Страница 187 из 301
Нефертити отнеслась к этому очень ответственно и вдыхала эманацию жизни так долго, что я забеспокоился. Стоило ей вдохнуть живительную субстанцию в легкие свежеизготовленного пегаса, как произошло чудо творения жизни. Веки у пегаса, затрепетали, а после того, как я хлопнул его по крупу, он прытко вскочил на ноги и жалобно заржал. Все принялись громко аплодировать Нефертити, а она обняла пегаса за шею и принялась ласкать и успокаивать его. К моему удивлению именно к ней, а вовсе не ко мне этот крылатый конь испытывал сыновние чувства.
Поначалу конек был полным балбесом, но я срочно провел с ним сеанс магической конской педагогии, научив пегаса всему тому, что знали наши остальные кони по части лошадиных премудростей и он быстро превратился в профессора конских наук. Заодно я объяснил этому крылатому оболтусу и то, кто тут является его подлинным отцом. Право же, это все‑таки обидно, когда твои заслуги не хотят замечать как раз те, кто более всего тебе обязан.
Интуиция меня не подвела. То, что я предложил Нефертити приложиться к мягким, теплым губам коня и вдохнуть в него жизнь, сделало её в глазах Ирбиса, такое имя я дал коню, как его отец, своей главной и единственной всадницей и вообще самым близким другом. Нефертити бросилась мне на шею, покрыла мое лицо горячими поцелуями, а затем подвела коня ко мне и потребовала от него принести мне клятву верности. Как это не было удивительно, но умница Ирбис сразу понял, что от него требуют и склонился передо мной на одно колено, низко опустив голову к зеленой траве.
С Ирбисом я провел еще один педагогический эксперимент, научив его по приказу своей хозяйки убирать крылья в пятое измерение, что позволяло моей божественной царице использовать коня сразу по трем направлениям, в качестве обычного скакуна, в качестве пегаса, да, еще и в качестве оперения для крылатой колесницы. В том, что Нефертити захочет летать с той же скорость, что и мы, я ни секунды не сомневался и по её индивидуальному заказу изготовил белую с золотом трехколесную машину с прицепом для Ирбиса.
Не успел я приступить к сотворению пегаса для русалочки Ольги, как ко мне подлетел Мальчик и принялся жалобно ржать, стуча копытами, мотая гривой и крутя хвостом, как восторженная дворняжка при виде куска колбасы. Изумленно взглянув на своего верного друга, я спросил:
‑ Мальчик, родной ты мой, ты тоже хочешь что бы и у тебя была золотая грива и серебряные копыта?
Конь стал кивать мне головой. Разведя руками, мне пришлось выполнить его желание и если у Ирбиса грива была лимонно‑золотая, то Мальчику я перекрасил гриву в цвет розового золота, а копыта сделал не только серебряными, но еще и украсил крупными рубинами. Мой плутоватый конек пришел в неописуемый восторг, пронзительно заржал и, взлетев в воздух, принялся выписывать головоломные виражи и петли.
Тут уж все наши кони, словно взбесились, и сгрудились вокруг меня, беспокойно всхрапывая и стуча копытами, требуя от меня навести на них марафет, но я погрозил им пальцем и сказал, что сначала займусь сотворением новых магических коней, а затем уже стану наводить на них красоту. Ум и послушание было основной чертой магических коней, да, к тому же они все прекрасно знали, что я никогда их не обману и потому они отошли от меня и принялись терпеливо ждать окончания моих трудов.
Для Ольги я сотворил пегаса не белого, а перламутрового, с ультрамариново‑синими хвостом и гривой, копыта которого были золотыми, украшенными сапфирами, с алыми плавничками на всех четырех ногах. Этого чудо‑пегаса я нарек Дельфином. Анастасия попросила меня сделать такого же красавца, но чисто серебряной масти, которого я, сохраняя водную традицию, нарек Нарвалом. Пегас Розалинды был сотворен белоснежным, с розовыми гривой и хвостом, рубиновыми копытами, ярко‑голубыми глазами и получил от меня имя Маркиз.
Антиной оказался парнем с фантазией и попросил сотворить ему магического крылатого коня темно‑золотой масти с серебряным подпалом, алой гривой и хвостом, зелеными глазами и коралловыми копытами, окаймленными золотом. А еще этот древнегреческий эстет непременно хотел, чтобы крылья его пегаса были золотисто‑перламутровыми. Получилось, по‑моему, очень неплохо и этого коня я назвал Пуншем.
