Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 48

Так 9 марта 1953 г. тем людям, кто умел читать между строк, показали, в чем именно заключается вышеупомянутый «разброд» в руководстве. Предложили как бы две правительственные программы, два предполагаемых курса. Первый, изложенный Маленковым, строился на достижении разрядки в международных отношениях, чтобы использовать высвобождавшиеся благодаря тому силы и средства для подъема жизненного уровня населения. Второй, сформулированный в речах Берии и Молотова, исходил из убежденности, что международная напряженность в обозримом будущем сохранится и перерастет в вооруженный конфликт между двумя системами. Потому приоритет следует сохранить за тяжелой индустрией и оборонной промышленностью, расходуя на мирные цели только то, что останется. Так выявилось, что введение в триумвират Молотова оказалось противовесом слишком сильному влиянию не столько Берии, сколько Маленкова. Близилась развязка — решающее столкновение в борьбе за власть с пересмотром договоренности о разделе полномочий.

Оно произошло четыре дня спустя. 8 марта из Пекина отозвали посла Панюшкина, которого должен был сменить В.В. Кузнецов, «уступивший» свою должность главы советских профсоюзов Швернику. 10 марта прошел Пленум бюро Московского обкома партии, избравший, как от него потребовали свыше, первым секретарем Михайлова в связи с повышением Хрущева. 11 марта Президиум Совета Министров СССР ликвидировал три отраслевых бюро: по химии и электростанциям, по машиностроению и электропромышленности, по пищевой промышленности. 12 марта Пленум ВЦСПС избрал своим председателем Шверника. Но 13 марта процесс оговоренных кадровых перемещений вдруг прервался.

Опубликованное газетами и не раз зачитанное по радио постановление совместного заседания предусматривало созыв сессии Верховного Совета СССР 14 марта. Однако собравшийся накануне Президиум ЦК партии решил отсрочить ее на сутки, проведя перед тем внеочередной Пленум ЦК КПСС; формально — для того чтобы подготовить сессию и обсудить вопросы, выносимые на ее рассмотрение. Фактически — чтобы урезать полномочия Маленкова. Дело в том, что большинство членов Президиума ЦК (Берия, Молотов, Булганин, Каганович, Хрущев и Микоян) добились сначала на узком заседании, затем и на Пленуме разделения двух ветвей власти: государственной и партийной, решив более не сосредоточивать их высшие посты в руках одного человека, в конкретном случае — Маленкова, и на этом основании освободили его от обязанностей секретаря ЦК партии, чтобы он, подобно Хрущеву, «мог сосредоточиться» на работе в Совете Министров СССР.[35]

Это решение изменило расстановку сил в партаппарате и подняло «уровень» Хрущева, который вследствие того становился фактически первым секретарем ЦК и обретал реальную власть. Ту же цель преследовал вывод из только что обновленного секретариата ЦК еще двоих: А.Б. Аристова, после XIX партсъезда наблюдавшего за работой парторганизаций союзных республик, а также крайкомов и обкомов РСФСР, направили председателем Хабаровского крайисполкома, и Михайлова, направленного в Московский обком партии. Существенно повлияло на политический Олимп еще два решения: Шаталина перевели в члены ЦК КПСС, а Микояна ввели в Президиум Совмина СССР, в благодарность за поддержку при голосовании.[36]

Пока что эти кадровые перестановки, нарушившие прежнее соглашение, еще нельзя было рассматривать как явное поражение Маленкова. Скорее их можно расценить как вынужденный для него компромисс с появившейся в узком руководстве достаточно сильной группировкой, дружно выступившей против ею же выдвинутого лидера. Ведь Маленков не только потерял, но и кое-что приобрел, хотя не сумел полностью компенсировать утраченное. В секретариате ЦК, который теперь состоял всего лишь из Хрущева, Суслова, Поспелова и Шаталина, он сохранил двух последних — своих сторонников. А использовав принцип разделения ветвей власти, добился от Пленума согласия на подготовку постановления о расширении прав министров СССР, что освобождало и их, и его самого от слишком назойливой опеки во стороны Хрущева и отделов ЦК. Тут поневоле помогли Маленкову его соперники Берия, Молотов, Булганин и Микоян, заинтересованные в усилении собственных позиций.

