Свадебное пари

— Как бы я хотела, чтобы ты не уходил, — с улыбкой пожаловалась она, спрыгнув с последних двух ступенек.

— Но приходится, дорогая. Ведь мы еще не обвенчаны.

Он улыбнулся, и ему показалось, что теперь улыбка никогда не покинет его лица.

— Подожди совсем немного. Как только мы обвенчаемся… — Она прищурилась, почти испугав его неожиданно манящим взглядом. — Когда мы поженимся, никогда не станем разлучаться, — заявила она, потянувшись к его руке.

Моррисон, благосклонно наблюдавший за ними из глубины передней, направился к двери одновременно с парочкой. Старый слуга отодвинул засов и открыл дверь, впустив свежий, прохладный воздух поздней осени.

— Доброй ночи, сэр.

Джонас вышел на верхнюю ступеньку.

— Доброй ночи, Моррисон.

Абигайль поспешно метнулась за ним.

— Закройте дверь, Моррисон, хотя бы на минуту. Слишком холодно на улице.

Дворецкий вскинул брови, но сказал:

— Одна минута, мисс Абигайль. Не больше. Иначе простудитесь.

С этим наставлением он ушел в переднюю.

Абигайль хмыкнула и, приподнявшись на цыпочки, обняла Джонаса.

— Доброй ночи… До чего не хочется повторять эту фразу.

Джонас сжал ее талию, слегка приподнял, прижал к себе и нагнул голову, чтобы поцеловать в губы. Прошла целая минута, прежде чем ее ноги снова коснулись ступеньки, а Джонас неохотно отстранился, но сжал ее лицо ладонями, глядя в широко раскрытые голубые глаза. И даже растерялся, увидев в них настоящий голод, весьма напоминающий страсть. Сам он был неопытен в любви, но жажда, отразившаяся в глазах Абигайль, не уступала его собственной, которая теперь бурлила в чреслах, зажигая огонь в крови.

Джонас поспешно отступил.

— Иди в дом, Абигайль, очень холодно.

Поцеловав ее пальцы, он поспешил спуститься с крыльца.

— До завтра, дорогая.

— До завтра.

Она послала ему поцелуй, и стояла, глядя вслед, пока он почти бежал по улице. Даже когда Джонас завернул за угол, она все не уходила, легонько касаясь пальцами губ, еще хранивших тепло его поцелуя. Наконец она медленно повернулась к двери.

— Мисс Саттон? — прошептал кто-то сзади. — Вы ведь мисс Саттон, правда?

Повернувшись, она увидела оборванца, протягивавшего тонкий пакет.

— Джентмун дал мне два пенса, чтобы отдать это мисс Саттон. Вы и есть мисс Саттон, я ведь не ошибся?

Сбитая с толку, Абигайль кивнула:

— Да… да, я мисс Саттон. Но я ничего ни от кого не жду.

— Тогда это вам, мисс.

Парнишка сунул ей пакет, и Абигайль машинально его взяла. На пакете крупным почерком было выведено ее имя. Чуть выше было написано еще более крупными буквами:

«Прочтите, когда останетесь одна».

Абигайль была озадачена и заинтригована. Было нечто волнующее в такой переписке и в способе доставки. От письма словно исходило настоятельное требование немедленно с ним ознакомиться. Может, это от Джонаса? Какое-нибудь нежное любовное письмо, которое нужно читать, когда она останется одна. Только у него может возникнуть такая романтическая идея! Он знал, что мать не позволит ей принимать письма, даже от жениха, и, должно быть, написал заранее, принес с собой и отдал уличному мальчишке на углу. Такие, как этот парень, толпятся на каждой улице в поисках заработка. Но почему Джонас просто не отдал письмо уходя? Должно быть, забыл в пылу страсти, а вспомнил, только когда завернул за угол.

Абигайль с улыбкой сунула письмо за корсаж. Она пожелает родителям спокойной ночи и убежит в спальню, чтобы в одиночестве прочитать слова любви.

Вечером Серена не замечала, как бежит время. Сегодня она была на редкость оживлена, остроумна, грациозно передвигалась по салонам, держала банк, наблюдала за слугами и накрытыми для ужина столами. Но мыслями была далеко. На другой планете.

