Щит

Он согласился с нею, хотя и с большим сожалением. И после того, как она ушла, он стал осматривать дом. В конце концов он забрел в грандиозный зал, который служил библиотекой. Хорошо, подумал он, здесь, по крайней мере я смогу убить время.

Вивьена уже была здесь и читала. Она была в белом платье и это напомнило ему тот вечер, когда он впервые встретился с ней. Ему стало стыдно, что он забыл о ней.

— О, — сказала она небрежным тоном, и ты здесь?

— Почему же ты не пришла к нам? — спросил он. — Мы уже решили, что ты легла спать…

— Нет, я выходила на террасу, но вы так оживленно беседовали, что я решила не мешать вам.

— Ви! Мы же не обсуждали никаких секретов! Мы просто болтали!

Ее губы сжались в улыбке:

— Разумеется, я знаю. Какие у вас тайны?

— Тогда почему же?

Улыбка погасла на лице Виьвены. Она отвернулась.

— Я знаю, что меня вышвырнули из своего класса, а я имею достаточно гордости, чтобы не делать вид, что ничего не произошло.

— О чем ты говоришь, Ви? — воскликнул он. — Ты же видишь, что тут об этом никто не думает, все относятся к тебе, как к другу!

— Возможно. Хотя я имела в виду не это. — ее тон резко изменился.

— Послушай, Пит. Я совсем не сержусь на тебя, но не мог бы ты оставить здесь меня одну? Закрой дверь за собой, когда будешь выходить.

Глава 12

Коскинен вернулся в свою комнату после игры в мяч с Ли и слуга ему сообщил, что в 16.ОО в кабинете Абрамса его ждут на совещание. Он переоделся и пошел в назначенное время в кабинет. По пути он встретил Ли. Когда они вошли в кабинет, Абрамс, Трембицкий и Вивьена уже были там.

Абрамс недовольно посмотрел на дочь.

— Только без тебя, дорогая, — сказал он.

— Не будь глупым, отец, — запротестовала она. — Я ведь тоже участвую в этом деле.

— Да, но я не хочу этого. Мы тут не играем в куклы.

— Я уже давно понял, что чем меньше людей посвящено в планы организации, тем лучше, — заметил Трембицкий.

— Я не буду болтать, — негодующе ответила она.

— Конечно. Но есть такие вещи, как психологические исследования, наркотики.

— Ты боишься, что меня могут похитить?

— Нет. Но они могут просто арестовать тебя, как это они сделали с Дэйвом.

— О, — она прикусила губу. — Но что же тогда мне делать, чтобы быть полезной?

— Самое трудное: сидеть тихо и ни во что не вмешиваться.

— Хорошо… — она выпрямилась. — Мы увидимся позже, Пит. Я имею в виду это. — Она коснулась плеча Пита и дверь закрылась за ней.

— По этой же причине, — сказал Трембицкий, — мы должны оставить бомбу у тебя на шее.

Вивьена неспокойно шевельнулась. Ее рука потянулась к небольшому кошельку на поясе. Затем она медленно расслабилась.

— Может быть, — ровным голосом сказала она.

— Ты вполне подходящий человек, обладающий логикой и здравым смыслом, чтобы хранить подрывное устройство у себя. — сказал Трембицкий. — ты ведь сама не знаешь, как сделать генератор?

— Нет. Мы занимались им в Кратере, но без фундаментальных знаний теории, все, что я помню, лишь бессмысленное соединение электронных устройств.

— Значит, Пит, ты единственный, кто знает генератор, — Абрамс встревоженно посмотрел на него. — Ты должен согласиться, что если произойдет худшее, у нас должна быть возможность заставить замолчать тебя. Правда, не совсем приятно чувствовать себя пленником.

— Конечно, — Коскинен взял себя в руки.

