Круговорот лжи

— Да. Разве я тебе не сказал? Чертовское везение. Погоди, я вот что хотел сказать… Илайна улетает на пару недель в Рим. Может быть, Клио захочет составить ей компанию? Я предлагаю это в качестве скромной благодарности за помощь. Думаю, ей там понравится. Сможет совместить приятное с полезным. Илайна летит по делу, ей нужно повидаться с нужными людьми, а Клио будет просто интересно… Слушай, ты понимаешь это новое законодательство? Я — нет, черт побери. Каждый день новые фокусы. Проклятье, месяц назад на антикварной ярмарке во Флоренции регистрировали даже рамы от картин!

Именно так Джордж обычно расслабляется после очередной презентации. Он ворчал, с каждой минутой все больше и больше злясь на принятые недавно итальянские законы о культурном наследии. Произведения искусства «национального значения» подлежали регистрации в департаменте Belle Arti[11], после чего их нельзя было вывезти за границу, выставить и даже отправить на реставрацию без его разрешения. В результате цены рухнули. По словам Джорджа, абсурдность этой ситуации определялась тем, что регистрации требовали главным образом богатые коллекционеры, которые хотели быть уверенными, что они покупают не подделки.

— Они слишком усердно зарабатывают и хранят деньги. Где уж им знать, как их тратить! — проворчал Джордж. — Сами себя обкрадывают. Дураки чертовы! Эта чертова регистрация снижает цену от перепродажи, обирает торговцев, а кто остается в выигрыше?

— Коллекционеры, они покупают все это дешевле.

— Только если хотят их хранить.

— Именно для этого люди в свое время и приобретали картины. Они любили их и хотели хранить. И старый Оруэлл покупал свои полотна с такой целью. По идее, так и должно быть. Ну, ты знаешь, что я думаю об этом.

— Но это принципиально! — сердито ответил Джордж. — Свобода рынка!

— И это незыблемо, — возразил я. — В чистом виде. Джордж, на самом деле я должен…

— Клио просила передать тебе это, — вдруг сказала Илайна. Молодой человек стоял за ее спиной. Оба мечтательно улыбались. Она протянула мне голубую полотняную сумку, в которой Клио носила свою спортивную форму. Там лежало бархатное платье.

Шел дождь. Машины шуршали шинами по мокрой мостовой, стоки были переполнены, в воздухе стояла влажная духота. Я опустил боковое стекло микроавтобуса и поехал очень медленно. Во-первых, я слишком много выпил. Во-вторых, искал Клио.

И, как все последние недели, Тима — вопреки здравому смыслу, продолжая надеяться на чудо. Набережная, старые железнодорожные мосты, мощеный булыжником Сити, Сохо…

Как только ты начинаешь кого-то искать, армия бездомных множится. Они попадаются тебе за каждым поворотом, фигура любого оборванца на короткое душераздирающее мгновение кажется знакомой, но тут же становится темной безымянной фигурой: съежившейся в дверном проеме, роющейся в помойке, ковыляющей по переулку; закутанной в лохмотья, растянувшейся на скамейке, могильной плите, теплой решетке отдушин. Я подумал, что ради них мог бы развести костер из картин Рембрандта. Если бы у меня был выбор. Что будет с Тимом, если я умру? Если умрет Элен? Когда умрем мы оба? Эта мысль мучает меня постоянно. У него нет будущего. Нет, вот оно, его будущее: холодные городские мостовые, темные переулки.

Думать об этом было невыносимо. И все же я думал.

Я настиг Клио на Пентонвилл-роуд. Она выбежала из тени Сент-Пэнкрас к ярко освещенной Кингс-Кросс, обогнув группу бритоголовых, игравших в футбол консервной банкой. Она двигалась свободно, легко, без признаков усталости и широко улыбалась.

Я затормозил у водосточного люка. Колеса микроавтобуса уткнулись в бордюр.

— Клио! — окликнул я.

Она оглянулась, на мгновение остановилась, а потом отвернулась и резко прибавила скорость, словно в беге на короткую дистанцию. Я нажал на гудок, и она помотала головой, не замедлив шага. Я догнал ее и снова сбросил газ. Поравнявшись с ней, я высунул голову из окна.

— Не глупи, Клио. Садись в машину.

