у каменных стен прохода.

— Что ж, — произнесла она громко, и спокойствие собственного голоса испугало ее. — Может, в том, что я теперь не совсем смертная, не так много проку.

Она плотнее надвинула Корону на плечо и вытащила из ножен Гонтурана, по лезвию побежали синие сполохи. Синева пошла волнами и устремилась вверх по рукояти, заливая руку Аэрин. Прикосновение синего мерцания рождало чуть заметное покалывание, странное, но приятное. Аэрин списала его на разыгравшиеся нервы.

— Надеюсь, друзья, вы поможете мне теперь: проводите меня… туда, — сказала она и указала мечом вперед и вниз.

С острия Гонтурана сорвалась синяя искра и с шипением упала на землю, и вожак котов подошел, чтобы с серьезным видом изучить место, куда она упала.

И тут Аэрин подумала: может, в конце концов, дело и не в нервах.

Она тряхнула мечом, и синее сияние стало разгораться, пока не пропитало воздух вокруг нее. Провал впереди замерцал, и глаза кота-вожака сверкнули кобальтом, когда он посмотрел на нее. И в этом свете обострилось зрение, ибо ровно за тем местом, куда указывало острие Гонтурана, она совершенно ясно увидела Кестаса с Арлбетом на спине. И похоже, синий свет окутал и его, через такое расстояние по истерзанной земле. Он очертил и Тора, недалеко от короля, и она гадала, где знаменосец, поскольку именно его отсутствие заставляло ее сомневаться, что она действительно видит отца. Но теперь у нее не осталось времени об этом думать.

— Слушайте, — сказала Аэрин, и множество пар ярких глаз повернулось к ней. — Корона должна попасть только в руки Арлбета или Тора. Больше ни к кому. Я передам ее одному из них, если смогу. — Она сглотнула. — А если у меня не получится, тогда это должны сделать вы. А если никто не выйдет из этой битвы живым, тогда вы унесете ее далеко отсюда, далеко от Дамара, так далеко, как смогут вас унести ваши ноги.

Голос ее отдавался странным эхом, словно синий свет отражал, или фокусировал его, или собирал вместе. Внезапно она поняла, что не сомневается в своем войске, и на нее нахлынуло громадное облегчение, почти радость.