Знахарь. Трилогия

– Вы где остановились? – задаю я самый главный вопрос. Не помнит. Хреново.

– Как тебя зовут? – задаю я ненужный вопрос. На карточке написано «Вероника Попова». И если бы она меньше искала неприятности на свои фамильные достоинства, то не забыла ни имя, ни адрес. Такси в городке несусветно дорогое. В прибрежной зоне оно не ездит. Поэтому мне два квартала её нести на руках, и два квартала ехать на такси. Объясняю Веронике положение дел. Прокатиться на мне она непротив, но из деликатности резко возражает. Жаба задушила тратить деньги на такси, и я тащу её четыре квартала на руках. Дома начинаем проверять список в мобильном телефоне.

– Добрый вечер, я нашел мобильный телефон. Хочу вернуть. Не подскажите адрес? Только трое знакомых знают, что Вероника уехала отдыхать. Но адрес съемной квартиры им неизвестен. Странно.

Гематому в голове я ликвидировал ещё при переноске женщины к себе на квартиру. Теперь осталось главное лекарство – крепкий сон. Остальные синяки залечиваю целый час. Утро не добавило сведений о гражданке Поповой. И это меня огорчило. Тёмная история. Троё любителей ночного секса – случайные люди. Сама Вероника, судя по реакции на мои вопросы, мелкий торговый клерк, сразу после окончания ВУЗа. Телефонные контакты это подтверждают, но чувство опасности остаётся. Обуза! Вот она – причина паники. С Вероникой на руках я становлюсь уязвим. Я боюсь любой привязанности, зависимости. «Одинокий волк»! Одинокий трус! Для чего я устроил проверку дочери Зюс на ДНК? Чтобы найти себе повод не заботиться о близком человеке. Так ли принципиально, что эта веселая девчонка мне неродная кровь? Я так рвался на родину! Для чего? Чтобы прятаться в тёмных уголках? Есть еще вариант: сдаться и надеяться, что задания будут не самые пакостные. Хард недовольно поворчал на раннюю пьянку. Алексей предложил собраться вечером. Кляйн заявился с «моей» дочкой на руках, сказал, что высвободит сегодняшний вечер.

* * *

Веронику я усыпил, поспать подольше ей не помешает. Друзья понимали, что с деньгами у меня временные трудности, поэтому все захватили с собой и закуску, и выпивку. Но всё равно все с удовольствием пили крымские вина, качество винограда в империи было посредственное, никакие магические фокусы здесь не работали.

Другое дело – виноградный спирт, имперское бренди не уступало земному коньяку, и до появления Алексея было редко и дорого. Мои моральные терзания к этому времени поутихли, и я уже не стремился заниматься самобичеванием. Но посоветоваться с друзьями не мешало.

– Неужели ты раньше не видел в себе этой черты? – удивился Алексей.

– Я никогда не был трусом. Кто тебя в парашютный кружок отвёл? Я! В армии, когда грузовик загорелся, помнишь?

– Я много чего помню, и случаев с тобой много приведу, гораздо достойнее! Последний, когда ты с участковым из‑за соседа сцепился. Рассказывала соседка твоя. Но остаётся фактом, что ответственности за других ты всегда избегал, и сейчас избегаешь.

– По‑твоему, завел семью – храбрец, не завел – трус?! – засмеялся я.

– Глупость говоришь, сам знаешь. Начнем с простого. Раньше, в деревнях неженатый мужик слова не имел, женатый, без детей, тоже не совсем взрослым был. Потому, что ответственности настоящей у мужика не было.

– Алексей прав. Задания тайной стражи будоражили кровь. Я рисковал своей жизнью, часто даже напрасно, и получал от этого только удовольствие. Отвечать за жизнь жены и сына это совсем другое дело, – неожиданно поддержал Алексея Хард.

– В тайной страже ты не раз возглавлял группы захвата. Сам же мне рассказывал. И когда стал бароном, за многих людей отвечал.

– Отвечал! И под моим началом гибли люди. А сейчас я отвечаю за любимых людей. Если бы ты не побоялся привязаться к Зюс, полюбить её, а не держать на расстоянии, то …

– … Кляйн не был бы счастлив, – прервал Харда Алексей.

– Белла прислала три дюжины котлет. Поэтому выпьем за мою хозяйку виноградной водки. И закусим знаменитыми котлетами! – заулыбался Кляйн. Я ещё днем сходил на рынок и настрогал большую миску салата из огурцов и помидоров. Ни барон, ни граф не чинились, ели и нахваливали.

