Страница 4 из 68
Сказанное означает: сведения, представленные в реабилитационной справке комиссии Н.М. Шверника, неверны.[9] Сегодня ни один серьезный историк не станет отрицать, что некий оппозиционный блок в СССР все-таки существовал. С намеком на сложность внутренних связей, раскрытые фрагменты переплетающихся между собой заговоров в НКВД называли то клубком, то паутиной. Если хоть одну часть сплетения этих заговоров признать существовавшей, тогда трудно не признать наличия остальных, поскольку подсудимые втягивали друг друга по цепочке, соединявшей прямо или опосредованно одного с другими и каждого со всеми. Выявленные в архиве доказательства существования блока «правых» и троцкистов ставят, таким образом, под сомнение истинность всех «реабилитационных» материалов как хрущевского, так и горбачевского времени.[10]
Стенограммы допросов некоторых из подследственных содержат прямые обвинения Бухарина. Самые подробные, объемистые из ныне известных (и одновременно самые жесткие) находим в показаниях В.Н. Астрова, в прошлом одного из бухаринских учеников, и бывшего наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды, который вместе с Бухариным предстал на скамье подсудимых третьего московского показательного процесса. Мы также располагаем стенограммами очных ставок с участием Бухарина и лиц, вменявших ему совершение различных государственных преступлений.
Валентин Астров
Как очевидец Астров дал убийственные для Бухарина показания о его руководящей роли в правотроцкистском блоке. По словам Астрова, Бухарин считал необходимым убить Сталина и принимал участие в антисталинском заговоре, ставившем своей целью совершение «дворцового переворота». Для его осуществления, как показал Астров, Бухарин и Томский проводили работу среди сотрудников охраны Кремля. Т. н. «рютинская платформа»[11] — документ объемом в несколько сот машинописных страниц и с двухстраничной «программой» в конце, полный злых и оскорбительных нападок лично на Сталина, — была в основном подготовлена Бухариным, Рыковым, Томским, Углановым. Бухарин советовал «правым» внедряться в партийно-государственные институты, не стесняться двурушничать, восхвалять Сталина и генеральную линию ВКП(б), лишь бы оставаться на высоких постах, которые могут очень пригодиться в случае государственного переворота.[12]
Астров повторил те же самые обвинения на очной ставке с Бухариным два дня спустя. Чуть ниже — там, где речь пойдет о свидетельствах, оправдывающих Бухарина, — нам предстоит вернуться к Астрову и его показаниям, чтобы рассмотреть написанное им много позже «отречение».
Генрих Ягода
Восемь протоколов допросов Генриха Ягоды на предварительном следствии, а также другие важные документы, касающиеся его самого и его коллег, загадочным образом в 1997 году были изданы в Казани тиражом всего 200 экземпляров.[13] На допросах Ягода описывает свои связи с группировкой «правых» во главе с Рыковым, Томским, Бухариным.
Среди прочего Ягода рассказывает, как летом 1936 года по поручению Бухарина к нему явился Радек, с которым он личных связей не поддерживал. Радек поведал о контактах с эмиссарами Германии, что подтверждается как показаниями Радека, так и Бухарина (см. ниже). Описывая план переворота, запланированного на 1934 год, Ягода отмечает нерешительность и колебания Бухарина. Многие другие подробности из показаний Ягоды совпадают с тем, что следствию сообщали Бухарин, Радек и другие.
Очные ставки
В ходе судебных слушаний на первом московском процессе в августе 1936 года (а, стало быть, и в ходе предварительного следствия) Зиновьев, Каменев и по меньшей мере еще один подсудимый И. И. Рейнгольд назвали Бухарина среди тех «правых», с кем они поддерживали конспиративные связи как соучастники антисталинского заговора. Бухарин узнал об этих показаниях, находясь в отпуске далеко от Москвы, и потребовал очной ставки с Зиновьевым и Каменевым. Но последние были уже казнены, когда Бухарину удалось наконец вернуться в столицу. Впоследствии Ягода дал показания, что он просил Зиновьева и Каменева не волноваться, но одновременно приказал ускорить их казнь, чтобы те не смогли раскрыть его собственную причастность к заговору.[14]
21 августа 1936 года Прокурор СССР Вышинский объявил о начале следственных действий в отношении «правых» — Бухарина, Рыкова, Томского. На состоявшемся в тот же день партсобрании Томский покаялся в своих «преступных связях» с осужденными по процессу 16, а следующим утром на даче в Болшеве покончил жизнь самоубийством.
8 сентября в присутствии Кагановича, Ежова и Вышинского состоялась очная ставка между Бухариным и Рыковым, с одной стороны, и Сокольниковым — с другой. Как явствует из опубликованного короткого фрагмента стенограммы, Сокольников узнал о роли Бухарина и Рыкова в троцкистско-зиновьевском блоке не от них самих, а от расстрелянного к тому времени Каменева. 10 сентября «Правда» сообщила о прекращении следственных действий по делу Бухарина и Рыкова за отсутствием оснований для привлечения их к судебной ответственности. В опубликованном не так давно письме к Сталину Каганович отмечает, что склонен верить аргументам, оправдывающим Бухарина и Рыкова.
