Страница 83 из 301
Крылатый конь, уже к полному изумлению моих друзей, несколько раз кивнул головой и я стал пристегиваться к креслу широким страховочным ремнем. Ослябя стал объяснять мне:
‑ Михалыч, смотри сюды. Опускаешь носок вниз, коник твой начнет спускаться. Потянешь тонкие поводья на себя, станет подымать тебя к небу, а широкими поводьями будешь поворачивать коника, да, не тяни поводья на себя, а коли хочешь чтобы он летел шибче, шенкелями командуй. Ну, а коли захочешь лететь чудок помедленнее, то потяни на себя все поводья разом, но не резко, а мягонько.
Кивнув Ослябе, что все понял, я вообще бросил поводья, крепко взялся за узкие подлокотники пилотского кресла и, мягко тронув бока крылатого скакуна блестящими шпорами с шариками на конце, громко и восторженно крикнул ему:
‑ Вверх, Узи, скорее вверх, мой хороший!
Пегас резко присел на задние ноги и когда он оттолкнулся от земли, я, наконец‑то понял, зачем на этом седле нужна была спинка. Вместе с этим он сделал крыльями такой взмах, что Ослябю и Бирича свалило на землю. Взлет был больше похож на испытания катапульты, нежели на что‑либо другое и одним махом мой крылатый конь поднял меня на добрую сотню метров вверх, так что ангелу Уриэлю‑младшему пришлось сделать несколько энергичных взмахов крыльями, чтобы догнать нас.
Магический конь делал крыльями не очень частые, но мощные взмахи. Буквально за пару минут мы поднялись на высоту шести‑семи километров и я, одев очки, взял в руки поводья, перевел полет в горизонтальную плоскость и направил Узиила в сторону Серебряной степи. Это был мой первый полет в жизни, если не считать того, что я летал на самолетах и даже однажды спрыгнул на спор с моста.
Пегас развивал скорость не меньше полутора сотен километров в час и эта скорость, похоже, не была пределом для него, но не зная того, с какой скоростью летают ангелы, я решил не устраивать гонок в поднебесье. На этой высоте температура воздуха была градусов пять тепла, не выше и потому не только теплый пуховик, но и перчатки мне не показались лишними. Без хорошей экипировки в воздухе точно делать было нечего.
Уриэль без каких‑либо особых усилий летел параллельным курсом и у меня появилась возможность хорошенько рассмотреть полет ангела. Ноги его были сведены вместе и слегка согнуты в коленях и чтобы не напрягать их понапрасну у ангела был привязан к поясу прочный ремешок с деревяшкой на конце, на которую он и поставил ноги. Руки Уриэля покоились на стволе и прикладе автомата и вся его поза выражала спокойную уверенность, а крылья делали ровные, сильные и не очень частые взмахи.
Почувствовав, что я за ним наблюдаю, Уриэль повернул ко мне свое красивое лицо с развевающимся из под меховой шапочки золотом волос и, улыбнувшись, сцепив большой и указательный палец и растопырив остальные, жестом показал мне, что у него все о'кей. Губы ангелы были плотно сжаты, да, и я сам был далек от мысли о том, чтобы разговаривать на такой скорости. Узиил летел без малейших усилий, гордо подняв голову прижав ноги к брюху, где у него на сложно устроенной сбруе имелись приспособления из кожаных ремней, совершенно аналогичные ремешку с деревяшкой, у Уриэля. Как и ангел, мой магический крылатый конь, делал примерно три взмаха в минуту.
Под нами медленно проплывали знакомые пейзажи, Драконов лес с его гигантскими секвойями и огромной стеной плато, Красный холм, на котором горели костры, разведенные кентаврами. Сами кентавры казались с этой высоты крохотными козявками. Уриэль видя, что я пытаюсь рассмотреть чем занимаются кентавры, сделал быстрый и ловкий маневр и передал мне бинокль, жестом показав, чтобы я повесил его себе на шею. Глядя на кентавров в бинокль, я увидел, что они устроили себе веселый праздник и проводили что‑то вроде спортивных состязаний.
Вскоре мы пролетели над Серебряной степью, на светлом лике которой еще были видны черные проплешины от пожарищ, устроенных Уриэлем и воронки от взрывов магических гранат. Вины моей или ангела в том не было никакой, но все равно я чувствовал себя как‑то неловко. За Серебряной степью, лежала степь Алая, которая называлась так из‑за множества цветущих маков и я легонько потянул на себя поводья, так как увидел впереди большой табун кентавров. Легонько наклонив носки сапог вперед, я велел Узиилу спуститься пониже, чтобы рассмотреть это скопище конелюдей.
