Страница 74 из 93
А каков разнобой в сообщениях, касающихся весьма существенных деталей и обстоятельств, при которых делались отдельные находки! Так, Вудворд писал, что височную часть черепа он нашел на груде гравия, выброшенного рабочими из ямы, а обломок нижней челюсти Даусон извлек из прослойки незатронутого лопатами гравия на дне ее. Даусон не противоречит Вудворду в части, касающейся челюсти, но височную кость, по его утверждению, тот нашел «на расстоянии одного ярда от челюсти и примерно на том же уровне»! Казалось, Вудворду, упорно отстаивавшему совместимость челюсти и черепа, следовало бы поддержать версию Даусона, но он не делает этого, хотя статья Даусона из «Hastings naturalist» от 25 марта 1913 г. ему знакома. Она имеется в архиве Вудворда среди подборки оттисков, датирована и украшена дарственной надписью автора. Примечательная несогласованность! И она не единственная. Вейнер обратил внимание на то, как описывают Даусон и Вудворд открытие костяного орудия, известие о котором взбудоражило в свое время воображение археологов. Если Даусон дает понять, что разломанный на многие части приостренный наконечник из бедренной кости древнего слона обнаружен под слоем гальки, где залегали обломки черепа эоантропа, то Вудворд указывает, что наконечник был разломан на два точно совмещающихся друг с другом фрагмента, но залегали они не в гравии, а в «темной растительной почве под оградой, которую Кенвард любезно дал нам согласие сдвинуть в сторону». Это обстоятельство вынуждает затем Вудворда объяснять, почему он считает возможным отнести костяное орудие к слою гравия с обломками черепа, а не чернозема, где, как известно, ранее находили обломки керамики железного века и другие культурные остатки поздних эпох. Он обратил внимание на сходство окраски и внешнего облика костяного изделия с мелкими костями, найденными в гравии. К тому же на поверхности бедренной кости слона удалось проследить частицы глины, сходной с глиной, которая подстилает гравиевый горизонт. Таинственный фальсификатор мог вздохнуть свободно: орудие из кости, приостренное железным ножом, связали не со слоем железного века (очевидно, запасный вариант объяснения на случай быстрого разоблачения фальшивки), а с горизонтом «человека зари». Даусон, как все более убеждался Вейнер, вообще отличался крайней небрежностью в наблюдениях: он писал, что верхняя часть восходящей ветви челюсти эоантропа сгнила, в то время как она была просто сломана; носовая косточка, по его словам, «плохой сохранности», «разломана, но складывается вместе», а она, согласно описанию Вудворда, «исключительно хорошей сохранности»; он дает понять, что в Пильтдауне найдено довольно значительное количество обработанных кремней, а Вудворд упоминает лишь о трех камнях, сходных с изделиями древнекаменного века; в письме Вудворду от 20 января 1915 г. Даусон писал об открытии в Шеффилд Парке левой лобной кости второго эоантропа и тщательно охарактеризовал ее, а это, как теперь выяснялось, была не левая, а правая лобная кость, и к тому же, как установили в 30-е годы антропологи, кость несомненно представляла собой часть черепа, найденного в Баркхам Манер (!). Произошла ошибка в изложении или подмена одной кости другой? Если верно первое предположение, то как можно было найти обломки уникального черепа, разбросанные друг от друга на расстоянии нескольких миль? К тому же одна часть лобной кости залегала в гравии, а другая валялась на поверхности вспаханного поля. Затылочная кость из Шеффилд Парка с анатомической точки зрения не могла принадлежать черепу, от которого сохранились лобные части, а ведь именно она не позволила сразу уяснить, что в Барк-хам Манер и Шеффилд Парке найдены обломки не двух, а одного черепа. Кто недооценивал способность антропологов разгадать ребус, основываясь на анализе даже столь незначительных фрагментов черепа? Как, наконец, объяснить, что Даусон, согласно оценкам его ближайших коллег, человек пунктуальный и скрупулезный, не сообщил Вудворду, где точно находится место открытия второго черепа эоантропа, а тот при встречах, получая фрагменты, не интересовался, где они обнаружены? Ведь по крайней мере дважды, в январе и июле 1915 г., Даусон передавал Вудворду новые находки (не ясно, когда была отдана затылочная кость). Ссылки на последовавшую вскоре болезнь Даусона и опасение в связи с этим беспокоить его по меньшей мере странны. Ему следовало самому побеспокоиться о том, чтобы Вудворд знал, где сделано решающее открытие!
