Страница 32 из 61
В нескольких минутах ходьбы от Бета Меданеалем располагалась церковь Бета Мариам. В каждом из храмов имелся свой священный источник. Считалось, что источник в Бета Мариам обладает целебными свойствами и способен излечивать женское бесплодие. Внутри церкви своды были украшены резьбой и великолепными фресками, на которых встречалось изображение звезды Давида. Повсюду я видел вентиляционные отверстия в виде свастики, свидетельство существования древних торговых путей, связывавших Африку и индийский субконтинент.
Туннель, начинавшийся с южной стороны Бета Мариам, привел нас к другим церквям. Среди них самой почитаемой была часовня Селассие, в которой якобы был похоронен сам царь Лалибела. Затем Амайя повел меня к Бета Георгис.
Церковь Святого Георгия в Лалибеле можно без преувеличения назвать одним из чудес света.
Если бы она находилась в другой стране, то была бы окружена продавцами антиквариата и хот-догов. Рядом стоял бы пятизвездочный отель, а в церковь туристов водили бы гиды. К счастью, храм расположен вдали от цивилизации, и его оставили в покое. Бета Георгис вырезана из скалы в форме греческого креста и стоит на трехъярусном постаменте. Легенда гласит, что, когда Лалибела закончил строительство церквей, появился св. Георгий на своем великолепном белом коне. Он был в ярости — царь не посвятил ему ни одной церкви. Тогда Лалибела приказал возвести еще одну церковь в честь св. Георгия, покровителя Эфиопии.
Когда мы шли по туннелю к входу в церковь, Амайя дернул меня за рукав рубашки.
— Здесь хранится золото царицы Савской, — прошептал он.
Мы поднялись по широкому лестничному пролету, сняли обувь и позвали священника. Высота церкви составляла около двадцати метров, а внутренность представляла собой вырубленное в скале квадратное помещение с укрытым занавесями кубом — Святая Святых — в центре. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел, что из глубины к нам направляется человек в пурпурных одеждах. У него были черные печальные глаза и тронутая сединой борода. Я попросил Амайю перевести мои вопросы, но священник сказал, что понимает по-английски. Мальчик нам не нужен, добавил он.
— Я совершил долгое путешествие из Америки, — сказал я, поскольку в Эфиопии ни на кого не производили впечатление слова, что мой путь начался в Англии.
Глаза священника широко раскрылись.
— О, — протянул он, — Америка. Америка — это хорошо.
— Я приехал в Лалибелу, чтобы увидеть бесценное сокровище. Мне говорили, что оно хранится у вас.
Священник кивнул.
— Я ищу золото царицы Савской.
Священник повернулся и указал на темный деревянный сундук с необычным замком, который представлял собой целую систему деревянных рычажков и щеколд.
— Золото царицы Савской хранится здесь, — произнес священник. — Сундук был изготовлен царем Лалибелой. Это святыня, и ее никому не позволяется видеть.
Я проделал долгий путь, чтобы увидеть золото царицы Савской, и меня не могла остановить никакая бюрократия, даже церковная. Опустив взгляд на Амайю, я увидел, что мальчишка характерным жестом трет указательным пальцем о большой. Я порылся в кармане куртки. Язык священника высунулся изо рта и коснулся волос бороды — как у пробующей воздух змеи.
— Мне бы хотелось сделать внушительное пожертвование, — подобострастно произнес я.
В следующую секунду священник уже открывал замок. Сначала он ослабил два больших деревянных винта. Я наклонился вперед, чтобы лучше видеть, но он повернулся ко мне спиной, заслонив сундук. Через несколько минут священник выпрямился. В его руке был золотой эфиопский крест искусной работы.
— Это золото царицы Савской.
Высоко, как боевое знамя, подняв крест над головой, священник наклонил его, чтобы поймать луч солнца, проникавший внутрь церкви через дверной проем. В глаза ударил ослепительный свет, и мы с Амайей попятились. Мне приходилось видеть эфиопские кресты и большего размера, но этот был великолепен. Священник объяснил мне его символику. Замысловатый крест в центре обрамлен двенадцатью выпуклостями, обозначавшими двенадцать апостолов. По краям располагались две птицы, похожие на удодов. Священник сказал, что это голуби из Ноева ковчега.
