Страница 16 из 116
Пропустив часть написанного, я развернул свиток дальше:
«Ни одна ночь, ни один сон у меня не проходили без того, чтобы я не лицезрел богини и не получал от нее наставлений… Однажды ночью приснилось мне, что приходит ко мне верховный жрец, неся что-то в полном до краев подоле, и на мой вопрос, что это и откуда, отвечает, что это моя доля из Фессалии, а также что оттуда вернулся раб мой по имени Кандид. Проснувшись, я очень долго думал об этом сновидении, размышляя, что бы оно могло предвещать, к тому же я прекрасно помнил, что у меня никогда не было раба с таким именем. Обеспокоенный и встревоженный надеждой на какую-то удачу и доход, я ожидал утреннего открытия храма. Когда раздвинулись белоснежные завесы, мы обратились с мольбами к досточтимому изображению богини. Жрец обошел все алтари, совершая богослужение и произнося торжественные молитвы, наконец, зачерпнув из сокровенного источника воды, совершил возлияние из чаши. Исполнив все по священному обряду, благочестивые служители богини, приветствуя восходящее солнце, громким криком возвестили о первом часе дня. И в этот самый момент являются узнавшие о моих приключениях слуги — прямо из Гипаты, и приводят с собою даже мою лошадь. Вещему смыслу моего сновидения я тем более дивился, что, кроме в точности выполненного обещания касательно прибыли, рабу Кандиду соответствовал возвращенный мне конь, который был белой масти.
После этого случая я еще усерднее принялся за исполнение религиозных обязанностей, так как надежда на будущее поддерживалась во мне сегодняшними благодеяниями. Со дня на день все более и более проникало в меня желание принять посвящение, и я не отставал от верховного жреца со своими горячими просьбами, чтобы он посвятил меня в таинства священной ночи. Он же отклонял мою настойчивость, утешая и успокаивая меня в моем смятении добрыми надеждами.
— Ведь и день, — говорил он, — в который данное лицо можно посвящать, указывается божественным знамением, и жрец, которому придется совершать таинство, избирается тем же промыслом…
Ввиду всего этого он полагал, что мне нужно вооружиться немалым терпением, остерегаясь жадности и заносчивости, и стараться избегать обеих крайностей: будучи призванным — медлить и без зова — торопиться. Да и едва ли найдется из числа жрецов человек, столь лишенный рассудка и, больше того, — готовый сам себя обречь на гибель, который осмелился бы без специального приказания богини совершить столь дерзостное и святотатственное дело и подвергнуть себя смертельной опасности. Да и самый обычай этот установлен в уподобление добровольной смерти и дарованного из милости спасения, так как богиня имеет обыкновение намечать своих избранников из тех, которые, уже окончив путь жизни, стоя на пороге последнего дыхания, тем лучше могут хранить в молчании великую тайну небесного учения: промыслом ее в какой-то мере вторично рожденные, они обретают возможность еще раз начать путь к спасению. Вот так же и мне следует ждать небесного знамения. Тем не менее я должен уже теперь наряду с остальными служителями храма воздержаться от недозволенной и нечистой пищи, чтобы тем скорее достигнуть скрытых тайн чистейшей веры.
И не обманула мои ожидания спасительная благость могущественной богини: не мучила меня долгой отсрочкой, но в одну из темных ночей, отнюдь не темными повелениями, ясно открыла мне, что настает для меня долгожданный день, когда она осуществит величайшее из моих желаний.
Утром верховный жрец, положив свою правую руку мне на плечо, ведет к самым вратам обширного здания. Там по совершении пышного обряда открытия дверей, исполнив утреннее богослужение, он выносит из недр святилища некие книги, написанные непонятными буквами. Эти знаки, то изображением всякого рода животных сокращенно передавая слова торжественных текстов, то всевозможными узлами причудливо переплетаясь и наподобие колеса изгибаясь, тайный смысл чтения скрывали от суетного любопытства. Из этих книг он прочел мне о приготовлениях, необходимых для посвящения.
