Страница 110 из 116
— Материя, разумеется, не является порождающей категорией, родом, поскольку она не может дифференцироваться сама в себе. А эйдос также не род, поскольку он, во-первых, сущность умственной реальности, а не чувственной, а во-вторых, он не может абсолютно отождествляться с чувственной реальностью. Следовательно, первым таким родом, первой такой предельной категорией является лишь составное тело.
— Все чувственные тела обладают предикатами и акциденциями. Предикаты состоят в отношении к чему-нибудь, например, «есть причина», «есть элемент» и т. д. Отсюда вторым родом является отношение. Акциденции же, содержащиеся в телах, суть количественное и качественное. Это наши третий и четвертый роды. Наконец, всякие действия и аффекции суть движения, а последствия — место тел и время движения. Таким образом, пятый чувственный род — движение.
— Таким образом, пять общих категорий чувственного бытия — чувственная сущность (тело), отношение, качественное, количественное, движение. Вся множественность подлунного бытия может быть объяснена, интерпретирована посредством этих пяти принципов. Более того, если доказать, что качественное, количественное и движение суть отношения (а это так и есть), то тогда мы получим всего два рода: сущности (тела) и отношения.
— В чем же своеобразие этих родов чувственного мира?
— В том, что они «составные», не абсолютно взаимотождественные. Действительно, взгляни на тело. Здесь материя, как принцип неопределенности, словно некая «подпорка» для эйдоса. Само тело, как составное, «подпорка» для качеств, движения и т. д. В этом смысле в чувственном мире именно тело и есть субъект аффекций, эйдосов, состояний, действий и т. д.
— Только тело «есть» в чувственной реальности. Правда, и о качествах и количествах говорится, что они существуют, но их бытие и бытие сущности лишь омонимы. Бытие качеств, например, лишь акциденциальное бытие, а с другой стороны, качества сущности лишь акциденции для нее, а существенным в ней является именно «бытийность», заимствуемая не от материи, а от умственной реальности. При этом все тела одинаково реальны, и таким образом, все они связаны с Нусом. Но поскольку они образы умственной реальности, чувственные сущности (тела) не есть подлинные сущности.
…Я внезапно вновь вижу, словно откуда-то сверху и сбоку, пишущего Порфирия. Как он постарел! Он пишет сейчас обо мне, но думает все больше о себе, — да, ведь я давно уже умер, как считает он. И прошло уже десять? двенадцать? зим. И я медленно приближаюсь к нему — беззвучно, совсем беззвучно. Но он оборачивается — без страха вглядывается в меня, пытается уловить нечто. Я смотрю на красивый округленный почерк Малха:
«Он отказывался принимать териак, говоря, что даже мясо домашних животных для него не годится в пищу. В бани он уже не ходил, а вместо этого растирался каждый день дома. Когда же мор усилился и растиравшие его прислужники погибли, то, оставшись без этого лечения, он заболел еще и горлом. При мне никаких признаков этого еще не было.
Когда я, Порфирий, однажды задумал покончить с собой, Плотин почувствовал это и, неожиданно, даже будучи больным, явившись ко мне домой, сказал мне, что намерение мое — не от разумного соображения, а от меланхолической болезни и что мне следует уехать. Я послушался и уехал в Сицилию… это и спасло меня от моего намерения, но не позволило мне находиться при Плотине до самой его кончины.
Когда я уехал, болезнь его усилилась настолько, что и голос, чистый и звучный, исчез от хрипа, и взгляд помутился, и руки и ноги стали подволакиваться. Об этом мне рассказал по возвращении наш товарищ Евстохий, единственный остававшийся при нем до самого конца. (Евстохий был родом из Александрии и познакомился с Плотином уже в его старости. Занимался он только Плотиновыми предметами и вид имел истинного философа.) Остальные же друзья избегали встреч с Плотином, чтобы не слышать, как он не может выговорить даже их имен.