Она остановилась. Я по инерции двигался вперед. Она ударила ладонью по крыше машины. Раздался жуткий металлический грохот. У меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Я крикнул:

— Ради Бога!..

— Оставь меня в покое.

Я засмеялся и открыл дверь.

— Хватит, глупышка. Ты уже пробежала несколько километров. Вполне достаточно.

Я вышел из микроавтобуса. Земля покачивалась. Я зашатался и схватил ее за руку. Навстречу шли трое, мужчина и две женщины. Я сказал, все еще заливаясь глупым смехом:

— Милая, не надо устраивать сцену. — Я потянул ее за свитер, обтянутая им рука казалась железной. Клио сердито вырвалась, а потом громко и отчаянно крикнула:

— Прекрати! Пожалуйста, прекрати гоняться за мной! — И только когда она исчезла, устремившись в сторону станции метро «Эйнджел», я понял, что мое поведение могли расценить неправильно.

Мужчина был намного крупнее меня. Он толкнул меня в грудь, заставил попятиться и прижал спиной к борту микроавтобуса. Я поскользнулся, зацепился пиджаком за ручку двери и услышал треск ткани. Одна из женщин бросила:

— Грязный подонок!

Я попытался устоять на ногах, но мужчина несильно ударил меня; этого хватило, чтобы я потерял равновесие и опустился на пол кабины. Я сказал:

— Ради Бога, поймите, это смешно. Она моя жена.

— Неужели? — произнес мужчина.

Одна из женщин фыркнула.

— Еще чего!

Они склонились надо мной, но мужчина немного отодвинулся. Я решил, что бить меня он больше не собирается, осторожно встал, пытаясь продемонстрировать смирение, и пробормотал:

— Прошу прощения, я догадываюсь, как это могло выглядеть со стороны… — Я посмотрел вперед. Клио исчезла.

Мужчина сказал:

— У Кингс-Кросс полно проституток, но она не из таких. Просто девчонка, которая любит бегать трусцой.

— Она не девчонка. Она…

— Это мы уже слышали. Спорить я не собираюсь.

Я подумал, что должен быть благодарен этим людям. Разве я не волновался за Клио, когда она бегала по ночному городу? Если я начну спорить и доказывать свою невиновность, в следующий раз этот достойный человек может в подобной ситуации просто перейти на другую сторону улицы.

Он сказал:

— Теперь вы оставите в покое приличных девушек? Не будете ехать за ними вдоль тротуара?

Я смиренно кивнул.

Тем не менее когда я свернул в переулок и остановил машину, меня охватил гнев. Черт бы побрал этого доброго самаритянина! Черт бы побрал Клио! Поняла ли она, что случилось? Едва ли; она изо всех сил неслась вверх по улице, злясь на то, что я ее преследую. Я был дураком, когда надеялся, что Клио — в отличие от Джорджа и самой Элен — ничего не заметит. Ревность обостряет зрение, а, как уже правильно подметил Джордж, глаз у Клио был и без того острый. Я должен был знать, что она все поймет. Подготовить ее, попытаться объяснить. Да, конечно, я был слишком занят. Кроме того, она все равно не стала бы меня слушать. Да и с какой стати? Она изо всех сил пыталась поддержать меня, пришла на прием, надела это сковывающее ее платье, мужественно преодолевая природную застенчивость, говорила с совершенно незнакомыми людьми, слушала их, улыбалась… И вот награда за подвиг! Элен. Явное подтверждение того, что я все еще без ума от своей первой жены. Публичное унижение для Клио. Она могла подумать, что это было сделано нарочно.

Возможно, я мог бы отнестись к этому спокойнее. Я не хотел обижать ее. Приехал бы домой, покаялся, успокоил ее, пошутил над тем, в какое дурацкое положение она меня поставила. Мог бы даже пожаловаться, дабы придать этой маленькой комедии элемент трагизма. В пиджаке моего лучшего костюма красовалась дыра. А на моем теле — пара синяков; сомневаться в этом не приходилось.

Но я слишком устал. Как сказал бы Джордж, чертовски устал. Часто ли он пользовался этим расхожим эпитетом к месту? А часто ли это делают другие? Чертов платок. Чертов нос. Я произнес эти слова вслух. Как еще выругаться? Похоже, мне отказывали мозги.

11

Изящных искусств (ит.).