Путешествие в тропики

Николай Михайлович привез с собой из Москвы несколько ящиков всяких лекарств и, кроме того, всё время, пока мы стояли в Лепае, ежедневно приносил с берега свертки и коробки с якобы «совершенно необходимыми» в тропическом климате лекарствами, дезинфицирующими средствами и вакцинами. Он всем нам сделал прививки против брюшного тифа и холеры.

Мы совсем обжились на корабле. Уже научились легко распознавать время на морских часах. Циферблат их разделен на 24 части. Взглянешь «сухопутным» взглядом — 3 часа будто бы, а на самом деле — 6; глядишь — стрелки образуют вертикальную прямую, — думаешь, что это 6 часов, а оказывается, это — полдень. Привыкли, что пол — это палуба, что веревка — это конец, постель — койка, научились определять время по склянкам, и некоторые начали в свою речь ввертывать настоящие морские слова: «кок», «миля», «ют», «лаг».

Астрономы и физики ежедневно спускались в трюм: то они проверяли надежность крепления ящиков, то доставали какие-нибудь приборы и работали с ними, то монтировали инструменты, разобранные для перевозки по железной дороге. Каждый из участников нашел себе определенное занятие. Либединский, Правдин и я занялись изучением испанского языка. Ежедневно все участники экспедиции собирались в кают-компании. Каждый по очереди докладывал о задачах своих исследований или рассказывал о своих прошлых экспедициях.

Несколько докладов было посвящено Бразилии. Один из них, о болезнях в Бразилии, сделал наш врач. Он привел нам действительно страшную статистику заболеваний и смертности в этой стране. Особенно много гибнет людей от желтой лихорадки в экваториальных частях Бразилии. Мы, правда, не собирались туда, но всё же…

Однако сколько же можно сидеть в порту?! Истомились даже терпеливые, видавшие виды кинооператоры, которые приехали заблаговременно, чтобы заснять фильм «Отплытие советской экспедиции в Бразилию». Они уже сняли всё, что можно было заснять в порту и на судне: участников экспедиции вместе, по группам, в отдельности, за работой и за беседой в кают-компании. Но ведь надо заснять выход судна в море.

Наконец, 8 апреля на «Грибоедове» заработали дизели. Теплоход отошел от пристани. Корабли, стоявшие у соседних причалов, напутствовали нас гудками.

Но прошли мы немного. Тут же на внутреннем рейде, не выходя за гранитную стенку волнолома, «Грибоедов» бросил якорь. Дальше не пускали льды. Они тянулись далеко на запад, и только на горизонте темнела узкая полоска чистой воды.

На рейде мы и заночевали. Спали плохо, — льды совсем лишили нас покоя.

Нас выводит ледокол

Наутро к нам подошел большой двухтрубный ледокол «Сибиряков». Мы воспрянули духом. Ледокол вмиг выведет нас в открытое море!..

Но, что такое? «Сибиряков», вместо того чтобы пробивать нам дорогу, тоже бросил якорь. Стоит, пускает изредка дымок из труб. Только и слышно, как отбивают там склянки, — больше никаких признаков жизни.

Тут уж наши астрономы взволновались не на шутку. Через сорок дней — затмение! Надо быть на месте не менее чем за две недели до этого дня, чтобы успеть развернуть сложную аппаратуру.

Наш капитан запросил ледокол, — почему стали? С «Сибирякова» в переговорную трубу прокричали: «Пройти нельзя. Западный ветер поджимает льды к берегу. Надо ждать, пока ветер переменит направление. Тогда льды разойдутся и можно будет выйти на чистую воду».

В последующие два дня ветер продолжал упорно дуть с запада и северо-запада. Ледокол ежедневно уходил в разведку. Подвигался «Сибиряков» медленно, часто останавливался, отходил, чтобы ударом пробить проход. Канал, пробитый ледоколом, немедленно за корпусом судна снова заплывал льдом.

Наконец, еще через день, ветер подул с юга. Сразу потеплело, среди льдов появились полыньи. На следующее утро, проснувшись в своей каюте, я прежде всего кинулся к иллюминатору: ледокола нет! Вышел на палубу — «Сибиряков» дымит на горизонте, а все, кто наверху, жадно следят за ним в бинокли. Вот он, счастливец, на чистой воде! Вот развернулся, двинулся к нам. Спустя полчаса он уже был возле «Грибоедова». Капитан «Сибирякова» сообщил, что сейчас пойдем и что он поведет нас на буксире, иначе «Грибоедов» в заплывающем канале рискует поломать винт.

