Страница 26 из 45
День Солнцестояния начался с торжественнейшего обряда жертвоприношения на восходе солнца — вставать пришлось затемно. Храм Митры стоял на холме в четверти лиги от города, недовольно мычали жертвенные быки, над взгорьем разносились песнопения жрецов, полоскались на ветру знамена и штандарты Пуантенских дворян.
Граф Толозы прислал сына Раймона, главы семейств Коменж, Марсалья, Фуа, Бельджок и многих других прибыли лично, с женами и наследниками, светлейший Великий герцог Пуантена Троцеро отправил в Безьер легата своего войска и письмо с извинениями — война, приехать никак не получится.
Что ж, причина более чем уважительная! Война — дело священное!
После затянувшегося на два колокола обряда кортеж всадников отправился вниз по дороге, к городу. Там, неподалеку от Восходных ворот, прямиком на зеленом поле, уже были расставлены столы с угощением. Поодаль — сколоченные из досок и задрапированные порчей и шелком трибуны для дам и девиц, которые будут наблюдать за конными и пешими поединками. Кого именно победитель выберет наипрекраснейшей сомнений не было: праздник был посвящен графине Алиенор. Кстати, бок о бок с ее милостью ехал ничем не примечательный месьор, вроде бы родом из Бритунии. Граф Коменж почему-то решил, что он какой-то отдаленный родственник хозяина и этот слух моментально распространился среди гостей.
Алиенор, что бывало редко, выглядела счастливой и даже немножко кокетничала с незнакомцем, хотя слыла девушкой скромной и меланхоличной. Граф поглядывал на парочку благосклонно, пускай и знал, что за душой барона Остина нет ни единого асса, а женихов и в Пуантене хоть отбавляй: немыслимо богатых, владеющих плодородными землями и роскошными замками. Богатых, но не столь родовитых!
Прежде всего — благородная кровь, кровь Первых Королей! А золота у Безьерского графа в достатке, его любимая дочь никогда не останется нищей…
Кушали и пили обильно и вкусно, па длинных шестах развевались гирлянды из цветов и разноцветных лент. Воины, которым предстояло выйти на битву (согласно древнему правилу праздничных поединков — «до крови, но не до смерти») предпочитали воздерживаться, употребляя лишь разбавленное мускатное вино: если поранят в полное брюхо, вылечить такую рану будет очень сложно, только с помощью магии.
Придворных колдунов с собой привезли только графы Коменж и Фуа — далеко не каждый дворянин имел достаточно средств, чтобы содержать настоящего мага. Риго и месьор Рамалес сразу определили обоих, хватило примитивного «прощупывающего» заклинания.
— Во-он тот, с седой бородой, в алой хламиде, — указал Риго варвару. Простецов за кольцо гвардейцев не пропускали, горожане могли наблюдать за праздником издалека, но рассмотреть лица и костюмы было вполне возможно. — Если в алом, значит состоит в Конклаве Равновесия, а маги Великих Красок довольно сильны, как бы чего не почувствовал…
— Принесла нелегкая на нашу голову, — сплюнул киммериец. — Кто второй?
— Его нашел Рамалес. Видишь цвета барона Виварэ? Синие с желтым? Рядом с его милостью — у него еще жена толстая, в голубом платье, — человек в круглой бархатной шапке с белым пером? Никаких сомнений, самоучка вроде меня, даже послабее… Этого можно не опасаться.
— Отлично, — слегка успокоившись, кивнул варвар. — Но гильдейский маг, и Алого Конклава — это опасно. Увидишь Юка — гони ко мне!
Юком звали самого шустрого и сообразительного мальчишку, состоявшего при «ночном короле» Безьера. Его Конан выбрал в качестве командира гонцов — таких же быстроногих юнцов, обязанных сообщать киммерийцу о любых изменениях в городе и расположении «передовых отрядов» местного жулья, призванного варваром под свои знамена.
Ристалищное поле было расположено очень удобно, в пологой ложбинке между двумя возвышенностями, на которых и разместились явившиеся посмотреть на пышные дворянские забавы горожане.