Главным результатом Пленума для Маленкова стала отсрочка обсуждения госбюджета на текущий год с одобрением необходимости коренной переработки готового проекта, предусматривавшего непомерные расходы на оборону. Это те самые расходы, которые после Второй мировой войны не сокращались, а все росли и росли, увеличившись за шесть лет почти вдвое: с 15,8 % расходной части бюджета в 1947 г. до 27,7 % в 1952 г. Причем согласно лишь открытым, официальным данным, существенно заниженным. Они не включали (военная тайна) сведений о затратах на разработку и производство ядерного оружия, ракет и даже обычного вооружения. И не отражали полную стоимость содержания самой огромной армии в мире с двумя мощными ударными группировками в зонах предполагаемых боевых действий: Германия и Дальний Восток.

В 1953 г., как вспоминал позже тогдашний министр финансов Зверев, дефицит бюджета, остающийся даже при сохранении на прежнем уровне расходов на оборону, должен был составить не менее 50 млрд руб., т. е. десятую часть. Маленкову, чтобы сдержать свое обещание о приоритете мирной экономики и повышении жизненного уровня, предстояло получить согласие узкого руководства на пересмотр сверстанного народнохозяйственного плана и его финансового эквивалента — бюджета, а значит — заставить Берию и Булганина пойти на ущемление их интересов. И он сумел добиться этого на Пленуме. Почему и оказался единственным докладчиком на сессии, длившейся всего два часа. Он выступил 15 марта с речью, в которой кратко подытожил результаты Пленума, о чем большинство депутатов узнало только 21 марта из газет.[37]

Маленков объяснял предложенную перестройку вовсе не последними событиями, а давней практической необходимостью: «Мероприятия по укрупнению ныне существующих министерств, по объединению в одном министерстве руководства родственными отраслями народного хозяйства, культуры, управления назрели не сегодня. Они уже длительное время, при жизни товарища Сталина, вместе с ним вынашивались в нашей партии и правительстве. И теперь в связи с тяжелой утратой, которую понесла наша страна, мы лишь ускорили проведение в жизнь назревших организационных мер». Вскользь коснулся он вопроса о «коллективном руководстве» (возникшего буквально накануне как результат очередного раунда борьбы за власть): «Сила нашего руководства состоит в его коллективности, сплоченности и монолитности. Мы считаем, что строжайшее соблюдение этого высшего принципа является залогом правильности руководства страной». Такая формулировка означала: если Маленков принимает свершившийся передел полномочий с ограничением его прав, то и он предупреждает соперников, что тоже не позволит кому-либо из них стать единоличным лидером. А потом подчеркнул свое «первое место среди равных»: «Правительство во всей своей деятельности будет строго проводить выработанную партией политику во внутренних и внешних делах. Мы уже заявили об этой позиции Советского правительства. Я имею в виду свое выступление, выступление товарища Берия Лаврентия Павловича, выступление товарища Молотова Вячеслава Михайловича на траурной церемонии 9 марта». И далее в нескольких фразах повторил собственную программу действий.[38]

Лишь после этого Пленума, на котором обозначилось новое ядро власти, на этот раз «четверка» — Маленков, Берия, Молотов и Хрущев, и после сессии, утвердившей правительство в составе 28 человек, стало возможным завершить то, что начала делать «тройка».

Прошло формирование коллегий укрупненных министерств, создание их внутренних структур, утверждение в должностях руководителей подразделений в центральном аппарате и на местах. Осуществление этого проводилось с 15–17 марта после постановления Совета Министров СССР, решения Президиума и возобновившего теперь свою работу секретариата ЦК партии. Но с каждой очередной неделей и с каждым очередным назначением интересы членов «четверки» расходились все больше и больше. Единственно общим для них во внешней политике оставалось стремление прекратить войну в Корее: то, что наметили Маленков, Берия и Булганин еще весной 1951 г. и против чего не возражали теперь Молотов и Хрущев. Мир на Дальнем Востоке позволял выйти из тупика, в котором оказались оба военных блока. Для Маленкова же — еще и решение первой из промежуточных задач при проведении в жизнь его курса: «В настоящее время нет такого спорного или нерешенного вопроса, который не мог бы быть разрешен мирным путем на основе взаимной договоренности заинтересованных сторон. Это касается наших отношений со всеми государствами, в том числе и наших отношений с Соединенными Штатами Америки».





35

Постановления Совета Министров СССР за март 1953 г., б. м., б. г., с. 197; РГАНИ, ф. 2, on. 1, д. 26, л. 1.

36

РГАНИ, ф. 2, on. 1, л. 2–3, 9.

37

Заседания Верховного Совета СССР, третья сессия. М., 1947, с. 22; там же, третья сессия. М., 1952, с. 25; Зверев А.Г. Записки министра. М., 1973, с. 248–249.

38

Правда. 16.III.1953.