Страница 4 из 15
В одиночной камере и с кандалами на руках Сонька провела невообразимо долгое время — два года восемь месяцев. После этого страшного наказания, левая рука у нее почти перестала двигаться. В присутствии нескольких сотен арестантов, другая сахалинская знаменитость — безжалостный палач Комлев оголил ей спину и так дал двадцать ударов розгами, что бедная женщина едва доползла до своей камеры. Каторжники весело ржали: Соньку за ум уважали, восхищались ее «подвигами», но не любили.
В камере ей тоже не давали покоя. На Сахалин приходили пароходы с иностранными (!) туристами. Начальство приказывало выводить Соньку во двор. Рядом ставили кузнеца и надзирателей. Снимали на фото и продавали желающим. Фото называлось «Заковка знаменитой Соньки Золотой-Ручки».
За особую плату разрешалось побеседовать с несчастной каторжанкой. Понятно, что она никогда не была откровенной. И лишь на склоне своих дней призналась одному журналисту из Германии (разговаривали по-немецки): «О чем жалею? О своих дочерях, их у меня две. Говорят, что они вынуждены за гроши, чтоб с голода не умереть, представлять на сцене. — И помолчав, добавила: — Наверное, я ошиблась, что избрала такой путь жизни. Ведь природа меня щедро наградила талантами. На более благородном поприще я могла бы стать и богатой, и знаменитой!»
Впрочем, славы эта женщина имела вдосталь. К сожалению, позорной.
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО В ДОМЕ ВОЕВОДЫ
Утром 10 сентября 1754 года Москву со скоростью молнии облетела страшная весть. Толпы любопытных окружили дом пензенского воеводы Жукова, что расположен в приходе Федора Студита на Большой Никитской. Рассказывали, что когда малолетний сын воеводы Петр заглянул в спальню матери, то нашел ее убитой. Рядом с ней лежало мертвое тело ее дочери, которой шел 16-й год.
Даже старожилы не могли припомнить ничего подобного. Жизнь в Белокаменной обычно текла тихо и благочестиво.
Императрица Елизавета Петровна, отличавшаяся мягким нравом и не переносившая всякую жестокость, приказала учредить следствие. Вскрывшиеся обстоятельства потрясли россиян бессердечностью злодеев.
БЕГЛЫЙ КАПТЕНАРМУС
— Беда в одиночку не ходит, — стала с некоторых пор повторять Аграфена Ивановна, супруга пензенского воеводы Жукова. У нее были веские причины для тяжелых вздохов.
Еще совсем недавно ее большой каменный дом близ Никитских ворот был полной чашей. Восемь господских покоев украшены зеркалами, комодами и стульями красного дерева, восточными коврами. А еще — три людских покоя, баня с горни» цей, ледник, погреб, набитая добром кладовая палата, каретный сарай, конюшня с 12 стойлами, сад, огороды для овощей… Живи себе в удовольствие!
Господь послал Жуковым трех детишек. Под опекой матери 13-летний Петруша и красавица-разумница Надюша. Старший, Лешка, служил каптенармусом лейб-гвардии Преображенского полка. С него все беды и начались. Вначале он просрочил отпуск и не вернулся в полк. Причина — многочисленные карточные долги.
Весть эта дошла до Жуковых, когда они все вместе проводили лето в своей усадьбе под Пензой. Взвился отец от ярости, налилась сизой кровью его бычья шея:
— До царицы ведь слух дойдет! Опозорил, подлец! Убью Лешку как собаку! — топал воевода ногами.
Но несчастья лишь начались. Вскоре пришло послание от беглого каптенармуса:
Милостивые родители Матвей Захарович и Аграфена Ивановна! Пишет вам сынок ваш Алексей и во первых строках желает благополучного здоровья. Божьим изволением, полюбился я с дочерью поручика Полтева-Варварой, венчан по закону православной нашей церковью. А приданого по записи мне обещано шесть тысяч рублев, но пока я их не получал. Жительство же нынче имею в их собственном доме в приходе церкви Филиппа апостола, что за Арбатскими воротами. Многократ просил я ваших милостей отпустить мне что-нибудь вещественного, Окромя же вашего родительского благословения ничего не имел. Нынче, попущением Создателя, прозябаю во всяческом мизере. Жалование из полка не идет, кредиторы рыщут, погубить желают мое честное имя. Отпишите, ваша милость, чтоб из полка мне отставку сделали. И еще Богом Святым молю: пошлите нам, батюшка Матвей Захарович, денежное воспоможение, а я буду молиться за ваше родительское здравие… Кланяется вам низко супруга наша законная Варвара.
