Страница 6 из 61
— Мне приходится работать водителем такси, — сказал Самсон. — Я кормлю братьев, сестер, мать, отца и многих других. Они полностью зависят от меня.
Традиция, когда мужчина содержит всех многочисленных родственников, известна на Ближнем Востоке как «жить за счет работы Абдула».
Как только один из мужчин находил место, все остальные члены семьи бросали работу и переходили на его иждивение. Самсон постучал пальцем по моему колену.
— Я хочу, чтобы у меня была настоящая работа, которую ценят и уважают, — сказал он. — Тогда отец моей девушки убедится, что я достойный человек. Но у меня есть заветное желание.
— Какое же?
— Знать все подробности нашей истории.
— А вы можете купить книги по истории?
— Книги скупило правительство, — ответил таксист. — Они их сожгли или вырвали страницы, которые им кажутся «взрывоопасными». Гораздо проще забыть о прошлом и молчать. Это лучший способ остаться в живых.
— Но у вас есть книги по истории?
Мои вопросы поставили Самсона в затруднительное положение. В Эфиопии, как я уже начинал убеждаться, лишняя осторожность не помешает. Но мой собеседник прекрасно знал, что у правительства нет денег, чтобы нанимать соглядатаев из числа иностранцев.
— Да, у меня есть такая книга, — признался Самсон. — В ней рассказывается удивительная история. Из нее я узнал о нашем последнем императоре и его предках — Менилеке и Меконнене, царе Теводросе, и великих битвах, которые они вели. Я прочитал в ней о британских исследователях Джеймсе Брюсе и Натаниэле Пирсе, о царях Харара, о царице Македе и Соломоне.
— А что, если у вас найдут книгу?
— Она надежно спрятана, — ответил он. — Я достаю ее только ночью, когда любопытные соседи уже легли спать. Я запираю двери и занавешиваю окна в своей комнате. Иногда я громко храплю, чтобы создать впечатление, что я сплю.
Не переставая храпеть, я зажигаю свечу и, держа пламя как можно ближе к страницам, читаю.
Произнося эти слова, Самсон повернул руль, и мы свернули с дороги. Затем он до упора вдавил педаль газа, и машина стала подниматься по крутой аллее, ведущей к группе эвкалиптовых деревьев. Сизый дым из выхлопной трубы автомобиля окутал стоявшего на посту часового в неопрятной униформе, и он поднял свой «Калашников».
— Идите за мной, — сказал Самсон, направляясь к восьмиугольному зданию церкви.
Дождь не переставал, барабаня по листьям эвкалиптов, как трещотка шамана. У каждой из дверей церкви собрались небольшие группы паломников. Большинство ползли на коленях и прижимались губами к рамам дверей. Мы поднялись по ступенькам и укрылись внутри.
Некоторые пели пронзительными, грустными голосами. Другие что-то бормотали вполголоса. Многие прижимали к груди книги Библии. Одна из женщин несла яркое изображение Девы Марии, а другая ползла на коленях, зажав в ладонях серебряный крест. В самом центре толпы несколько человек несли на плечах простой деревянный гроб. На крышке лежал букет фиолетовых цветов и потрепанная соломенная шляпа.
Наискосок от скорбной процессии безногий мужчина склонил голову в знак уважения к усопшему. Казалось, он онемел от боли; его глаза были наполнены слезами. Ему и его соотечественникам, подобно ветеранам секретных войн, пришлось слишком много увидеть и пережить то, что пережить невозможно. Больнее всего была мысль о том, что остальной мир о них забыл.
Пока я стоял и молча наблюдал за похоронной процессией, рядом остановилось ветхое такси бирюзового цвета. Я подумал, что водитель ищет клиентов, но ошибся. Вместо этого он вылез из машины, сделал несколько шагов в сторону процессии и произнес слова молитвы. На вид мужчине было чуть меньше тридцати лет. Прямая спина, просунутые под пряжку ремня ладони, склоненная голова. Когда процессия удалилась, таксист вернулся к машине. Заинтересовавшись, я спросил водителя, был ли он знаком с усопшим.