— Вы первый иностранец, увидевший священный крест. — Слова священника звучали фальшиво. — Человек, дух которого сияет так же ярко, как золото царицы Савской, достоин увидеть эту красоту.
— А откуда этот крест?
— Его сделали в горах.
— Царь Лалибела?
— Нет, нет, — покачал головой священник. — Задолго до Лалибелы. Золото привезли из Иудеи. Золото для креста прибыло из Великого Храма в Иудее.
— Храма Соломона в Иерусалиме?
— Именно так, — ответил он, вертя крест в руках. — После смерти Соломона эфиопы посетили Иудею и привезли оттуда три золотых сокровища.
— Клады, о которых упоминается в «Медном свитке»?
Священник молча улыбнулся.
Я внимательно слушал, и подозрения мои все усиливались. Было очень заманчиво поверить в его историю. Идея о том, что золото царя Соломона вернулось из Израиля в Эфиопию, выглядела просто блестяще — круг замыкался. Однако это казалось невероятным, и мне нигде не попадалось упоминаний об этой гипотезе. Я спросил священника, где, по его мнению, могло добываться золото для царя Соломона.
— Какая разница, откуда взялось золото?
Важнее то, что случилось с ним после разрушения Храма Соломона.
С этими словами он спрятал крест в сундук и закрыл сложный замок.
— Воры, — тихо произнес он. — Иностранные воры!
Амайя дернул меня за рукав. В Лалибеле произошла ужасная история, сообщил он. Затем рассказ продолжил священник. В 1997 году исчез крест из литого золота, которому было 800 лет и который хранился в церкви Бета Меданеалем.
Он весил более четырнадцати фунтов и считался одним из величайших сокровищ Эфиопии. Когда кражу обнаружили, весь маленький городок погрузился в скорбь. Люди плакали и просили бога помочь им. Подозрение пало на священника, которого арестовали и увезли. Говорят, его даже пытали. Все были убеждены, что он замешан в краже. Шли месяцы, но о кресте не было никаких известий. Новости пришли, когда этого меньше всего ожидали. Крест контрабандой ввезли в Бельгию, где продали ничего не подозревавшему покупателю. Эфиопское правительство вынуждено было заплатить 25 тысяч долларов, чтобы вернуть реликвию.
Когда мы собрались покинуть церковь, священник вытащил из складок одежды кружку для сбора пожертвований и выжидающе посмотрел на меня. Я сложил купюру достоинством 50 быр и просунул ее в щель крышки, прикрывавшей кружку. Священник благодарно улыбнулся, и мы ушли.
За порогом церкви нас окружили нищие. Подобно мухам Лалибелы, они нуждались в пище.
Позади всех ковыляла сгорбленная старуха в лохмотьях. На шее у нее был огромный нарост, размером и формой напоминавший кокосовый орех.
— Люди говорят, что она ведьма, — сообщил Амайя, — и что по ночам она разговаривает с дьяволом.
— А ты как думаешь?
Амайя улыбнулся женщине.
— У нее болит спина, — тихо сказал он. — Но я не думаю, что она ведьма.
Портье в отеле «Царица Савская» в Лалибеле ругал правительство за то, что оно отпугнуло всех туристов.
— Мы привыкли, что сюда приезжает много красивых женщин, — рассказывал он, мечтательно глядя в пространство. — У них была яркая розовая помада и драгоценности, которые звенели, когда они смеялись. Но наши руководители не хотят, чтобы остальной мир видел, что творится в стране. Они хотят получить деньги, которые приходят от международной помощи. Чем хуже ситуация, тем больше денег выделяет ООН. Поэтому они не заинтересованы в стабильности.
Для портье из маленького отеля он выглядел на удивление хорошо информированным. Я спросил, когда, по его расчетам, ожидается подъем туризма.
— Ха! — усмехнулся портье. — Только после падения правительства.
— И когда это может произойти?
Портье взглянул на часы.
— В любую минуту.