Ротмистр Цепов был куда скромнее и честно признался, что будет рад вдохнуть жизнь в того коня, которого я сотворю таким, каким сам захочу и получил чисто золотого коня с карими, как у него самого, глазами. Этому коню я дал имя Гелиос. После этого я еще битый час перекрашивал всех остальных коней, изо всех сил напрягая свою фантазию, так как они совершенно не хотели обращать внимания на мнение своих всадников, а Громобой даже куснул Бирича, когда тот захотел навести на него тигровую масть. К счастью не пострадало ни плечо Бирича, ни зубы Громобоя, так как и то, и другое было неуязвимым. Единственный, кто без малейшего возражения послушался своей хозяйки, был Бутон Олеси, который обзавелся голубовато‑перламутровой мастью, темно‑синими гривой и хвостом, лазуритовыми копытами и алыми русалочьими плавничками на ногах.
Пока я под громкие смешки ангелов занимался своими художествами, те спартанцы, которые еще оставались к этому времени трезвыми, кормили драконих сладостями, усердно поили моего бездонного друга Годзиллу пивом и все удивлялись, почему тот отказывается от коньяка. Драконихи к тому времени уже немного перекусили, слопав по парочке мини‑тиранозавров и мирно беседовали с местными жителями, рассказывая им последние новости. Лететь в Красный замок на ночь глядя мне не хотелось и потому я решил остановиться на ночлег в Спарте, тем более, что я соорудил в этом городке отличный отель.
В эту ночь нашим крылатым скакунам, которые вслед за Ирбисом научились избавляться от крыльев, было раздолье. Местные мальчишки повели их в ночное и даже новорожденные красавцы поскакали вслед за конями‑ветеранами, а мы оседлали своих стальных коней и поехали к центру города, где находилась гостиница. Когда мы подъехали к небольшой уютной гостинице, в которой, к счастью, никто не собирался взимать с нас плату за постой, произошло совсем уж незапланированное событие. Нефертити, поднимаясь вместе со мной и Лаурой по широким, мраморным ступеням, демонстративно повернувшись к юному ротмистру, громко сказала:
‑ Георгий, устраивайся сегодня на ночлег где угодно и как угодно, каждая ночь, когда мой повелитель находится рядом со мной, принадлежит только ему одному. ‑ Целуя мою охотницу, она бесстыже улыбнулась и добавила ‑ Разумеется, Лаура, это не означает того, что ты должна спать в одиночестве, мы прекрасно поместимся в постели втроем. Так ведь, подружка?
Я ожидал, что Лаура взорвется, наговорит царице Древнего Египта каких‑нибудь грубостей, сделает еще что‑либо эдакое, но она вместо этого обняла её и сказала, мило улыбаясь и лукаво посматривая на меня:
‑ Разумеется, дорогая Неффи, я давно уже мечтала сделать милорду такой подарок. Ведь последнее время он был так занят по ночам работой, что почти не отдыхал от забот.
По‑моему, смутились от этого демарша только мы с ротмистром, а дружный, веселый смех наших друзей и вовсе заставил нас покраснеть. Розалинда немедленно бросилась утешать Георгия и весьма преуспела в этом, но я думаю, что без малой толики любовной магии здесь все‑таки не обошлось, так как наш юный ротмистр‑кавалерист немедленно выкатил грудь колесом, расправил плечи и заулыбался, подкручивая свои усики. Мне же ничего не оставалось делать, как смиренно позволить этим очаровательным красоткам взять себя под руки и возвести на эшафот любви.
Красный замок, до которого мы добрались к полудню, стоял посреди широкой долины, лежащей между двух горных хребтов и поросшей высокими вязами, буками и чинарами. Он был даже меньше, чем Алмазный замок ангелов, но до глубины души поразил меня своей красотой. Замок представлял из себя легкое и элегантное сооружение, чем‑то напомнившее мне собор Василия Блаженного, но с большим количеством башен‑глав, которых было, как и в Синем замке, тринадцать. Стены Красного замка Создатель сотворил из алого, как кровь, коралла, а декор изготовил из белого мрамора. Не смотря на внушительные размеры, этот замок, стоящий на круглой поляне в окружении огромных деревьев, имел очень уютный вид.