Маша Орлова. Тетралогия

Потирая слипающиеся глаза, Маша снова вышла в общий коридор. Здесь, найдя на столе забытую свечу Льва, а в «хозяйственном» углу – спички, она выключила фонарик и уселась за стол. Огонёк свечи отражался в тёмной глубине окна, раздваивался там, и выходило, что в тёмноте плясали сразу три язычка жёлтого пламени.

Маша подтянула брошенную на столе тетрадку к себе поближе и раскрыла на первой попавшейся странице. Читать было сложно, сколько она не щурилась, огонёк свечи не давал разобрать мелкого летящего почерка. Она уткнулась лицом в ладони – только бы не заснуть и не пропустить их приход.

…Свечка догорала, и в голове бродили глупые мысли, больше похожие на несостоявшиеся сны. Маша вздрогнула, когда входная дверь со скрипом открылась. Голоса, хоть и приглушённые, чтобы не перебудить всех и вся, заставили её подскочить на месте.

– Завтра разберёмся… сейчас ночь. – Странно было слышать, как Горгулья понижает голос почти до ласковых интонаций.

Маша высунулась из‑за угла, прикрывая трепещущий огонёк свечи от прохладного ветра с улицы. Горгулья скользнула по ней взглядом, но ничего не сказала. В свете фонариков и свечи лицо преподавательницы изменилось почти до неузнаваемости: шрам на левой щеке сделался багровым и широким, куда шире, чем он был на самом деле.

Следом за ней, потопав у крыльца, чтобы сбить с обуви грязь, в дом вошли парни. Ник впереди себя втолкнул в дверной проём Венку. Та, словно по инерции, прошла два шага и остановилась, опустив глаза в пол и теребя прядь волос. Последним вошёл Денис Вадимович.

– Ладно, завтра разберёмся, – уже строже повторила Горгулья, проследив за тем, чтобы задвинули засов на двери. – А теперь всем спать немедленно!

Она снова нашла взглядом Машу, а та как‑то не сообразила податься назад.

– Так, кто не ляжет в течение пяти минут – два дополнительных вопроса на зачёте.

Горгулья умела убеждать. Маша схватила замершую Венку за локоть и утащила в темноту общего коридора. Огонёк свечи дёрнулся и погас, и она сунула ненужный огарок на подоконник. Хлопнула дверь – видно, Горгулья удалилась в преподавательскую комнату.

– А тебе чего не спится? – Рауль потопал на месте, оставляя на деревянном полу чёрные ошмётки земли. Ник за его спиной выключил и снова включил фонарь, будто раздумывая, понадобится ли он ещё.

– Не спалось, – вздохнула Маша. – А где Тая‑то?

Венка покорно стояла рядом и только тёрла хлюпающий нос.

– Не нашли мы её. Вот она одна стояла на каменном мосту. – Рауль качнул своим фонарём в сторону ощутимо дрожащей Венки. – Завтра снова пойдём, наверное. Или как Горгулья скажет. Ты доведи её до кровати, ладно? А то чего‑то она совсем…

– Да, хорошо, – пробормотала Маша, растерявшаяся от его заявления настолько, что даже не сообразила спросить о подробностях.

Понаблюдав, как парни по крутой лестнице забираются на второй этаж, и свет фонарей скрывается за перекрытиями и стенами, Маша не сразу сообразила, что нужно найти свой фонарик. Не отпуская локтя безвольной Венки, она пошарила по столу, и сразу же наткнулась на пластиковый корпус.

– Пойдём. – Она потянула девушку за руку. – Что там с вами случилось‑то?

Тон получился даже слишком безразличным, наигранно безразличным, хоть сердце и стучало как сумасшедшее при одной только мысли о том, что по тёмному лесу бродит Тая, наверняка без спального мешка и, скорее всего, даже без еды.

– Не бойся, её обязательно найдут. У неё же есть карта и всё такое, – сама себя успокоила Маша.

Венка не ответила, она молчала и тряслась как будто даже сильнее, чем минуту назад. Дрожащей рукой она полезла в карман куртки, запуталась там и задёргалась ещё сильнее. На пол выпала карта, сложенная во много раз.

Маша подобрала её: карта как карта. Им всем такие выдавали в начале практики, и Горгулья синими чернилами рисовала там крестики. Номера кварталов – маленькие, затёртые цифры – было никак не рассмотреть. Чтобы не травить себе душу, Маша сунула карту в карман и подтолкнула Венку в сторону спальни.