«Простецами» считались все, кто не носил титула и не был отпрыском благородных семейств, даже самые богатые купцы в закрытое общество не допускались. Смотреть — смотри, но если соберешься преодолеть запретную границу, обозначенную пиками графской гвардии, тебе не жить. В отличие от Черной реки, где существовало «братство меча» и любой варвар из Нордхейма (или Киммерии…) мог запросто пить пиво с графским отпрыском, здесь полагали, что люди изначально не равны и никакой простец не может сравниться с потомком знатнейшей семьи. Такова воля богов.
Кстати, именно поэтому Биркарт из Абсема среди дворян считался вовсе не разбойником, а «искателем приключений», о котором слагали баллады. Ничего, сегодня этот куртуазный миф рассеется как дым.
— Господин Амра! — задумавшийся Конан поморщился, услышав юношеский фальцет. Рядом с варваром стоял улыбающийся оборвыш, которого явно радовало участие в большом предприятии устроенном «ночным королем». Тем более, что ему обещали целых две серебряных монеты и пять медяков в качестве вознаграждения за легкую работу: бегай туда-сюда и сообщения разноси!
— Ну? — рыкнул варвар, напустив на лицо строгости.
— Месьор Эмерт сообщает, что все готово. Повозки с стоят на боковых улицах, рядом с въездом в замок. Люди готовы, ждут сигнала!
— Передай Эмерту: рановато. И еще, если кто-нибудь посмеет выпить хоть одну кружку вина до вечера — убью. Чтоб были трезвее святого Эпимитриуса! Ясно?
— Ясно, — согласился Юк и тотчас растворился в шумливой толпе.
Внизу как раз начиналось самое интересное: облаченные в доспехи с цветными накидками дворяне выстраивались для начала поединков. Сначала пеший: стенка не стенку, как говорят в Немедии «бугурт». Затем начнутся конные бои один на один и два на два. В перерывах будут петь трубадуры. Победитель будет объявлен не раньше пятого полуденного колокола, значит развлечений хватит надолго!
Фалькон не бился — не умел, хотя и осознавал, что рано или поздно придется учиться. Зато в запасе имелся отличный голос, добрая лютня и несколько баллад. Полдесятка сочинений других поэтов, и три написанных вместе с Риго за последние дни. Как хорошо, что здесь куртуазный Пуантен, а не суровая Немедия, где за людей признают исключительно тупых дуболомов закованных в железо и с мечами наперевес! Победить в состязании трубадуров, и даже просто участвовать в нем, не менее почетно, чем размахивать клинком!
А Фалькон, похоже, побеждал — не только дурнушка Алиенор (она вовсе не дурнушка, а просто необычная девушка! Не всем же рождаться писаными красавицами!) но и дочери иных дворян бросали ему розы и платочки. Последним соперником остался молодой барон Адемар, смазливый и тонкоголосый, но…
Впервые в жизни Фалькон понял, что им искренне, неподдельно восхищаются. И баллада-то вроде оказалась простенькой: Риго тогда устал и не выдал ничего оригинальнее плохо рифмованного рассказа о победе Сигиберта Завоевателя над кофийцами в битве при Кершабете! Однако, прекрасные дамы и благородные девицы избрали именно Фалькона. Почему? Да потому, что душу надо вкладывать, самому представлять себя на месте Сигиберта и его оруженосца поведших конницу Аквилонию в последнюю отчаянную атаку решившую исход сражения!
Победителя увенчали венком из лилий. Сам граф Безьер подошел, чтобы его поздравить и подарил перстень с черным алмазом — голиард, продав такое кольцо, мог бы жить безбедно зим триста… Фалькону было стыдно, что ему придется обмануть этих достойных людей и помогать Конану в вечернем разграблении замка, принадлежавшего девушке, в которую он почти влюбился. Настолько стыдно, что ему захотелось рассказать обо всем его милости графу Альгейсу, но…
Но он не мог предать Конана. Никак.
«Магия, что ли? — подумал Фалькон. — Почему одна мысль об измене этому варвару становится мне противной?!»
Ответ лежал на поверхности: никто и никогда не делал для презренного голиарда столько хорошего. И это хорошее получалось у Конана просто так, неосознанно и само собой.
Такие люди встречаются редко.
Этого человека нельзя подвести!