Тогда Плотин уехал из Рима в Кампанею, в имение Зефа, старого своего друга, которого уже не было в живых. В этом имении хватало для него пропитания, да еще кое-что приносили от Кастриция из Минтурн, где у Кастриция было поместье».
…И снова меня зовет этот беззвучный, близкий и спокойный голос:
— Итак, мы начали рассуждать о родовых категориях, чтобы, во-первых, уже новым путем преодолеть последние остатки дуализма между ними, и во-вторых, обосновать всеобщий монизм, то есть доказать, что все — из Единого, в Едином и к Единому…
— Нус — это пять родов: сущность, неподвижность, активность, тождественность и различность. При этом в умственной реальности — единство родов, то есть, например, активность есть различность, тождественность есть сущность, неподвижность есть активность и т. д.
— С другой стороны, чувственный мир также подводится под пять родов: сущность или субъект, количество, качество, движение и отношение. Сделаем здесь еще шаг: почему количество, качество, движение суть отношения. Известно: величины сводятся к числам, а числа выражают отношения. Качества же определяют случайное отношение вещи к другим вещам. Время и место относительны. Все предикаты относятся к сущности, а активность относится к душе. Таким образом, в чувственном мире реально всего два рода: сущности (тела) и отношения. Или, иначе говоря, чувственный мир — это всего лишь различные отношения различных тел. Что же тогда является единством как предпосылкой чувственного мира?
— Но мы уже знаем здесь ответ — Универсальная, Мировая Душа. В свою очередь, принцип абсолютного единства является предпосылкой Нуса. Тогда Душа, как известное умственное единство, соединяет чувственное с умственной реальностью, а Единое покрывает собою все.
— Чувственный мир есть образ, подражание Нусу. Что это значит? Только мир Абсолютного Ума, умственное бытие обладает самодовлеющей реальностью, а наш, чувственный мир зависит от него как от своей основы. И если реальность Нуса везде, это значит, что она в самой себе. Если чувственный мир в том, это значит, что он смысловым образом находится в непосредственной близости к нему и причастен к его бытийности.
— То есть, не имея возможности охватить умственную реальность и проникнуть в нее, чувственный мир, находясь в непосредственной близости к нему, движется вокруг него и в своем движении как бы каждой своей частью касается всегда умственного мира во всей его целости.
— Таким образом, присутствие вечной, умственной реальности должно восприниматься в виде своего рода бурлящей динамической картины: наш чувственный мир реален только постольку, поскольку проникнут исходящими из Нуса силовыми потенциями. Они-то и есть индивидуальные души и эйдосы, а точнее даже, логосы как образы эйдосов. И все эти потенции в своей совокупности и образуют умственную реальность.
— Понимаемая именно как негеометрическое и неделимое, Мировая, Универсальная Душа вездесуща, так как иначе каждая ее часть была бы связана со строго определенным местом. Как индивидуальная душа едина в теле при множестве ее сил и потенций, так едина и Мировая Душа, то есть динамически. Множественность же Души означает лишь то, что она повсюду проявляет по-разному свою активность.
— Итак, вездесущность Мировой Души предполагает сведение к ее единству множественности тел космоса. Вездесущность этой Души есть отношение прозрачности (Космоса) к свету (умственного мира). Как сила руки держит, например, палку, не будучи связана с частями палки и величиной руки, так и душа. Она подобна озаряющей воздух солнечной световой энергии. Мировая Душа, как множественно-единое, многоаспектна. По аналогии, например, один и тот же предмет воспринимается различно одним и двумя глазами. Один и тот же предмет может иначе отражаться в одном и том же зеркале или различных зеркалах. Таким образом, принципом единства для чувственного мира является диалектика Универсальной Души. И именно этот базовый диалектический принцип определяет то, что Бог в каждом из нас как бы един и тот же самый. А потому глубочайшее убеждение, что мы не отдалены от сущего, но существуем в нем, является важнейшим для народов и во все времена.