Кентавры Алой степи устроили возле слияния трех рек нечто вроде своей столицы. Степь в этом месте была вытоптана множеством копыт и на довольно большом пространстве было разбросано несколько тысяч круглых, кожаных кибиток и даже ярких, разноцветных шатров. Кружа над этим городом, устроенным степными кочевниками, я видел сверху, как на кострах готовилась пища, как кентавры, выстроившись длинной цепочкой вдоль берега, промывали песок в поисках золота, как резвилась их молодежь. Уриэль, подлетев поближе, громко крикнул мне:
‑ Мессир, ты хочешь побеседовать с этими варварами?
‑ Да, Ури, но я не думаю, что они варвары. Ты только взгляни какой город они тут отгрохали. У них даже есть верховые и вьючные лошади. ‑ Ответил я ангелу.
Кентавры заметили нас и спокойно наблюдали за тем, как мы парим в высоте. Из большого, ярко‑оранжевого шатра украшенного штандартом из десятка человеческих черепов и конских хвостов, вышел здоровенный седой кентавр и, задрав вверх голову, пристально смотрел на нас. Меня заинтересовало кто он и я пошел на снижение, нацеливая Узиила, прямо на площадь перед этим шатром имевшим царский вид.
Кентавры, столпившиеся вокруг своего седовласого вождя, бросились врассыпную, но вовсе не затем чтобы разбежаться, а лишь для того, чтобы освободить нам место для посадки. Мой крылатый скакун опускался плавно, словно правительственный вертолет. Его широко распахнутые крылья трепетали каждым перышком и в этом трепетании было что‑то завораживающее, величавое и неповторимое. Это вам был не какой‑нибудь задрипанный, оглушительно тарахтящий геликоптер.
Коснувшись копытами земли метрах в двадцати от вождя конелюдей, он замер и слегка присел на задние ноги, чтобы в любое мгновение вновь взмыть в воздух. Для старого кентавра это послужило сигналом подъехать к нам первому. Уриэль немедленно приземлился справа от меня и тотчас замер в напряженной позе, положив руку на автомат. Подъехав ко мне, кентавр вежливо поприветствовал нас:
‑ Мир вам, крылатые странники. Не нуждаетесь ли в мясе и молоке, не нужен ли корм вашему пегасу?
‑ Спасибо за добрые слова, благородный и мудрый вождь конелюдей. ‑ С вежливым поклоном ответил я седовласому кентавру ‑ Наш полет к тебе был недолог и мы ни в чем не нуждаемся. Меня зовут Михалыч, а мой спутник ангел по имени Уриэль‑младший и мы прилетели с миром в Алую степь.
Кентавр сделал легкий, сдержанный, но вполне вежливый поклон и, прижав руку к груди, сказал:
‑ Меня зовут Хирон и я царь всем конелюдям Алой и Серебряной степи, милорд, а имя твоего златовласого спутника нам хорошо известно, это наш старый и добрый друг. Заходи в мой шатер и будь в нем почетным гостем.
Ничего не поделаешь, коли я сам набился в гости, мне следовало из вежливости спуститься с пегаса и съесть хотя бы кусок мяса, чтобы не оскорбить гостеприимство Хирона. Отстегнув страховочный пояс, я наклонился к седельной сумке и нашарил в ней бутылки и банки. Спускаться с пегаса было гораздо быстрее и удобнее, чем взбираться на него, он просто подставил мне свое крыло и я съехал по нему на заднице, как по аварийному трапу самолета, совершившего посадку где‑нибудь в степи под Сальском.
Лаура предусмотрительно положила нам в дорогу бутылку коньяка, бутылку вина, банку тоника и банку "Фанты". У Уриэля также имелась банка пива и потому я немедленно попросил Хирона распорядиться на счет амфор с водой или какой‑то иной тары. Судя по всему вороны‑гаруда уже успели побывать в этих местах и у Хирона моя вежливая просьба вызвала живейшее оживление на лице.
В Кентаврополисе мы пробыли не более двух часов, так как я сразу предупредил Хирона о том, что тороплюсь по своим делам. Это оказался тот самый Хирон, который некогда был учителем Язона. Сам Язон тоже находился в Парадиз Ланде и жил где‑то в Восточном Парадизе. Старый кентавр был уже в курсе того, что произошло в Микенах, но, как всегда бывает в таких случаях, не очень то во все поверил. То, что я превратил несколько тонн ключевой воды в прекрасное вино, вкус которого он давно уже позабыл, явилось для недоверчивого старца куда лучшим доказательством правоты слов ворона‑гаруда, чем их пресловутая слава самых честных рассказчиков, а потому Хирон немедленно отдал приказ собираться в дорогу.