Однако допросы Радека и Пятакова, проведенные в преддверии второго московского процесса (январь 1937-го), заставили вернуться к выдвинутым против Бухарина обвинениям. С декабрьского (1936) по февральско-мартовский (1937) Пленум ЦК состоялось еще несколько очных ставок с участием Бухарина и его обвинителей. В настоящее время опубликованы стенограммы его очных ставок с участием Астрова, Куликова, Пятакова, Радека и Сосновского. Хотя подробный анализ последних выходит за рамки поставленной задачи, мы не можем пройти мимо некоторых характерных особенностей, присущих этим стенограммам.
Присутствовавшие
Не принуждались ли обвинители Бухарина на очных ставках к ложным показаниям против него и самих себя? Истина состоит в том, что никаких доказательств, свидетельствующих о чем-то похожем, просто нет. Очные ставки с Куликовым и Сосновским, состоявшиеся 7 декабря 1936 года, проводились в присутствии членов Политбюро — Сталина, Кагановича, Ворошилова, Молотова, Андреева, Орджоникидзе, Жданова и Микояна. Сталин и другие присутствовавшие вели себя очень активно, задавали много вопросов и больше всего Бухарину. Их поведение полностью отвечало желанию выяснить, что именно произошло в действительности. И если бухаринские обвинители подвергались насилию, почему бы им тогда не признаться в том Сталину?
По словам Сталина, указанные обстоятельства тоже произвели на него сильное впечатление: «Очная ставка отличается тем, что обвиняемые, когда приходят на очную ставку, то у них у всех появляется чувство: вот пришли члены Политбюро, и я могу здесь рассказать все в свое оправдание. Вот та психологическая атмосфера, которая создается в головах арестованных при очной ставке».[15]
«На очной ставке в помещении Оргбюро, где вы (Бухарин и Рыков. — Т.Ф., В.Б.) присутствовали, были мы — члены Политбюро, Астров был там и другие из арестованных: там Пятаков был, Радек, Сосновский, Куликов и т. д. Причем когда к каждому из арестованных я или кто-нибудь обращался: «По-честному скажите, добровольно вы даете показания или на вас надавили?», Радек даже расплакался по поводу этого вопроса — «Как надавили? Добровольно, совершенно добровольно».[16]
Соответствие свидетельств
В Москве, Ленинграде, Саратове, Иванове, Свердловске и некоторых других городах Советского Союза различными следователями были допрошены десятки лиц, которые в разное время и в разных местах дали очень схожие показания. Примерно в том же только позднее сознался и Бухарин. Последний, по словам допрошенных, стоял во главе «блока «правых» и троцкистов» и сотрудничал с зиновьевцами. Бухарин участвовал также в разработке плана государственного переворота, требовал убить Сталина. Заговорщиков объединяла общая политическая программа — «рютинская платформа». Входившие в блок троцкисты поддерживали прямые контакты с Троцким. Радек утверждал, что Бухарину было известно и о переговорах Троцкого с эмиссарами Германии, и о его договоренностях пойти им на уступки в обмен на поддержку заговорщиков после совершения госпереворота. Те же самые факты содержатся как в бухаринских показаниях от 2 июня 1937 года на предварительном следствии, так и на открытом процессе 1938 года.
9
Гетти, сообщение на академическом Интернет-форуме H-Rus- sia от 24 ноября 1998 года, см.: http: //tinvurl.com/8ogmk. Для нас не важно, почему исследователи, процитировавшие это сообщение, пришли к отличному от Гетти мнению о блоке. Возможно, их кто-то проинструктировал прийти к «умозаключению», что такого блока не существовало, дабы начатый еще Хрущевым процесс реабилитаций мог, таким образом, обрести внешне легитимное продолжение.
10
Истинность этих материалов ставит под сомнение и проделанное Юрием Жуковым исследование «кремлевского дела», о чем еще будет сказано далее.
11
«Рютинская платформа» впервые опубликована в: Реабилитация: политические процессы 30—50-х годов. / Под общ. ред. А.Н. Яковлева. М.: Политиздат, 1991. С. 113–252; затем она была переиздана в: Рютин М.Н. На колени не встану. / Сост. Б.А. Старков. М.: Политиздат, 1992. С. 113–252, см.: http: //scepsis.ru/librarv/ id 939.html.
12
Генрих Ягода. С. 132.
13
Один из протоколов допросов позднее был с сокращениями переиздан в 2004 году в солидном полуофициальном сборнике международного фонда «Демократия». Опубликованный там отрывок текстуально совпадает с изданием 1997 года, что подтверждает подлинность представленных там документов. Сравни: Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР, Генеральный комиссар государственной безопасности. Сборник документов. Казань, 1997. С. 109–137; Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937–1938. М.: МФД, 2004. С. 135–144 (далее — Лубянка-2).
14
Генрих Ягода. С. 192, 198.
15
Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 33.
16
Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 32.