— Нет, сэр, — вежливо ответил он по-английски. — Но когда умирает старый человек, скорбеть должен весь народ…
В Иерусалиме я заходил в эфиопскую церковь, спрятанную за стеной Эфиопской улицы.
Убранство этой церкви было точно таким же. Главное помещение было устлано потертыми коврами и освещено десятками потрескивающих неоновых ламп. Вдоль стен располагались огромные барабаны и молитвенные жезлы «маквамья». Воздух был пропитан ароматом ладана. Стены были украшены фресками и яркими картинами на библейские сюжеты. В центре помещения располагалось большое сооружение в форме куба, закрытое занавесями. Здесь, скрытая от глаз простых смертных, находилась Святая Святых, в которой лежал табот, копия Ковчега Завета.
На звук наших голосов подошел священник.
Он был укутан в синее покрывало, а в одной руке держал кружку для пожертвований. Голоса указывали на посетителей, а посетители — это пожертвования. Я вежливо поинтересовался, можно ли заглянуть внутрь «святая святых» — мне очень хотелось увидеть ковчег. Священник, вскрикнув, в ужасе отпрянул. Даже ему, ответил он, не позволено видеть таинственный ковчег. Тогда я стал расспрашивать о фресках. На них была изображена царица Македа со своей свитой во время пересечения пустыни по дороге в Иерусалим, где она преподнесла Соломону золото и другие дары. Служка, которому никак не могло быть больше тринадцати лет, стирал пыль с фресок при помощи тряпки, привязанной к длинному бамбуковому шесту. Священник перевел взгляд на кружку для пожертвований, а затем снова посмотрел на меня. Я спросил, где находится гробница Менилека. Священник щелкнул пальцами, и юный служка с трудом приподнял одну из каменных плит пола, открывая проход в крипту.
Время, проведенное на самом большом кладбище Каира — местные жители называют его «город мертвых», — подготовило меня ко всем «прелестям» подземного мавзолея. В одной из удивительных каирских гробниц смотритель кладбища принес мне череп паши. Я никогда не видел таких великолепных зубов, но, опасаясь гнева родственников знатного покойника, приказал как можно быстрее вернуть череп на место. Теперь бывший мавзолей императора напомнил мне о днях и ночах, проведенных на кладбище Каира.
В крипте помещались три огромные мраморные гробницы, принадлежавшие Менилеку II, его супруге императрице Таиту и их дочери Заудиту. Императором Менилеком II, который заслужил славу реформатора, я заинтересовался еще много лет назад, когда читал книгу по истории казней. В ней я наткнулся на упоминание о Менилеке II. Советники рассказали императору, что в далекой Америке изобрели удивительное приспособление для казни преступников. Приговоренного к смерти привязывали к деревянному стулу и подвергали воздействию непонятной и опасной субстанции под названием «электричество». Императору сказали, что это мучительная смерть, которая наступает лишь после того, как глаза жертвы вылезают из орбит, а голова поджаривается. Менилеку понравился этот рассказ, и он заказал в Америке два таких стула. На доставку заказа в Эфиопию потребовалось несколько месяцев. Когда стулья были установлены, император лично осмотрел их. На него произвело впечатление их хитроумное устройство, и он потребовал, чтобы ему продемонстрировали стулья в действии. И только тогда придворные поняли свою ошибку — в Эфиопии еще не было электричества. Неудача не обескуражила Менилека, и он приказал, чтобы электрические стулья использовались в качестве императорских тронов.
Рядом с серым мраморным саркофагом Менилека располагалась встроенная в стену длинная стеклянная витрина. Внутри находился гроб тонкой работы. Священник склонил голову, а таксист Самсон помрачнел.
— Здесь лежит последний император, Хайле Селассие, — сказал священник. — Мы собираемся похоронить его в соответствии с древними обрядами. Но есть некоторые проблемы…
Я удивленно приподнял бровь.
— Растафарианцы! — воскликнул он, закатив глаза. — Они сотнями приходят сюда, чтобы взглянуть на него, но утверждают, что он жив. Он живет в их сердцах — они так говорят. Поэтому они не дают денег на погребение.