Особо важный сюжет — искусственная окраска черепа. Даусон ни в одной из статей не упоминал об этом факте. Вудворд впервые высказался относительно окрашивания лишь в 1935 г., но не ясно, откуда он заимствовал сведения — от самого Даусона в годы раскопок в Пильтдауне или значительно позже от другого лица. Тейяр де Шарден не помнит, чтобы кто-нибудь говорил об окрашивании образцов на раскопе в Баркхам Манер. Лишь Кизс уверял, что слышал об этом от самого Даусона, однако ни в одном из изданий его капитальной двухтомной работы «Древность человека» (1915 и 1925 гг.), посвященной эоантропу, нет упоминания об окрашивании. На искусственное окрашивание образцов из Пильтдауна обратил внимание Луис Аббот в 1926 г. в разговоре с Эдмундсом. Не с того ли времени этот факт стал широко известен? Поскольку подавляющее большинство антропологов изучало эоантропа по муляжам, окрашивание оставалось, естественно, не замеченным. Вудворд позже писал, что он не придавал окрашиванию особого значения, «поскольку краска лишь в малой степени изменяла цвет образцов». Вейнер проверил это впечатление, но оказалось, что неокрашенная височная кость, найденная самим Вудвордом в ходе раскопок, по ее «совершенно желтому цвету» заметно отличалась от других обломков черепа, покрытых на поверхности слоем железной краски. Конечно, можно при желании оценить желтый цвет находки Вудворда как одну из возможных вариаций естественного окрашивания кости, которая сотни тысячелетий залегала в железистом гравии, однако это желание должно быть значительным. Следует к тому же обратить внимание на следующее обстоятельство: если Даусон некоторое время действительно полагал, что окрашивание кости бихроматом способствует ее укреплению, то как объяснить, почему лобная кость из Шеффилд Парка, найденная через несколько лет после раскопок в Баркхам Манер, тоже оказалась окрашенной с применением тех же химикатов? Ведь Даусон к тому времени знал, что такой, никем ранее не применявшийся способ закрепления кости попросту бесполезен, о чем ему должен был сказать Вудворд при первом осмотре обломков черепа в Лондоне 24 мая 1912 г. Не означает ли это, что Даусон не имеет отношения к окрашиванию?
Увы, чем больше Вейнер раздумывал над пильтдаунской историей, тем больше убеждался, что наибольшие подозрения падают на «джентльмена удачи». Как ни двусмысленно положение Вудворда, все же очевидно одно: до февраля 1912 г., несмотря на регулярные встречи и переписку с Даусоном, он ничего не знал о находке в Пильтдауне. Бесспорно и то, что поскольку все кости и камни, принесенные Даусоном Вудворду 24 мая 1912 г., были искусственно окрашены, фальсификатор действовал до начала раскопок в Баркхам Манер, и к этим событиям знаменитый палеонтолог отношения не имел. Но его, очевидно, ослепила перспектива выдающегося открытия, и он «клюнул» на искусно подготовленную приманку. Ошибкой Вудворда было также стремление преподнести находку в Пильтдауне как сенсацию, к чему его, возможно, намеренно подталкивал «добрый старый друг». Вероятно, поэтому Вудворд, за которым ранее не замечали скрытности по части научных открытий, засекретил находку, почти никому не показывал обломки черепа и челюсть эоантропа до заседания в Барлингтон Хаузе, не консультировался даже с коллегами из музея Южного Кенсингтона о возможности той интерпретации эоантропа, которая ему представлялась наиболее вероятной. Жажда сенсации оказалась настолько сильной, что он не обратил внимания на впечатление, которое произвел его «диагноз» на антропологов музея, в частности на Хинтона и Томаса. А они, как установил Вейнер, не скрывали скептического отношения к новому виду предка «человека разумного» и даже настойчиво «советовали соблюдать осторожность». Иное дело позиция Вудворда в последующие годы. Невозможно доказать, зародились у него сомнения или нет, но некоторые обстоятельства не могут не вызвать удивления: почему не был произведен анализ челюсти на нитроген, почему большинство антропологов вынуждено было работать с муляжами, а не с подлинными останками эоантропа?