Послезавтра

Теперь же он был занят чем-то совершенно непонятным и удивительным: он вырывал из книг страницы, сворачивал их в комки и запихивал в штанины и рукава. Он постепенно становился похож на персонажа, рекламирующего пункты проверки давления в колесах или кондитерские изделия.

— Что ты делаешь? — спросил Джей Ди, отказавшись от попыток догадаться об этом самостоятельно.

— Утепляюсь. Лучше всего для этого подходят газеты, но и так тоже ничего.

Джей Ди с трудом верил свои ушам.

— Поживи на улице и научишься сохранять свое тепло.

Лютеру этот парнишка тоже показался интересным. Он был таким свежим и невинным, что это рождало в его душе смешанные чувства. Лютеру довелось многое пережить, а сейчас перед ним сидел красивый, сильный, умный паренек, который еще даже не догадывался о том, что в жизни бывают проблемы. Он был даже приятен, только… многого еще не знал.

Наблюдая, как Джей Ди гладит Будду, Лютер почувствовал симпатию к мальчишке. Пса нельзя было назвать красавцем, к тому же он давно был не первой свежести. В общем, им обоим не мешало бы вымыться, поэтому большинство из их маленького общества, скажем так, старались держаться от них в сторонке. Некоторые просто шарахались. В итоге Лютер всегда старался устроиться в дальнем углу общей комнаты, чтобы не смущать людей, которые были не в состоянии переносить исходивший от них запах. Джея Ди, казалось, он не беспокоил. Лютер наблюдал за выражением молодого лица, пока парень и пес играли друг с другом. Джей Ди был чем-то опечален, хотя сейчас у всех для этого причин было больше чем достаточно. Он был один и не знал, где находились его родители.

— Волнуешься о родителях?

— О брате.

Да, это было тяжело. Лютер даже не стал спрашивать, кто из них старше, потому что ответ был очевиден. Старшие братья должны заботиться о младших, поэтому парнишка так огорчен.

— Как его зовут?

— Бенджамин. Но я зову его Бенни.

Джей Ди внимательно посмотрел на Лютера. Что задумал этот старый бродяга? Зачем он задает ему такие личные вопросы? Лютер ответил на этот взгляд, и в его глазах Джей Ди увидел сочувствие, даже сострадание. Такое испытывает человек, который искренне хотел бы помочь другому, но бессилен что-либо сделать. Джей Ди видел это в глазах доктора Ретти, когда он выбил себе плечо во время матча по регби и катался по полю от невыносимой боли. Оно было и в выражении лица Бенни, когда отец срывался на старшем брате без всякой на то причины. Джей Ди немного расслабился.

— Мне бы только знать, что у него все в порядке…

Лютер медленно кивнул.

— Да, неведение — тяжелое испытание.

Эти слова не были для Лютера пустым соболезнованием: он многого лишился в этом мире. Джей Ди подумал, что они с этим странным человеком оказались удивительно похожи. Они оба горевали о тех, кого нет рядом с ними. Скорее всего, Лютер никогда не скажет, кого именно он потерял. Да это было уже не так важно.

Лютер оторвал еще одну страницу, скатал ее в шарик и протянул Джею Ди. Тот взял его и засунул в штанину.

— Спасибо, — сказал он.

Лютер улыбнулся и скатал ему еще один комок, с удовольствием наблюдая за тем, как ему находится достойное применение.

В Европе все еще шел снег. Ценой невероятных усилий дороги южной части Франции и шоссе запада Англии были еще проходимы. В остальной части Европы передвижение было невозможно. Целые города были погребены под снегом. Трафальгарская площадь выглядела сплошной снежной равниной, поверхность которой нарушала лишь одиноко торчащая верхушка Колонны Нельсона. Из всего транспорта работало только метро, и городские власти сократили его маршрут, не позволяя поездам выходить на поверхность. В городе, как и на территории всего северного полушария, крыши рушились под тяжестью снега, а на уцелевших стояли люди с лопатами и лихорадочно пытались сбросить с них хотя бы часть этого груза. В одном только Лондоне каждые четырнадцать минут у кого-нибудь случался инфаркт, и телефонные линии служб экстренной помощи были перегружены. Многие призывы о помощи так и оставались без ответа.

