Страница 28 из 68
Словом, письмо Бухарина — не только попытка обмануть Сталина. В послании ясно выражена солидарность с Ежовым, который в те самые месяцы и дни, прибегая к ложным обвинениям, пыткам и незаконным арестам членов партии и беспартийных советских граждан, хладнокровно уничтожал тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей.
Проведением массовых репрессий на местах руководили лица, которые своими действиями провоцировали крестьянские восстания, акты саботажа в промышленности и в сельском хозяйстве, террор против партийных активистов. К тому же их подрывная работа тем или иным образом координировалась с нацистской Германией и милитаристской Японией.
Каждый разумный человек не может не осознавать: политика массовых репрессий при проведении ее такими лицами и такими методами неизбежно приведет к гибели тысяч невинных людей, т. е. к достижению цели, к которой и стремился Ежов вместе со своими подручными. Кто-кто, а сам-то он понимал, что повстанческие движения повлекут за собой значительные разрушения и неисчислимые жертвы. Ему было очевидно и то, что в случае совершения антисталинского переворота страну ждут еще более масштабные потери.
Разумеется, и для Бухарина не было секретом, что вооруженное вторжение Германии и/или Японии причинит Советскому Союзу огромный ущерб, унесет многие человеческие жизни. Ему, конечно, был известен гитлеровский план «дранг нах остен», подразумевающий уничтожение «недочеловеков» на Востоке.
Лично Бухарин переговоров с германскими эмиссарами не вел. Зато он поддерживал тесные связи с теми, кто в них участвовал, и осознавал, сколь рискованны предпринимаемые ими шаги, не говоря уж о том, что такого рода контакты нельзя расценить иначе, как измену Родине. Если верить показаниям Бухарина на процессе 1938 года, он прекрасно понимал, что полагаться на германских партнеров по переговорам нельзя было с самого начала, поскольку ими будут нарушены любые предварительные договоренности с антисталинскими заговорщиками:
«Томский признавал возможным использование войны и предварительных соглашений с Германией. Тогда я выступил против этого со следующими аргументами. Я говорил, что, во-первых, если речь идет относительно вмешательства в той или иной форме Германии во время войны в помощь контрреволюционному перевороту, то, как всегда это бывает, и так как она представляет собой довольно сильный военный и технический фактор, — она неизбежно положит ноги на стол и разорвет всякое предварительное соглашение, которое предварительно было бы заключено».[156]
Бухарин участвовал в заговоре, который фактически подталкивал нацистов и японских милитаристов к нападению на СССР и его последующему расчленению по разумению агрессоров. Несогласие Бухарина с троцкистами, готовыми к любым территориальным уступкам в обмен на обещания их партнеров по переговорам, в сущности не имеет значения. Любое соглашение с Германией и/или Японией независимо от его содержания провоцировало развязывание войны с сопутствующими ей материальными потерями и человеческими жертвами.
По собственному признанию Бухарина, надежды, что Германия или Япония будут соблюдать достигнутые договоренности, не имели под собой оснований. И, если сам Бухарин не задумывался о последствиях, это все равно не снимает с него ответственности.
Способные спровоцировать новую войну контакты с эмиссарами Германии и Японии носили отнюдь не гипотетический характер. Напомним: СССР подвергся агрессии японских милитаристов в 1938 и 1939 годах. Во время самого первого из конфликтов, длившегося с 29 июля по 29 августа 1938 года, разыгрались настоящие боевые действия в районе озера Хасан (т. н. «чжангуфэнский инцидент»). Вооруженное столкновение оказалось напрямую связано с бегством за границу Г.С. Люшкова, возглавлявшего на тот момент Управление НКВД Дальневосточного края. Как отмечал Элвин Д. Куке, ведущий западный исследователь японо-советских конфликтов 1930-х годов и крупнейший эксперт по делу Люшкова, именно «его (Люшкова. — Г.Ф., В.Б.) измена внесла вклад… в возникновение приграничной войны у Хасана/Чжангуфэна».[157]
Люшков — едва ли не самый кровавый убийца среди всех ежовских подручных.[158] Его бегство вынудило сталинское руководство начать расследование проводимых Ежовым массовых репрессий. Укажи Бухарин на Ежова как на одного из руководителей антисталинского «клубка», число жертв массовых репрессий, проводимых на местах такими ежовцами, как Люшков, удалось бы значительно снизить или, возможно, предотвратить их совсем.