Зазвонил телеграф, на «Грибоедове» заработали судовые дизели. С ледокола подали конец — толстенный металлический канат…

«Счастливого плавания», — просигналил нам флагами стоящий невдалеке теплоход «Мичурин». Он уже целый месяц как ждет случая выбраться из ледового плена. Теперь, конечно, и он скоро выйдет. «Грибоедов», послушный буксирному канату, вздрагивает и вслед за ледоколом проходит ворота волнореза. Тут сразу — многослойные груды льда. Только бы не засесть! Нет, «Сибиряков» не подвел. Через 37 минут — все следили по часам — мы на чистой воде. Всего четыре мили отделяли нас от чистой воды. Путь в тропики открыт!

Сразу началась качка. Но это ничуть не омрачило нашего настроения. Мы долго не уходили с палубы, то вглядываясь в морскую даль, то следя, как уходит под горизонт Лепая. За кормой с криками вились чайки. Мы бросали им куски хлеба. Птицы ловили хлеб на лету или схватывали добычу с поверхности воды.

Ледокол ежедневно уходил в разведку…

Приглашение к обеду заставило нас оторваться от этого занятия. По случаю выхода в море к столу подали хорошего грузинского вина. Капитан поздравил нас с началом плавания, пожелал успешно завершить работу и благополучно возвратиться на Родину.

Пока мы обедали, старший помощник отдал распоряжение изготовиться к походу. Когда мы вышли на палубу, висящие на боканцах — особым образом изогнутых железных брусьях — шлюпки были вывалены за борт, готовые к спуску на воду. В море надо быть готовым ко всяким неожиданностям, и на ходу корабля так полагается держать спасательные шлюпки. Со шлюпками на выносе «Грибоедов» стал похож на огромную птицу, которая собирается подняться с воды в воздух и только-только начала расправлять крылья.

Позднее мы увидели, что в каждую шлюпку погружены бочонок с пресной водой и несколько оцинкованных ящиков с неприкосновенным запасом продуктов на случай аварии корабля.

А в каютах, на стенке у своих коек, мы нашли аварийное расписание, по которому каждый из нас должен был занять свое место на корабле во время аварии и знать свою шлюпку на случай необходимости покинуть судно. Моя шлюпка — на правом борту…

Итак, мы в открытом море. Казалось, — путь свободен. Но почему «Сибиряков» не покидает нас, хотя «Грибоедов» давно уже идет своим ходом?

К концу дня всё разъяснилось, — мы стали встречать отдельные ледяные поля, а к ночи льды так сплотились, что мы еле продвигались вперед. Потом сел густой туман, и «Грибоедов» простоял до рассвета, так как двигаться стало опасно: можно было поломать винты. Вот так незамерзающая южная Балтика!

На рассвете «Грибоедов» вновь пошел своим ходом, и к десяти часам мы неожиданно оказались у шведских берегов, в виду порта Карлсхамн. Значит, мы просто пересекли за эти сутки Балтийское море с востока на запад — ведь Карлсхамн лежит почти на одной широте с Лепаей! Это вместо того, чтобы идти на юго-запад, к проливам, соединяющим Балтийское море с Северным. Заблудились, что ли?

Нет, это, конечно, невозможно, чтобы наш капитан заблудился, да еще вблизи советских берегов.

У берегов Швеции

Вскоре мы узнали, что в Карлсхамн пришли неспроста: здесь «Грибоедову» предстояло размагнититься.

В Балтийском море, а особенно на нашем дальнейшем пути, — в проливах Каттегат, Скагеррак и Северном море, — после войны осталось большое количество мин. Особенно опасны магнитные мины, так как они поставлены на некоторой глубине и взрываются, когда судно проходит над ними, при условии, что корабль обладает определенным магнитным полем. И хотя в море тральщики прочистили основные фарватеры и эти фарватеры положены на мореходные карты, практика показала, что нередки случаи гибели кораблей на магнитных минах даже в таких протраленных местах. Если магнитное поле корабля уничтожено, то он почти полностью застрахован от подрыва на магнитной мине.