В Хедланде ветер завывал таким голосом, от которого кровь стыла в жилах. Он с удивительной избирательностью сдувал снег с одних поверхностей, погребая под ним другие. В здании центра были выключены почти все потребители энергии, чтобы сэкономить электричество. В связи с разыгравшимися событиями вести наблюдения было бесполезно. Было очевидно, что течение, для наблюдения за которым и была создана эта станция, сделало именно то, чего люди больше всего боялись: переместилось на юг. Если бы мониторы были по-прежнему подключены к сети, то все датчики буев сейчас показывали бы аварийные сигналы.

Вдалеке звук работающего генератора сменился на странное повизгивание и тарахтение. В такт ему замигали лампочки. Следом должна была отказать система отопления. Профессор и его помощники закрыли практически все здание, оставив включенными батареи только в комнате наблюдения. Когда остановится генератор, прекратят работать насосы электрической системы отопления. Это означало неминуемую смерть.

— У нас заканчивается солярка, — сказал Денис.

Саймон открыл ящик стола и вытащил оттуда бутылку.

— А на этом генератор будет работать? — спросил он, показывая на благородный солодовый напиток.

— Вы с ума сошли? Это же двенадцатилетний виски! — Профессор забрал у них бутылку и достал три стакана из другого отделения шкафа. Эта жидкость не принесет никакой пользы генератору, зато пригодится людям. Открыв бутылку, он щедро разлил напиток по стаканам. Подумал и добавил еще. К чему сейчас экономия?

— За Англию! — поднял стакан Саймон.

Джеральд Рэпсон подумал было, что тост слегка надуман. Англии больше нет. Он поднял свой стакан:

— За человечество!

Профессор искренне надеялся, что кто-нибудь обязательно выживет.

— За «Манчестер Юнайтед»! — с легким смешком присоединился Денис.

Они засмеялись и выпили. В этот момент генератор захлебнулся в визге и замолчал. Лампочки мигнули напоследок и погасли. Из радиатора послышался звук, напоминающий длинный вздох, и серия тихих ударов.

На улице было не меньше минус семидесяти. Джеральд подсчитал, что где-то через час он потеряет сознание от холода. Да, как бы ни была неприятна эта мысль, это будет самый последний час его жизни.

Денис зажег свечи, и Джеральд смотрел на лица своих коллег, освещенные неровным светом. Они были мужественными людьми, спокойно ожидающими прихода смерти с последним бокалом виски в руках.

— Жаль только, что я не увижу, каким он вырастет, — произнес Саймон.

— Главное, чтобы он вырос, — ответил Джеральд. Глубоко в сердце он надеялся на то, что так и будет. Ему не хотелось думать, что во всей Британии может не остаться в живых ни одного человека.

— Аминь, — отозвался Денис, и Джеральд подумал, что это слово было не простой поддержкой мысли о том, что его сын должен выжить. Это слово было завершением молитвы и прощанием.

— Прощайте, — сказал он от всего сердца.

Виски был чертовски хорош, мягкий, с дымком, и крепок ровно настолько, чтобы отличаться от экзотического вина.

Прощайте…

Кабинет членов правления библиотеки претерпел радикальные изменения. Вся деревянная мебель, которую было можно сломать, кусками грудилась возле камина. Там были изящно изогнутые ножки и подлокотники, набивка сидений и гобелены, их покрывавшие. Ящики старинного стола пошли на щепу для растопки, вслед за деревянной витриной, на которой раньше гордо стояли старинные книги. Сами книги были укрыты заботливой Джудит, поместившей их на огромный стол вместе с Библией Гутенберга и другими редкими изданиями.

Собратья по несчастью сидели в полукруге возле камина. Они поверили слову мальчика, а не опытного мужчины и предпочли остаться, когда бегство казалось единственным путем к спасению.

Сэм и Лора разговаривали тихо, будто молились.

— Самая вкусная еда? — сказал Сэм.