Страница 25 из 68
Пора, наконец, исследовать значимость другого факта — обладания Бухариным, Рыковым, Ягодой сведений об участии Ежова в заговоре «правых» и об уничтожении им в ходе массовых репрессий огромного числа невинных людей под прикрытием фальшивых заверений о борьбе с внутренней контрреволюцией. Нельзя не сказать, что сама затронутая тема вынуждает нас отказаться от общепринятых и ранее общепризнанных концепций советской истории 1930-х годов.
Утверждение Фриновского, что Бухарину было известно, по крайней мере, о причастности Ежова к заговору «правых», подтверждается другими имеющимися в нашем распоряжении источниками. Одно из таких прямых доказательств зафиксировано в замечании Ежова на допросе 8 июля 1939 года:
«— В 1933 году Литвин по вашей рекомендации был назначен заведующим отделом кадров ЦК Компартии Украины. Это было сделано по заданию немецкой разведки?
Да, я получил такое задание от Артнау.
Какие поручения по шпионажу получал от вас Литвин?
Эти задания носили подрывной и вредительский характер. Я просил его назначать на руководящие должности людей, которые бы могли своими действиями вызвать недовольство населения Украины, которые бы стали заниматься вредительством, губить продовольствие и скот, срывать выполнение планов промышленностью. Это были скрытые «правые» и «левые» оппозиционеры, которые выполняли также задания Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов».[145]
Вряд ли в 1933 году Ежов имел какое-то представление о «заданиях Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов», если бы не знал об их руководящей роли в заговоре. Разумеется, и о самом заговоре ему ничего не стало бы известно, если бы сам он не был одним из заговорщиков.
Но по сравнению с Бухариным и Рыковым в 1933 году Ежов был куда менее заметной фигурой. Он занимал должность «зав. распределительным отд[елом]. ЦК ВКП(б) 14.11.30–10.03.34; члена Центр[альной] комиссии ВКП(б) по чистке партии 28.04.33–1934»,[146] и лишь на XVII съезде ВКП(б) (январь 1934) его избрали в Центральный Комитет и дали другие важные партийные поручения. Наркомат внутренних дел он возглавил и того позже — в сентябре 1936 года. Поэтому трудно себе представить, что в 1933 году Ежов знал о роли Бухарина и Рыкова в заговоре, а те оставались в полном неведении о нем как соучастнике.
Таким образом, признательные показания Ежова от 8 июля 1939 года полностью подтверждают ту часть записки Фриновского, где говорится, что Бухарин знал о роли Ежова в заговоре еще до начала мартовского процесса, а точнее — уже в 1933 году.
Еще одно подтверждение словам Фриновского находим в документах, отражающих характер отношений Ежова и Ягоды, а последнего — с Бухариным. Как уже отмечалось, Фриновский поведал, как накануне процесса Ежов беседовал с Ягодой, пообещав сохранить жизнь, если тот ничего не скажет о роли в заговоре своего преемника на посту наркома НКВД:
«Долго говорил он с ЯГОДОЙ, и разговор этот касался, главным образом, убеждения ЯГОДЫ в том, что его не расстреляют… Безусловно, тут ЕЖОВЫМ руководила необходимость прикрытия своих связей с арестованными лидерами правых, идущими на гласный процесс».[147]
Племянник Ежова Анатолий Бабулин назвал Ягоду среди тех «бывших ответственных работников Наркомвнудела СССР», кто входил в «круг близких людей Ежова» и то и дело наведывался к нему на квартиру:
«В 1936–37 годах круг близких людей ЕЖОВА пополнился рядом бывших ответственных работников Наркомвнудела СССР. Из них я помню как частых гостей ЕЖОВА, ЯГОДУ, МИРОНОВА, ПРОКОФЬЕВА, АГРАНОВА, ОСТРОВСКОГО, ФРИНОВСКОГО, ЛИТВИНА, ДАГИНА».[148]
Что означает: в те годы Ягода поддерживал тесные взаимоотношения с Ежовым. Другие названные Бабулиным «частые гости» служили в НКВД как при Ягоде, так и при Ежове. Причем некоторые из них — Миронов, Дагин, Фриновский — показали себя наиболее жестокими и кровавыми ежовскими приспешниками, виновными в противозаконных казнях не одной тысячи советских граждан.
