Страница 13 из 14
— Так у нас доказательства есть! — вопил Буйский. — И свидетели.
— Какие еще свидетели? — нахмурился боярин Калита.
— Стрельцы, которые татей, на царя-батюшку злоумышлявших, стерегли. Ну, этих… асса… сса… ассасинов. Тьфу! Пока выговоришь, язык свернешь. Ну, да дело не в том. Добрые были стрельцы, а тут словно околдовал их кто! Так до сих пор и гундосят про то, как разбойники мимо них ломанулись! Кто их околдовать такими словами мог? Тот, кто байку нам надысь таку рассказывал. А то, что колдун он черный, люди давно уже бают! Видали, как он с прихвостнями Кощея, Тугариным Змеем да Соловьем-разбойником, колдовством черным бился.
— А вас не напрягает, что он именно с прихвостнями Кощея бился? — усмехнулась царица. — Вы тут сидите губами шлепаете, а он с разбойниками бился! Делом свою преданность царю-батюшке доказывал. И Гордона потом опять-таки не вы, а он спасал!
— Для виду!
— Чтоб в доверие втереться!
— Царя-батюшки нет, разбойников выпустил.
— Сейчас венценосного пытают, небось!
— А може, уже закопали!
— Бандит он!
— А каку Кощей с Доном ему карету презентовали!
— А на карете-то что написано! «Авторитет»!
— Царица-матушка! Надо ворога немедленно пытать, а потом казнить!
— Распять!
— Четвертовать!
— Голову отрубить!
— А потом повесить!
— Слышал бы вас сейчас Малюта, — невольно усмехнулась Василиса, — обязательно предложил бы потом испанский сапожок на нем примерить. Что еще можете сказать, бояре? Только предупреждаю сразу: новые способы казни не предлагать. Уже и так больше чем достаточно. По делу говорите.
— А того, что сказано, еще мало? — возмутился Буйский. — Половина Великореченска может подтвердить, что он с Доном и Кощеем якшается. Слухи ходят, что они Русь-матушку уже на троих поделили. Скоко раз мы Гордону об ентом говорили! Не прислушался к умным людям.
— Вот и поплатился за то венценосный наш!
— Бояре! — крикнул Буйский. — Пока дело до смуты не дошло, предлагаю избрать нового царя по законам да обычаям нашим исконно русским.
— А не спешишь ли ты на трон, Буйский? — подскочил к нему боярин Калита. — Царя-батюшку еще не нашли, не похоронили, а ты…
— Дык смута начнется, пока искать будем!
— Ты это нас на что толкаешь? На провокацию?
— А не ты ли, варначья твоя душа, эту смуту затеял да на царя-батюшку злоумышлял? — вцепился в бороду Буйскому боярин Надышкин, которого за соответствующую внешность за глаза звали Медведем. Он давно уже метил на место главы боярской думы, а тут такой случай!
— Верно! — поддержал друга боярин Путятин.
— Бей его, бояре!
— Изменщики!!! — заверещал Буйский.
— Так, бояре! — хлопнула в ладоши Василиса, привлекая к себе внимание. — Вы тут пока на измене посидите, разберитесь между собой. Даю вам на это свое царское разрешение, а мне такими пустяками заниматься недосуг, дел много. Начинайте прения.
— Занимайся делами, матушка, — пробасил Медведь, — а мы тут по-свойски потолкуем. — Дородный боярин рванул на груди кафтан и боднул лобастой головой главу боярской думы, смяв ему в лепешку нос.
— Ура!!! Медведь на нашей стороне!
— И Путятин тоже!
Боярская дума приступила к прениям. В воздухе замелькали посохи и кулаки. Василиса удовлетворенно кивнула, поманила к себе пальцем Кондыбаева.
— В их свару не вступать.
— А ежели они друг друга…
— Не расстроюсь. А кто выживет, тот потом и окажется виноват, — сказала царица, покосившись на катающийся по полу клубок бояр. — И все по закону будет.
— Понял, — хмыкнул Кондыбаев.
— Сам понимаешь, толку последнее время от этих пустобрехов мало, а вреда хоть отбавляй. И ненадежны все, собаки. Сегодня глотку рвут за царя, а завтра уже нож в спину всадить норовят. Тебе пока верю. Потому и воеводой войсковым держу.
— Спасибо, государыня.
— Твоя задача их отсюда не выпускать, пока я во всем, что произошло, сама не разберусь. К Никитушке с Аленкой охрану приставил?