Метался по дому воевода, грозил кулаком, обещал шкуру снять с сыночка, а потом решил:
— Едем в Москву, буду пса поганого сам казнить!
Два дня собирались, а на третий — новая напасть, похуже прежних. Прибыла комиссия, снаряженная самой Елизаветой. Доняли ее жалобы на воеводу — лихоимца и притеснителя.
Пришлось воеводе отложить воспитание сына на некоторое время. Отправилась Аграфена Ивановна в Москву с двумя детьми, но без мужа.
ПРИШЛА БЕДА — ОТВОРЯЙ ВОРОТА
Едва вошла воеводша в московский дом, как лишилась чувств. Комнаты ужаснули ее голыми стенами. Многое из дорогой мебели и добра вытащил сыночек.
Послала воеводша в дом Полтевых капитана с полицейской командой, да ничего не обнаружили из похищенного. Видать, Лешка успел все спустить.
Из Пензы пришла дурная весть: комиссия составила для Государыни доклад, весьма неблагоприятный для воеводы. Быть ему под судом, а ныне пребывает под домашним арестом.
Не знала Аграфена Ивановна, куда метаться: и к мужу ехать надо, утешить его, разделить печаль, а может, удастся кому взятку сунуть, и дом в Москве надзору требует. Лешка, того гляди, все остальное вытащит.
Но эта печаль была не в печаль, коли ведала бы воеводша, какая черная беда уже нависла над ее домом.
РОДСТВЕННИЧКИ
Как снег на голову пожаловал однажды вечером сынок беглый. Упал он пред матерью на колени, просил вначале прощения, а потом и денег. Материнское сердце жалостливое — получил он и то, и другое.
На другой день спозаранку вновь пришел на родной порог — привел молодую жену. Была она тощей, с злыми желтыми глазами и слюнявыми губами. Не показалась она Аграфене Ивановне, но виду не подала, решила терпеть ее. Пригласила жить под свою кровлю.
К вечеру молодые переехали.
Зашла и теща — Настасья Полтева, дородная бабища с бородавкой на щеке, из которой торчал пук рыжих волос.
Она с жадным вниманием оглядывала обстановку, завистливо охала:
— Богачество какое замечательное, посылает же Господь людям!
За ужином много пила и ела. Позже буфетчик Василий недосчитался серебряного прибора. Воеводше стало обидно, но она продолжала терпеть. Лешка обещал остепениться, Варвара — родить Аграфене Ивановне внуков.
В БАНЬКЕ, НА ПОЛОКЕ…
Так прошло некоторое время. Вставали молодые поздно — в отличие от воеводши, которая спозаранку хлопотала по хозяйству. Потом всей семьей пили в саду под яблоней чай с калачами и медом. До обеда ходили по лавкам, покупали материи, ленты, кружева или просто глазели.
После обильного обеда все ложились часа на два спать.
Перед ужином Надюша читала вслух из книг. Особенно нравились стихи Василия Тредиаковского и Михаилы Ломоносова — про любовь.
Все шло мирно до той поры, пока Варвара не подловила своего мужа в баньке с дворовой девкой Авдотьей Ионовой, где они бесстыдно предавались амурным утехам.
Варвара от огорчения чувств упала в обморок, а мать устроила Лешке головомойку. Тот огрызался и куда-то исчез. Явился через два дня раздетый-разутый с фингалом под глазом. Когда мать стала ему выговаривать, отпрыск гордо вскинул голову:
— Ах, маменька, вы изволите меня оскорблять! Я этого терпеть не желаю. Если не дадите мне десять рублев, которые есть мой долг чести, я кое-что сообщу о вас папаше. Ему будет очинно интересно узнать, в какой позитуре я застал в прошлом годе вас с кучером Антипой…