Наконец жрец объявляет, что час настал, и ведет меня, окруженного священным воинством, в ближайшие бани. Там, после обычного омовения, призвав милость богов, он со всей тщательностью очищает меня окроплением и снова приводит к храму. Две трети дня были уже позади, когда он, поставив меня у самых ног богини и прошептав мне на ухо некоторые наставления, благостное значение которых нельзя выразить словами, перед всеми свидетелями наказывает мне воздерживаться от чревоугодия, десять дней подряд не вкушать никакой животной пищи, а также не прикасаться к вину.
Наступает день посвящения, и солнце, склоняясь к закату, привело на землю вечер. Тут со всех сторон стекаются толпы народа, и, по стародавнему священному обычаю, каждый приносит мне в знак почтения какой-нибудь подарок. Но вот жрец, удалив всех непосвященных, облачает меня в плащ из грубого холста и, взяв за руку, вводит в сокровенные недра храма».
В этот миг в моей душе подростка остался один, звенящий ясно и звучно голос:
— Ты хочешь знать, что там говорилось, что делалось? Тебе бы сказали, если бы позволено было говорить, ты бы узнал, если бы слышать было позволено. Но одинаковой опасности подвергаются в случае такого дерзкого любопытства и язык, и уши. Впрочем, если ты объят благочестивой жаждой познания, внимай и верь, ибо это — истина. Достиг он рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вспять вернулся, пройдя через все стихии, в полночь видел он солнце в сияющем блеске, предстал пред богами подземными и небесными и вблизи поклонился им. Вот тебе и рассказано, а ты, хотя и выслушал, должен остаться в прежнем неведении…
Я отбрасываю свиток: когда-то я это видел — или?..
…Во дворике сердито жужжал над клумбой холодно-голубых цветов мохнатый темно-рыжий шмель. Я сидел, откинувшись в кресле, и абсолютно ничего не мог понять: на какой-то краткий миг все смешалось: Плотин, клубящаяся фигура, оказавшаяся вне голографического пространства, странное поведение машин. Ведь все это каким-то образом было связано. Но как, и самое главное — какое все это имеет отношение к той проблеме, из-за которой я, собственно, и нахожусь здесь?
Но я не хотел включать компактный САО-синтезатор аналоговых образов. И дело было не только в самолюбии — позволить программе, пусть даже гениальной программе, найти приемлемый вариант концептуализации неопределенности! Однажды я уже пришел к весьма неутешительному выводу, что САО — вещь весьма опасная: он обладал способностью не только вычленять и формулировать наиболее безупречные с формальной точки зрения аналоговые объяснения, но и имел «иезуитскую» способность доказывать отсутствие более совершенных объяснений.
Но сам я пока не видел дальнейшей эффективной стратегии. Нажав кнопку контакта Титана, медленно, внятно сказал:
— Попробуй обобщить то, что есть в информационных банках о начальном периоде жизни Плотина.
Эта мысль внешне мне пришла совершенно случайно и тем была особенно ценной. Я налил себе чашечку крепкого кофе и стал ждать.
Через несколько минут я услышал Титана:
— Плотин родился в Ликополе в феврале или начале марта 204 года. Но скорее всего между 10 и 25 февраля — таковы предположительные астрологические расчеты. Город Ликополь, основанный Птолемеями, находился на восточном берегу Нила, почти в самом центре Египта, там, где в настоящее время расположен город Асьют.
Сюзанна:
— Появление на свет ребенка было для семьи событием торжественным, независимо даже от того, как отнесся к ребенку отец. Когда рождался мальчик, двери дома часто украшали оливковыми ветвями, а когда девочка — шерстяными нитями. Младенца купали в воде, затем его заворачивали в пеленки и укладывали в колыбель, сплетенную из ивовых прутьев.
Если отец решал признать ребенка и принять его в семью, то на пятый или на седьмой день после родин устраивали семейный праздник под названием «амфидромия» (обход кругом): отец поднимал ребенка с земли в знак признания и быстро обносил его вокруг домашнего очага. В это же время рассыпали зерна пшеницы, ячменя, а также горох и соль, чтобы снискать благоволение духов — покровителей места и тем самым сберечь младенца от всех злых сил. Теперь его как нового члена семьи поручали опеке домашних богов. На десятый день жизни младенца ему наконец давали имя.