Еще известно, что вместе с Бухариным Ягода входил в руководство «правым» заговором. Причем на первом же из московских открытых процессов, проходившем в августе 1936 года, подсудимые Рейнгольд и Каменев выступили с обвинениями против Бухарина. Из известных ныне показаний Бухарина и Ягоды становится ясно: последний знал о причастности «любимца всей партии» к заговору с самого начала.
В свою очередь Бухарину стало известно о принадлежности Ягоды к заговору с конца 1920-х. Вот как сам Бухарин описывал в показаниях от 2 июня 1937 года роль Ягоды в ситуации, сложившейся вслед за убийством Кирова:
«После убийства С.М. Кирова в связи с тем, что ЦК обратил серьезное внимание на работу НКВД, создалась опасность всеобщего разгрома всех контрреволюционных организаций. Однако ЯГОДЕ все же удалось направить удар только на троцкистов и зиновьевцев (хотя и не до конца), прикрыв организации «правых». Провал ЕНУКИДЗЕ (1935) перенес роль последнего по подготовке переворота в Кремле на самого ЯГОДУ, в руках которого очутилась непосредственная охрана Кремля».[149]
Если в 1936–1937 годах Ягода знал об участии в заговоре Ежова, а Бухарин и все тот же Ягода входили в руководящий центр заговорщиков, то и Бухарину было тоже наверняка известно, что Ежов — такой же соучастник, как он сам. Разумеется, даже при отсутствии у Бухарина точных сведений касательно Ежова, осведомленность о том Ягоды не подлежит сомнению.
Подытожим.
Во-первых, можно с уверенностью констатировать: Бухарин обладал информацией о причастности Ежова к заговору еще до начала рассмотрения дела право-троцкистского блока на открытом процессе в марте 1938 года.
Во-вторых, показания Ежова от 8 июля 1939 года подтверждают наиболее важную часть заявления Фриновского и позволяют предположить, что о принадлежности Ежова к заговору Бухарин знал по крайней мере с 1933 года.
В-третьих, близкие отношения с Ежовым в 1936–1937 годах, с одной стороны, и с Бухариным как лидером «правых», с другой — почти не оставляют места сомнениям, что сам Ягода, а стало быть, и Бухарин были осведомлены о заговорщической роли Ежова.
Исследованные нами крупицы свидетельств почерпнуты из различных источников: из заявления Фриновского от 11 апреля 1939 года, из опубликованного Полянским фрагмента стенограммы допроса Ежова от 8 июля 1939 года, из записи допроса Анатолия Бабулина от 17 апреля 1939 года и из признательных показаний Бухарина, датированных 2 июня 1937 года. Не может быть и речи, что все или хотя бы часть из них были так «подогнаны» друг под друга, чтобы у нас или кого бы то ни было сложилось только впечатление об обладании Бухариным информации о ежовском соучастии в заговоре. Поэтому просто не остается сомнений, что Бухарин действительно располагал такими сведениями еще до начала судебного разбирательства.
Мы так много места уделили вопросу о том, знал ли Бухарин и с какого времени об участии Ежова в заговоре «правых», чтобы понять: в какой степени ответственность за массовые репрессии может быть возложена на Бухарина?
В хорошо теперь известном письме Сталину от 10 декабря 1937 года Бухарин заявил, что, скрыв кое-что в прошлом, он теперь пишет всю правду без остатка, но имени Ежова все-таки не назвал.
В марте 1938 года на процессе по делу правотроцкистского блока Бухарин выступил с подробными показаниями. Раскрыв имена многих соучастников по заговору, по поводу причастности Ежова он не проронил ни слова. Сразу после суда Бухарин написал два ходатайства о помиловании — одно короткое, другое длинное. И в том и другом он, моля о пощаде, каялся и убеждал адресатов письма в своей несомненной вине. Но и тогда Ежов не был назван.
145
Полянский А. Ежов. История «железного» сталинского наркома. М: Вече, 2001. С. 265.
146
Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД. 1934–1941. М.: Звенья, 1999. С. 185; см.: http: //www.memo.ru/historv/NKVD/ kto/bioer/eb 159.htm. Cf.: Ежов, Николай Иванович 1895–1940. Биографический указатель, см.: http: //www.hrono.ru/biopraf/ezhov.html.
147
Лубянка-3. С. 48.
148
Там же, с. 75.
149
Ферр Г., Бобров В. Первые признательные показания… С. 51.