Если бы Ежов получил по рукам не в 1938-м, а гораздо раньше, Люшкова не командировали бы руководить репрессиями на Дальнем Востоке, и он не перебежал бы к японцам, опасаясь ареста. Оба акта японской агрессии и тысячи жертв почти наверняка можно было бы предотвратитьИнтересно, что, находясь у японцев, Люшков несколько раз публично подтвердил существование антисталинского заговора независимо от пыток и каких-либо вынужденных признаний подследственных. Вот одно из таких признаний:
«Движение против Сталина имелось, но его лидерам недоставало дипломатичности и способностей. В результате оно не могло ни расшириться, ни увенчаться успехом…
Генерал Люшков ответил, что невозможно сказать, где антисталинское движение наиболее развито и где оно только развивается…
Движение, направленное против Сталина, не может быть четко определено…»[159]
Один из хорошо известных моральных и юридических принципов гласит: человек должен отвечать за логические последствия своих сознательных действий. Масштабы массовых репрессий и то, как их стал проводить Ежов, конечно, нельзя было предсказать заранее. Но все заговорщики «клубка», несомненно, понимали: в случае удачного государственного переворота гибель людей и разрушения огромных масштабов просто неизбежны.
Бухарин знал это. Он мог бы предотвратить многие потери, рассказав все Сталину. Ему лишь надо было сделать то, о чем он писал в своих письмах — «разоружиться» и без утайки дать полные признательные показания. Но, избрав другой путь, Бухарин стал ответственным за все чудовищные последствия, в том числе за массовые убийства советских граждан, проводившиеся другими соучастниками заговора — Ежовым и его кровавой сворой.
Сама по себе политика массовых репрессий возникла как ответная мера в борьбе с заговорами, особенно когда выяснилась причастность к ним Германии и Японии. Правда, в докладе на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК Сталин попытался преуменьшить необходимость репрессивных мер, предложив вместо них развивать сеть политического образования для членов большевистской партии, в том числе ее руководителей. На том же Пленуме Бухарин и Рыков были исключены из Центрального Комитета и взяты под стражу, но больше тогда никто не пострадал.[160]
Но между этим и следующим июньским (1937) Пленумом стало известно о раскрытии в Красной Армии военного заговора во главе с Тухачевским; подробные признательные показания дали Енукидзе, Ягода, Бухарин. К последнему дню работы июньского (1937) Пленума 32 полных члена и кандидата в члены ЦК ВКП(б) были выведены из его состава за участие в антипартийном и антиправительственном заговоре в сотрудничестве со злейшими врагами СССР. Еще 8 членов были выведены из Центрального Комитета к октябрьскому (1937) Пленуму и еще 10 — к 4 декабря 1937 года.[161]
Нельзя исключать, что некоторые из членов и кандидатов в члены ЦК были невиновны, а обвинения против них сфабрикованы Ежовым и его присными. Однако докопаться до истины без тщательного изучения архивно-следственных дел практически невозможно, но именно их российские власти отказываются рассекретить. Что касается «реабилитационных» материалов, опираться на них довольно проблематично, поскольку, как установлено, они содержат искаженные или откровенно лживые сведения.[162]
156
Судебный отчет. С. 373; см. также: http: //www.hrono.info/do- tam/1938buharin/utrQ7-5-33-l,html.
157
«Бывший начальник Приморского управления НКВД Димент- ман утверждал, что применение в Хабаровске незаконных методов началось в 1937 году, когда он прибыл с бригадой Миронова, но что избиения и пытки арестованных приобрели массовый характер после прибытия Люшкова» (Steven Edward Merriit. The Great Purges in the Soviet Far East, 1937–1938. Unpublished Ph.D. dissertation, U. Cal. Riverside, March 2000. P. 348.
158
«Бывший начальник Приморского управления НКВД Диментман утверждал, что применение в Хабаровске незаконных методов началось в 1937 году, когда он прибыл с бригадой Миронова, но что избиения и пытки арестованных приобрели массовый характер после прибытия Люшкова» (Steven Edward Merriit. The Great Purges in the Soviet Far East, 1937–1938. Unpublished Ph.D. dissertation, U. Cal. Riverside, March 2000. P. 348.
159
Из информационного бюллетеня общества друзей Японии — высказывания бежавшего в Маньчжоу-Го начальника Управления НКВД по Дальнему Востоку генерала Люшкова о политической ситуации в СССР. № 102. 26 августа 1938 года. // Русский архив. Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30—40-е годы. Документы и материалы. В 2 т. Т. 18 (7–1). М.: ТЕРРА, 1997. С. 149–150.
160
См. речь Сталина на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б): Вопросы истории. 1995, № 11–12. С. 11–22.
161
См.: J.A.Getty, O.V.Naumov. Doc. 159 and 160, P. 452–453; Doc. 167. P. 465–456. По подсчетам Ю.Н. Жукова, из 36 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), исключенных из рядов партии между 1 мая и 1 июля 1937 года, 26 человек были исключены в ходе июньского (1937) Пленума, см.:. Жуков Ю.Н Иной Сталин. С. 419–420.
162
См. подробнее: Ферр Г. Антисталинская подлость. С. 148–175.