Ей хотелось петь, оттого что будущее определенно. Скорее бы оно началось! Ничто здесь больше не могло ее коснуться, даже злоба в глазах отчима, который, казалось, следил за каждым ее движением. Неужели что-то знает? Вряд ли. Как он сумел? А если и знает, что с того? Он ничего не сможет поделать. Ничего уже нельзя изменить.

Как только Джонас и Абигайль соединятся, ее роль будет сыграна и Серена почувствует себя полностью свободной.

Наконец последний игрок ушел, двери были заперты, лампы погашены и ночная добыча заперта в сейфе.

Отчим коротко пожелал ей спокойной ночи, когда падчерица проходила мимо. Он, казалось, не находит себе места, а, как знала Серена по опыту, это не предвещало ничего хорошего. Он что-то задумал. Обычно такое настроение предвещало ночной побег от кредиторов. Неужели Бредфорд довел его до предела?

Серене стало не по себе. В чрезвычайных обстоятельствах сэр Джордж Хейуорд похож на загнанного в угол медведя. Но пока он не выложил карты на стол, ничего нельзя утверждать.

Серена пошла к себе. Еще раньше она отослала горничную, и сейчас разделась сама, небрежно бросив платье на диван, забралась под одеяло и скоро заснула.

Наутро она проснулась рано, исполненная счастья и сознания того, что отныне в ее жизни все будет хорошо. Теперь она может без страха встречать наступающий день. Она договорилась о встрече с Себастьяном в одиннадцать на Брутон-стрит. Пусть Саттоны посчитают это случайным совпадением. Себастьян хотел по пути зайти к Джонасу и попытаться убедить его пойти с ними. Природа и обстоятельства доделают остальное.

Серена позвонила Бриджет, и та поспешила принести горячий шоколад, хлеб и масло.

— Доброе утро, леди Серена. Сегодня так холодно! Зима на носу.

Она поставила поднос и раздвинула шторы. Сквозь подернутое инеем окно едва сочился бледный солнечный свет.

Серена села, натянула толстое одеяло до подбородка и стала пить шоколад, пока Бриджет ворошила угли и подкладывала дров. В комнате стало теплее, хотя кончик носа Серены до сих пор оставался холодным.

— Сегодня утром я надену рыжеватый бархат с теплыми шерстяными нижними юбками и верхней из коричневого дамаста. И подай темный плащ с подкладкой из серебристой лисы и шерстяные чулки.

— Вы уходите, мэм?

— Да, навестить друзей. Вы мне не понадобитесь, но перед уходом я поговорю с кухаркой о меню сегодняшнего ужина.

Она отставила чашку и, собравшись с духом, откинула одеяло. Бриджет поспешила принести ей теплый шерстяной халат, и Серена благодарно нырнула в его тепло.

— Ненавижу зиму, — объявила она. — Холод проникает в кости!

Они с Себастьяном поговаривали о путешествии в Италию или на юг Франции. Жизнь там дешевле, чем в Лондоне, и даже зимой тепло. Она вспомнила приветливое средиземноморское солнышко, яркие цветы бугенвиллеи на выбеленных стенах, теплую красную черепицу на крышах, пьянящие запахи тимьяна и майорана в роще серебристых олив.

На секунду все показалось таким реальным, что она живо представила, как идет по роще рука об руку с мужем.

«Скоро, — сказала она себе. — Скоро это станет реальностью. А до тех пор главное — не выдать себя».

Спустившись вниз, она обрадовалась, что генерала нигде не видно. Дверь библиотеки была закрыта, но оттуда доносились голоса. Серена потихоньку отправилась на кухню, гадая, кто это пожаловал к отчиму в столь ранний час. Но сейчас ей было не до этого. Она толкнула обитую зеленой байкой дверь и поспешила по коридору на кухню.

Там, как всегда, царила суматоха. Из кипящих котлов поднимался пар. В воздухе стояло облако муки, которую помощницы сыпали на мраморную плиту, где кухарка обычно раскатывала тесто. Серена моргнула, чтобы лучше видеть. Мимо пробежала судомойка с охапкой сковород и кастрюль. Кухарка, вызывающе подбоченившись, стояла у открытой двери и громко костерила мясника, привезшего говядину.

— Я говорила, что мне надо четыре голяшки. Как прикажешь делать заливное, если голяшек только две?

— Все, что у меня было, миссис, — пожал плечами мясник. — Вам они нужны или нет?