Страница 5 из 48
Таких, которых еще не знала страна. Ни до, ни после революции.
Енукидзе обманул доверие. Затягивал выполнение поручения. И представил свой вариант проекта только в январе 1935 г. Пошел в нем лишь на введение выборов прямых и равных. Не более. Вынудил тем Сталина обратиться за помощью и поддержкой к Молотову.
Вячеслав Михайлович не подвел. В день открытия VII съезда Советов СССР он заявил о необходимости «сотрудничества двух противоположных систем». А накануне завершения работы съезда, 6 февраля 1935 г., сказал о самом важном — о предстоящем радикальном пересмотре Конституции, включая и избирательную систему, и избрании в ближайшем будущем на ее основе «советских парламентов в союзных республиках и общесоюзного советского парламента». Разумеется, путем всеобщих, равных, прямых и тайных выборов.
И вновь молчаливое большинство, партократия, не решилось выступить против. Согласилось сформировать конституционную комиссию, и только.
5 марта 1936 г. советские газеты опубликовали интервью, которое Сталин дал известному американскому журналисту Рою Говарду. В ответ на вопрос, может ли новая избирательная система изменить положение, коли в СССР всего одна партия, он сказал: «Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации… Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».
Такого объяснения оказалось достаточно, чтобы до смерти напугать партократию.
В мае 1936 г. новый вариант Конституции был готов. Он разительно отличался от прошлого Основного закона, принятого в 1924 г. В проекте отсутствовала та самая пресловутая преамбула, которая предельно открыто выражала леворадикальный курс страны и противопоставляла СССР всем остальным государствам. Она гласила: после Октября мир распался на два враждебных лагеря — социализма и капитализма; они непременно сойдутся в вооруженной борьбе, что неминуемо завершится созданием мировой Социалистической Советской Республики. Это положение исчезло. Зато появились иные выражавшие суть политических реформ Сталина. Прежде единая, одновременно законодательная и исполнительная, власть делилась на две ветви: законодательную — на высшем уровне ее представлял Верховный Совет СССР, который формировал подотчетное ему правительство, и исполнительную. Слово «социалистический» использовалось всего лишь в трех статьях, компартия упоминалась только раз, да и то в 126-й статье — как «ядро» организаций трудящихся. Зафиксировал проект и новые принципы избирательной системы.
Дело оставалось за «малым». Сначала принять новую Конституцию, а затем в полном соответствии с мировой практикой и закон о выборах. Партократия — ЦК в полном составе, подавляющая часть съезда Советов — не голосовала «против», не возражала, не сопротивлялась. Просто объявила «итальянскую забастовку»: затягивала окончательное решение как могла. На Пленуме, собранном в июне 1936 г., очень ловко отклонила настойчивое пожелание Сталина и Молотова собрать для принятия Конституции съезд Советов в октябре — не позже ноября, утвердить закон о выборax и провести выборы в Верховный Совет в декабре того же года. Сталину и Молотову объяснили, что осенью нужно собирать урожай, а не обсуждать проект Конституции.
Чрезвычайный VIII съезд Советов открылся в конце ноября. Текст Основного закона практически не обсуждали. Просто проголосовали «за». Насторожились, только когда Молотов стал разъяснять суть предстоящих выборов. Оказалось, что новая избирательная система должна выдвинуть «новые силы на смену отсталым обюрократившимся элементам». Более того, «при новом порядке выборов не исключается возможность выборов кого-либо и из враждебных элементов, если там или тут будет плоха наша агитация и пропаганда… Но и эта опасность в конце концов должна послужить на пользу дела».
5 декабря 1936 г. новая Конституция была принята, но вопрос о дате принятия закона о выборах и дате их проведения повис в воздухе. Партократия поняла, что согласие на альтернативные, или, как их тогда называли, состязательные, выборы грозит ей потерей позиций. Мало того, по неписаным правилам лишение мандата депутата Верховного Совета означало освобождение от партийной должности.
В том, что все будет происходить именно так, уже не оставалось сомнений. Ведь не случайно же Жданов на очередном Пленуме в феврале 1937 г. предупредил: «Наши партийные органы должны быть готовы к избирательной борьбе. При выборах нам придется иметь дело с враждебной агитацией и враждебными кандидатами… Тайное голосование представляет гораздо более широкие возможности отвода нежелательных и неугодных с точки зрения масс кандидатур, чем это было до сих пор». Да еще Сталин прямо заявил на Пленуме: «У нас некоторые товарищи думают, что если он нарком, то он все знает. Думают, что чин сам по себе дает очень большое, почти исчерпывающее знание. Или думают: если я член ЦК, стало быть, не случайно я член ЦК, стало быть, я все знаю».
Теперь партократия больше не могла оттягивать принятие решения. С одной стороны, одобрение избирательного закона, предложенного от имени сталинской группы, было равносильно самоубийству. С другой — отклонить проект тоже было невозможно. Сталин уже продемонстрировал всем противникам политических реформ в ЦК, что их может ждать в подобном случае. Далеко не случайно открытие всех последних Пленумов сопровождалось ультимативными требованиями вывести из высшего органа партии без объяснения причин тех, кого уже арестовали.
Вполне возможно, такие подчеркнуто репрессивные действия Сталина и подсказали партократам идеальный выход из положения. Накануне закрытия Пленума первый секретарь Новосибирского обкома Роберт Эйхе обратился в Политбюро с просьбой. Напомнил, что на вверенной его попечению территории не так давно «вскрыта антисоветская контрреволюционная повстанческая организация». Выразил твердое убеждение — «арестовано меньшинство врагов». И просил разрешить ему создать «тройку», включающую его самого, прокурора области и начальника облуправления НКВД, дать им право судить и выносить смертные приговоры. Тем, мол, он и сможет обеспечить «свободное волеизъявление» во время предстоящих выборов.
Затем у Сталина в его кремлевском кабинете побывало еще девять первых секретарей. Судя по всему, они твердо заявили: без создания «троек», без массовых репрессий ни о каком одобрении избирательного закона не может быть и речи.
Сталин капитулировал, вынужден был согласиться с ультиматумом, ибо слишком хорошо понимал: в противном случае на трибуне Пленума появится кто-либо из уже обозначившей себя десятки — терять им было уже нечего — и объявит теперь не кого-либо, а его, Сталина, врагом народа. Предателем заветов Ленина и Октября. Оппортунистом, ревизионистом, наймитом империализма. А все присутствующие с облегчением одобрят такое предложение.
Сталин капитулировал. Хотя Пленум и утвердил все положения доклада Яковлева об изменениях в избирательной системе, альтернативные выборы уже ни при каких обстоятельствах состояться не могли. За следующие две недели первые секретари, поддержанные наркомом внутренних дел Ежовым, создали свои «тройки» по всей стране. И определили количество людей, которых намеревались репрессировать. Всего почти 200 тыс. человек, из которых следовало приговорить к расстрелу почти 70 тыс.! Самым кровожадным, как ни покажется сегодня это странным, оказался Хрущев. Буквально за несколько дней он удивительным образом сумел найти в Московской области свыше 40 тыс. «уголовников» и «кулаков». Под ними, несомненно, он подразумевал тех крестьян, которым вернули избирательные права, но которые не забыли, кто отдавал распоряжение об их аресте.
Так в стране воцарилась «ежовщина». Точнее, вторая Гражданская война, на этот раз развязанная партократией. Массовыми репрессиями она продемонстрировала населению, что их ждет при выдвижении собственных кандидатов в депутаты, в случае голосования против первых секретарей либо тех, кого выдвинут они.