– Свои проблемы я уже прочувствовал. Вопроса два. Во‑первых, возможно ли прожить вторую жизнь, по‑другому, чем первую? Во‑вторых, как я её могу прожить по‑другому, когда вынужден скрываться? Мне страшно отвечать за малознакомую, малосимпатичную женщину! – пока все трезвые высказал я свои проблемы. Хард, слегка пошатнувшись, встал и подошел к дивану.

– Красавица, – заявил он громко. На Кляйна такая доза совсем не подействовала. Он, в два шага, приблизился к Харду.

– Я простыню поправлю? Тут ногу видно, – засмущался Кляйн. Было жарко. Вероника во сне освободила ногу из‑под простыни, которой я её прикрыл.

– Пошли на пляж! Десять лет на море не был. Искупаемся, – предложил Алексей.

– Тебе и Харду я найду шорты и майки. А Кляйн в чем пойдет? – растерялся я.

– Если оставить штаны и рубашку с кружевами, то его наряд для молодежи будет не так плох, – засмеялся Лёха.

– Я никогда не видел моря, – разволновался Кляйн.

– Он так и не оценил твою женщину, – остановил нас Хард.

– Она не так красива и молода, как Белла, – смутился Кляйн.

– Не дипломат! Нет! Всемогущему Альту такое оскорбление в глаза сказать? – Хард смеялся так, что Вероника заворочалась во сне.

– Тихо. Тихо. Уходим, – забеспокоился я. На море было тихо. Ни легкого ветерка, ни маленькой ряби. Лунная дорожка была прямая и ровная.

– Это море!? – возмутился Кляйн.

– Не повезло. Я смотрел прогноз, послезавтра будет небольшой шторм. Я тебя обязательно притащу смотреть, – попытался оправдаться я.

– Нет. Даже для меня эта прогулка была испытанием. Я ничего не имею против обворожительных красавиц на улицах города. Но на них почти не было одежды! Сейчас темно, но даже немагу видно, на купающихся женщинах, за исключением веревочек и лоскутков ткани ничего нет! Кляйн, разве ты сможешь посетить ещё раз этот город? – спросил Хард.

– Я сразу отворачиваюсь!

– Увы! Хард так не может. У него привычка – проверять слежку. А дамы слишком уж внимательно наблюдали за ним, – подшутил над Хардом я.

– Да. Как ни странно, но всех их интересует не Кляйн, а Хард, – поддержал меня Лёха.

* * *

Друзья ушли, так ничего не посоветовав. Оставили на меня уборку со стола. Рано утром пришла хозяйка квартиры и начала вымогать дополнительную плату за Веронику. Но была и хорошая новость – Вероника вспомнила, как её зовут. На этом процесс выздоровления застопорился на неделю. Вероника много звонила знакомым, пытаясь вспомнить себя. Не помогало. Один из абонентов был недоступен, но в конце недели позвонил сам, обматерил Веронику, и она всё вспомнила. Это был её бой‑френд. Ссора с ним и послужила причиной её отъезда в Крым. Подушку мне пришлось сушить на лоджии, Вероника залила её слезами, заново переживая свою драму. Квартиру Вероника снимала, как оказалось, в двух шагах от моей. С возвратом памяти, отношение Вероники ко мне переменилось. Она превратилась в деловую и слишком осторожную женщину. Её мысли о моих намерениях были неприятны. Я постарался отгородиться от мыслей Вероники, сам стал холоден и официален. От былого доверия не осталось и следа. Мы расстались торопливо, избегая смотреть друг на друга. Через пару дней в мою старую голову пришла мысль попробовать проводить свои эксперименты по переходу в другой мир из своего, теперь уже бывшего, дома. На вокзале я встретил Веронику. Та посмотрела сквозь меня, как бы, не узнавая, я повел себя также. Маленький зал ожидания, недавние мои мысленные контакты с Вероникой привели к тому, что её мысли и чувства громко зазвучали у меня в голове. Черная тоска, ненависть к бой‑френду, неприятности на работе, ссора с лучшей подругой, всё переплелось в страшный, жуткий клубок. Мне, со стороны, всё это казалось мелочами, бытовыми трудностями, ей потерями мирового масштаба. Таксист помог занести в зал две большие сумки даме с маленькой девочкой. Она вошла в зал и огляделась в поисках меня. То есть любого одинокого мужчины, у которого мало вещей и которого можно припрячь поработать носильщиком до электрички, и а потом ещё и при пересадке в поезд в Симферополе. Её дочка, чуть старше трех лет, продемонстрировала чудеса юного женского эгоизма.