— Лучших стрельцов на это выделил. Покои царевича и царевны два полка сейчас охраняют. Муха не пролетит.
— Добро, — поднялась царица.
— Куда ты, матушка?
— Сплетника проведать. Думаю, уже пришел в себя, сердешный. Ты тут за прениями присматривай, и пусть твои стрельцы наготове будут. В случае чего пуль не жалеть.
— Понял.
Василиса направилась было к выходу, но тормознула, увидев скромно стоящего в углу худощавого боярина.
— А ты чего стоишь, Вольфыч? — поинтересовалась царица.
— Все предатели, все! — сразу запетушился боярин, в драку по-прежнему предпочитая не вступать. — Всех на кол! А я потом лично тебя на престол выдвину. Монархия спасет Россию! Вот я верный какой! Цени! А за этих, царица-матушка, не волнуйся. Я, в случае чего, их добью потом, — воинственно тряхнул посохом постоянный член боярской думы.
— Правильным путем идешь, боярин, — рассмеялась царица и поспешила выйти из тронного зала, так как там уже в ход пошли лавки в качестве оружия.
Покинув дворец, Василиса села в золоченую карету, уже ждавшую ее у парадного сода.
— Трогай, — приказала царица.
Кучер, заранее предупрежденный о маршруте следования, подхлестнул лошадей, и карета в окружении почетного караула стрельцов в алых кафтанах, что говорило об их принадлежности к городской страже, загромыхала в сторону тюрьмы.
— Свежие новости есть, Федот? — окликнула Василиса бывшего сотника, а ныне главу городской стражи и разбойного приказа, скакавшего рядом с каретой.
— Пока нет. В Великореченске все спокойно. Никто бунт и смуту не сеет. Вот только царя-батюшку все найти не могут. Мои люди весь город перерыли. Как в воду канул.
— Не накаркай. О Кощее и Доне ничего не слышно?
— Тоже пропали. Теперь в Великореченске только один криминальный авторитет остался — царский сплетник.
Эти слова нового главы разбойного приказа чем-то так встревожили царицу, что она высунулась из окошка и раздраженно крикнула кучеру:
— Ты что, заснул там? Гони давай!
Свистнул кнут, и лошади сорвались в галоп. Великореченск, хоть и был столицей всея Руси, но особо большими размерами не отличался. Тюрьма для особо опасных преступников находилась здесь же, в Верхнем граде, а потому через пару минут они были на месте. Стрельцов ктюрьме Федот подогнал целую кучу. Как минимум три взвода контролировали ее по периметру, и столько же, если не больше, находилось внутри. Василиса одобрительно кивнула, увидев, что Федот к своим новым обязанностям отнесся серьезно и царского сплетника охраняют на совесть.
— Веди.
Федот двинулся впереди, показывая путь к камере царского сплетника. Стрельцы при виде царицы земно, в пояс кланялись и спешили вытянуться во фрунт. Они быстро спустились в подземные казематы.
— Как он там? — спросил Федот стрельцов, несших караул около входа в камеру с узником.
— Навроде того, что оклемался, — растянул рот до ушей один из стрельцов.
— Какой оклемался! Сам с собой только что разговаривал, — возразил ему его напарник. — Не слышал, что ль, как он с зеленым змием беседу вел?
Увидев выступившую из-за спины Федота Василису, стрельцы поспешили склониться в низком поклоне. Царица подошла к двери камеры, прислушалась.
— Тихо вроде.
— Ага. Минут пять, как затих, — подтвердил охранник.
— Открывайте! — приказала Василиса.
— Они не могут. Я на всякий случай ключи с собой забрал.
Федот выудил из кармана ключ и начал ворочать им в замочной скважине.
— Это ты молодец, — одобрила царица. — Со мной пойдешь, а вы, — повернулась она к стрельцам, — здесь охраняйте.
Федот открыл дверь, они вошли в камеру и замерли у порога, не в силах вымолвить ни слова. Вернее, слова-то, скорее всего, у них были, но такие, которые в приличном обществе обычно не говорят.
На соломе лежал опустошенный жбан, несколько пустых кувшинов из-под кваса, кувшин с рассолом и поднос с нетронутой едой, которая Виталику с дикого бодуна в глотку не лезла. А вот самим царским сплетником в камере и не пахло. Хотя нет, истины ради надо признать, что пахло. Да еще как! Камера пропахла свежим перегаром так, что Василиса поспешила заткнуть пальчиками носик.