Страница 47 из 50
Домогацкая говорила медленно, словно печатая каждое слово, с бесстрастным, но каменным лицом человека, уверенного в своих высказываниях.
Мурашова поднялась с кресла медленно, словно нехотя, а может просто еще давала несколько мгновений на обдумывание своего предложения.
— Мне очень жаль, Вера Ивановна, что мы не договорились, вернее что вы не прислушались к моим словам и не хотите оценить обстановку трезво. И спасибо вам, что приняли меня — однако я вас не приму, когда вы уже вечером, сегодня вечером, станете рвать волосы на собственной заднице. Просто будет слишком поздно что-либо сделать.
Мурашова захлопнула за собой дверь, не давая что-либо ответить Домогацкой — не хотела слышать в свой адрес еще и оскорбления.
Она сидела в своей машине, которая везла ее к прокурору области, к давнему приятелю, который давно хотел избавиться от Домогацкой, но нужного, корректного способа не представлялось. Сидела и думала, как не смогли договориться две русские честные бабы…
Домогацкая частенько поглядывала на часы — пора бы уже Кузьмину доложить о результатах обыска. Приход Мурашовой несколько озадачил ее, вывел из равновесия, но еще больше укрепил веру в слова сына. Мурашова очень грамотный юрист, известный бизнесмен, но в данном случае защищалась бездарно и не убедительно, считала Вера Ивановна. Обнаружение наркотиков в Центре конечно же приведет к его закрытию. Вряд ли удастся доказать причастность к ним самой Мурашовой, но по ее рейтингу бизнесмена это ударит очень сильно и больно. Многие руководители не захотят с ней иметь дело. Даже сам факт обыска в Центре бросал на Мурашову тень подозрения, а уж вскрытие фактов торговли наркотиками добивали ее до конца.
Наконец-то дверь отворилась, но вошли не Кузьмин с ее следователем, а сотрудники областного УВД и заместитель прокурора области по следствию.
— Вера Ивановна, вы арестованы. Вот санкция на ваш арест, — он протянул ей лист бумаги.
— Я? — очень удивилась Домогацкая. — Как, за что?
— Вера Ивановна, наркотиков в Центре нет и не было никогда. Это доказано результатами обыска. Кроме как у вашего сына, с которым вы вступили в преступный сговор, он уже задержан и дает показания. Ваш сын приобрел наркотики, хотел подставить там девушку, которая прогнала его прямо из своей постели. Он оговорил ее, главного врача Караваева, а вы, ничего не проверив и злоупотребив своим служебным положением, необоснованно возбудили уголовное дело против честного и порядочного человека. Вам же говорил Кузьмин, что это подстава, говорила и Мурашова, но вы ни к кому не прислушались, сынку своему, избалованному наркоману поверили. Давно надо было гнать вас из прокуратуры, так бы хоть на свободе остались. Всех запятнали… Все ребята, — обратился зам. прокурора области к сотрудникам милиции, — уводите ее, смотреть противно. Надо же так — всех обгадить…Что еще пресса напишет… Кошмар…
Мурашова сидела в своем любимом кресле у себя дома. Налитый бокал красного полусладкого вина так и остался не тронутым. Делать ничего не хотелось — усталость давала о себе знать. Лицо немного осунулось и посерело, не смотря на дорогую и качественную косметику, даже фигура, всегда статная, как-то раскисла.
Бизнес не любит расслабленности и всегда держит в тонусе тех, кто хочет иметь бизнес. Мурашова прекрасно знала эти азы, но сейчас не желала собраться, взбодриться и рассуждать здраво. Хотелось именно просто посидеть, не думая ни о чем.
Вошли Рогов с Караваевым. Мурашова не подала вида, что не хочет их видеть. Видеть и говорить она желала, но не сейчас. «Еще бы минуточку… пяток минут побыть одной, закрыть глаза и ни о чем не размышлять, не произносить слов»…
Она молча указала им на соседние кресла, предложила вина, но они вежливо отказались.
— Что, дорогие мои Петровичи? С чем пожаловали?
— С добром, Диана Сергеевна, с добром, — ответил за обоих Рогов.
— Давайте свое добро, вываливайте — как-то без обычного интереса произнесла Диана.
— Отдохнуть бы вам, Диана Сергеевна, измотались совсем — посочувствовал Караваев.