— Но я надеюсь, что к этому не придется прибегать, — сказал Абрамс уже менее угрюмо. — Садись, и давай обсудим наш следующий шаг. — Он сел за стол, стиснул пальцы рук и медленно оглядел кабинет, прежде чем начать. — Наша проблема, как я вижу ее, в следующем. Мы должны сохранить экран, чтобы он не попал во враждебные руки, и использовать его, как средства шантажа, чтобы вызволить наших друзей из тюрьмы и, если возможно, выманить Маркуса из его убежища. Действовать лучше всего через президента. Если его можно будет убедить, то он будет действовать. Ведь совершенно ясно, что если США будут владеть экраном, они могут закрыть им самые уязвимые точки города. И тогда не будет необходимости в строгом контроле всего остального мира, а функции СБ можно будет в значительной степени ограничить. Таким образом Конгресс получит возможность действовать более свободно, не оглядываясь на тех, кто сделал национальную безопасность своим фетишем.

Но нужно время, чтобы устроить встречу с президентом. Да и один разговор мало что даст. Единственное, на что можно надеяться при первой встрече, это то, что президент заинтересуется и согласится, чтобы ему продемонстрировали действие прибора. Это должно быть сделано в тайне от Маркуса. Если Маркус узнает о встрече, то тебя придется убить, а генератор уничтожить. Ты это понимаешь? Значит, эта встреча должна быть проведена в глубокой тайне. А затем снова потребуется время, чтобы президент мог подготовить общественность, политическую арену к выступлению против Маркуса. На это время вам нужно подыскать надежное убежище.

Раньше Ян легко бы мог организовать бы это, но к сожалению сейчас мы живет на виду и не имеем нужных контактов. Я во всем доверяю своим служащим, но не уверен в их возможности вести игру с ко ***

Если бы у нас была бы хотя бы неделя, мы бы нашли вам убежище, но у нас нет даже недели. Вы не должны оставаться здесь даже на час дольше, чем можно. Твои предположения, Пит, относительно СБ оправдались. Я получил сведения из Вашингтона. Сейчас они бросили все свои силы на борьбу с китайским подпольем. Однако они тут же вернутся к тебе и прибору, как только спадет напряжение. И я думаю что это произойдет скоро.

Исходя из всего этого я думаю, что нам следует обратиться к эгалитариянцам. Это тоже риск, но наименьший из всех возможных.

— Кто они? — спросил Коскинен. — Я слышал это название, но не знаю, что это такое.

— Коротко о них. Это идеалистическое движение, члены которого хотят, чтобы Протекторат превратился в справедливое мировое правительство. Эта идея не противоречит закону, хотя Маркус объявил их мягкотелыми идиотами, стоящими на службе иностранных государств.

Правда, никаких мер против них не было принято, так как это и не требовалось. Эгалитарианцы организуют клубы, митинги, дискуссии, и пропагандируют своих кандидатов в правительство. И они имеют какое-то значение в общественной жизни только потому, что многие интеллектуалы разделяют их убеждение.

— Все это звучит малообещающе для нас, — заметила Вивьена. — Все те эгалитарианцы, с которыми я встречалась в прошлом, были всего лишь милые старые лэди… обоих полов.

Абрамс рассмеялся.

— Верно. Но не совсем. Есть и такие, кто требуют немедленных действий. И они не говорят милым старым лэди о своих планах.

— Каких действий?

— Если бы я это мог рассказать, то эта группа состояла бы из одних болтунов. Во всяком случае в стране ходит много запрещенных книг и памфлетов, призывающих к уничтожению СБ. И еще: некоторые из тех, кто выступает против Протектората и подвергается опасности ареста, иногда исчезают. Помните случай с Аманитой несколько лет назад? Он пытался расшевелить японцев — если слово расшевелить правильно. Он призывал их к пассивному сопротивлению. Его арестовали, но затем он исчез и его до сих пор не могут найти, хотя он появляется в городах, произносит речи и исчезает до того, как прибудут агенты. Мне известно несколько подобных случаев, а о скольких я еще не знаю? Да, такие вещи требуют организации. Кто-то действует из подполья, но не националистического, а всемирного. Я сильно подозревают, что здесь замешаны эгалитарианцы.

— Мне все это очень не нравится, — пробормотал Трембицкий. — Я думаю, что эта организация замешена и в убийствах.

— Может быть. Но эти убийства были необходимы. Помнишь генерала Фридмана, который подавил меры протеста в Риме?

— Хм. Да, пожалуй, я не тот человек чтобы обсуждать это. Кроме того, у меня нет лучшего предложения. Продолжай, Нат.