– Идём‑идём, завтра с утра встанем пораньше и разберёмся.

Всеми правдами и неправдами Маша довела‑таки Венку до кровати. Вообще‑то она спала на втором ярусе, но, уложив её на первый, Маша решила, что Тая не особенно обидится, когда найдётся. С чего бы ей вообще обижаться.

Не выдержав, Маша отправилась в «хозяйственный» закуток и нашла там пакет с сухим печеньем. Проковыряв в полиэтилене дырку, она вытащила одно и захрустела им в тишине коридора, то и дело оглядываясь. В желудке было пусто и неприятно.

Маша вздрагивала и щурилась от яркого солнца. Вздрагивала, сама того не желая, от резких выкриков, словно плетью хлеставших воздух.

– И чтобы близко к аномалиям не подходили! – вещала Горгулья, прохаживаясь перед курсантами. Руки она заложила за спину, и из‑за этого, а ещё из‑за наплечной кобуры стала ещё больше похожа на настоящего боевика, а не отправленного в отставку, на преподавательскую должность. – Кто ещё не слышал? Кому ещё повторить? Кто за два года не успел вбить это себе в голову?

Маша, вжавшая голову в плечи, осторожно повернулась вправо. Сабрина рядом с ней хмурилась и кусала губы. Тут было из‑за чего понервничать: сегодня утром, больше из сплетен и слухов, они узнали, что ночью Горгулья связалась с городом, и там обещали выслать поисковый отряд профессионалов.

Маша смело предположила, что теперь практику объявят опасной, а их распустят по домам, но Сабрина в ответ на это только скептически хмыкнула. По стационару тут же поползли истории о том, как пять или десять лет назад одна девочка здесь… Развитие событий в этих историях, впрочем, особого доверия не вызывало.

– Ещё раз, сколько шагов между вами и аномалией должно быть в самом крайнем случае? – Горгулья замерла посреди коридора и глянула на них – на каждого по очереди, как умела только она.

Превокурсники, притаившиеся на лестнице, зашептались.

– Двадцать, – ответила Маша шёпотом, кто‑то повторил то же самое, только громче.

– Не слышу, – рыкнула Горгулья.

– Двадцать, – в полный голос произнесла Сабрина и снова углубилась в царапанье ногтём засохшего пятна грязи на штанине.

– Всё ясно? Разошлись по заданиям. – Она по‑солдатски чётко развернулась и ушла в преподавательскую комнату.

Первокурсники стайкой испуганных воробьёв исчезли с лестницы, только заскрипели старые половицы.

Окончательно убедившись в том, что практику не отменят, даже если в заповеднике откроется портал в нижний мир и из него полезут демоны, Маша поплелась в комнату за сумкой. Сегодня им предстоял очередной маршрут. Всем, кроме Венки – её с самого раннего утра Денис Вадимович забрал в преподавательскую комнату.

– Маша! – В комнате, сидя на своей кровати, Ляля улыбалась, болтала ногами, и хитро щурилась. – У меня вот тетрадь пропала. Я уже всё обыскала, не видела?

– Нет, – хмуро буркнула Маша, вставая на цыпочки, чтобы забрать с верхнего яруса ветровку. – Я здесь причём?

– Ну помоги, а?

– Встань в угол, закрой глаза и мысленно попроси отдать тетрадку, – уже мягче посоветовала Маша. – Ничего сложного.

Она натянула ветровку и застегнула молнию. Поправила капюшон. К кишащему комарами лесу нужно было основательно подготовиться.

– А как нужно стоять, лицом в угол или лицом в комнату? – Ляля заинтересованно склонила голову на бок.

Маша раздражённо махнула на неё рукой и, скинув с плеча сумку, попросила:

– Выйди. Нет, покажи сначала, где эта тетрадка у тебя лежит обычно.

Ляля вышла на цыпочках, как будто бы боялась кого‑то спугнуть. За окном качала ветками липа. Всё тише становились голоса в коридоре – курсанты расходились по заданиям. Маша глубоко вдохнула.

– Отдай…

В этом старом, пропахшем сыростью доме она чувствовала его присутствие очень явно и совсем не пугалась этого. Нахватавшись из книг и разговоров старшекурсников обрывов знаний, она кое‑что могла и ощущала немного больше, чем сверстники. Или Маше так казалось. Сущность дома она про себя называла домовым, но вслух – никогда, засмеют.