— Ничего, Степа, посижу минутку, выпью бокал вина и снова войду в норму. Да, расслабилась я чего-то, раскисла совсем, но ничего, — как бы оправдывалась она.
Караваеву стало жаль эту, внешне спокойную и респектабельную, но на самом деле изможденную женщину. Красивая и умная — редкое сочетание. Красота в бизнесе, впрочем как и везде, давала свои преимущества, но и гипертрофировала зависть. А она боролась с мужиками и выживала.
— Мы, собственно так, на минутку заскочили, — начал Рогов. — Газетки вот свежие принесли. Пресса уже отреагировала, расписала все, как надо.
Он положил газеты поближе к Мурашовой.
— Не хочу ничего читать, расскажи в двух словах, — попросила она.
— Обычная реакция газетчиков в погоне за сенсациями — достоверные сведения в их литературной обработке. Вроде бы все верно изложено, но выводы предположительные, окрас явно политический и надуманный. Это же газетчики, Диана Сергеевна, иначе у них и сенсации не будет. Подумаешь — решил отомстить наркоман девке, что прогнала его из постели. Какая же тут сенсация? А так — возможный заказ властей, на худой конец, конкурентов, которые на корню хотят загубить благое дело. Это уже совсем другое…
— Значит прокуратуру они выставляют исполнителем чужой воли, — Мурашова немного задумалась. — И наверняка не пишут, что этот мальчик…
— Мирон, — подсказал Караваев.
— Что этот Мирон является сыном Домогацкой, сыном прокурорши.
— Да, вы правы, Диана Сергеевна, — подхватил мысль Рогов, — иначе совсем другой окрас у ситуации станет.
— А ведь я Домогацкую уважала и до сих пор уважаю. Практически она одна и была бельмом на глазу — ни каких откатов не признавала, ни давления… — Мурашова отпила немного из бокала. — Куда мы катимся, черт возьми? Везде ложь сплошная, коррупция, взяточничество. В администрации без отката и бумажки не получишь, в прокуратуре, кстати недавно узнала, что бы на работу устроиться — семьдесят тысяч заплатить надо. Правда или нет — не знаю, но так говорят. Не на саму работу, а в резерв стать, экзамены на профпригодность сдать… И это будущий сотрудник прокуратуры, который семьдесят штук заплатил — он что, честно работать станет? Да вернет он себе денежки и с лихвой. А суды? Народные наши суды… Про них вообще говорить не хочется. Зажрались, все им мало и мало. Вон, в Черемхово, председатель горсуда собственную практикантку изнасиловал. И что? Год решали — что с ним делать. Целый год преступник, насильник судом руководил. Потом только отстранили от должности. И если бы не общественность — то бы и дальше руководил. Кошмар какой-то… Все о демократии кричат, газетчики, так те вообще все исп…. извините, так и хочется выматериться. А где эта демократия? Вот ты, Рогов, где ты эту демократию видел? Где? Что это за штука такая — демократия, с чем ее едят?
Рогов молча пожал плечами, не хотел возражать или говорить чего-либо в этот момент хозяйке. Понимал, что сорвалась она от напряжения — пусть выговорится.
А Мурашова продолжала свой бабий «эпос»:
— Чего плечами жмешь? Возразить нечего? И не возражай — не получится. Демократия… Свобода выбора рабом себе господина? Туфта полная, раб даже господина себе выбрать не может, но должен проголосовать за выбранного элитной кучкой человека. Президента что, народ выбрал? Конечно, народ. А может более правильно сказать будет, что его старый выборно назначил? Молчишь? То-то… и дальше молчи — целей будешь. — Она снова отпила глоток вина, помолчала немного и продолжила. — У одного Жирика здравых мыслей больше, чем у всей Думы. Но Президентом его, однако, не выбирают и не выберут никогда. И не потому, что приказывают голосовать за конкретного кандидата — это я тоже проходила. В день выборов встретила одну знакомую, давно не виделись, пригласила ее в ресторан — посидеть, поговорить. Так она знаете что мне ответила? Некогда, видите ли, ей еще проголосовать надо успеть, а потом своему начальству отзвониться, что проголосовала и не просто, а за конкретного кандидата. Вот это, видимо, и есть демократия… Но, вернемся к Жирику. Боится его народ, слова — одно, дело — другое. Как поведет он себя у власти? Кончит кучку говнюков — здорово! А если на большее замахнется, если всех начнет без разбору… Вот и боятся люди, может и правильно боятся.