Сад Эдема

А как же Вирхов? «Феномен слепоты» этого выдающегося ученого не менее поразителен: вплоть до своей смерти в 1902 г. он упорно отказывался признать не только значение питекантропа для раскрытия истории становления человека, но и очевидную к началу XX в. роль неандертальца в ней. Открытия костных останков неандертальского человека следовали одно за другим, но Вирхов упрямо «не замечал» их. Очевидно, ему не позволяло сделать это самолюбие корифея науки, просмотревшего эпохальное открытие. Однако ученый мир уже не желал более подстраиваться под капризы Вирхова: за год до смерти ученого о его ошибке осмелился прямо написать анатом из Штрасбурга Густав Швальбе, который, используя все накопленные данные, подробно описал определяющие особенности неандертальца как тип обезьяночеловека, предшественника «людей разумных». Примерно в то же время итоги изучения неандертальца подвел и другой выдающийся немецкий анатом, профессор антропологии Герман Клаач, который тоже без обиняков указал на заблуждение Вирхова. Однако тот, казалось, не слышал слов, обращенных к нему…

Между тем вскоре после смерти Вирхова стало известно открытие, которое, будь он жив, не могло бы не порадовать его. Во всяком случае, противники обезьянолюдей, потерявшие было веру в себя, неожиданно воспрянули духом. Вдохновляющие вести пришли из Англии…

ДЖЕНТЛЬМЕН УДАЧИ

Ни одно из открытий современности

не имело такого блестящего эффекта,

как открытие,

сделанное Чарлзом Даусоном в Пильтдауне.

Находка пильтдаунского человека

с исторической точки зрения

наиболее важная и поучительная.

Коробка гвоздей, купленная накануне в городе Луисе, оказалась никуда неугодной. Вот уже в течение четверти часа Чарлз Даусон безуспешно пытался вогнать в массивную дубовую доску ворот хотя бы парочку из них, чтобы закрепить ажурный, превосходного чугунного литья барельеф, счастливо приобретенный несколько дней назад при распродаже антикварной коллекции. Но увы! Под ударами молотка гвозди причудливо изгибались, не желая погружаться в дерево. Что за товар умудрился вручить ему на этот раз почтенный Уолтон, хозяин скобяной лавки? Так с постоянными клиентами не поступают.

Семь лет назад Даусону пришлось приложить максимум усилий, когда шли торги за этот чудесный, дворцового типа домик-коттедж, где более четверти века заседало археологическое общество Суссекса. Конечно, он мог бы купить другой дом, ничуть не хуже этого, но очень уж хотелось, кроме всего прочего, досадить этим вечно брюзжащим провинциальным эрудитам из Гастингского естественноисторического общества. Они, наверное, не раз пожалели о своих выпадах в его адрес, когда осенью 1903 г. получили уведомление о том, что к середине следующего года Общество должно выселиться из дворца, который отныне переходит в собственность семейства Даусона. Нечего поэтому удивляться, что нового владельца встретили в городе Луисе более чем сдержанно, а о посещении заседаний Общества не могло быть и речи. Впрочем, он достаточно хорошо известен в научных кругах Лондона, чтобы спокойно перенести конфронтацию со своими местными коллегами по увлечению древностями и историей.

За годы, которые он прожил здесь со своей супругой, ему удалось перестроить дом и так украсить его снаружи, что у прохожих не оставалось ни малейшего сомнения — тут живет тонкий знаток и любитель старины. Окна, двери, ворота и даже стены украшали архитектурные детали средневекового стиля. Если же гость появлялся в комнатах, то его поражала большая и разнообразная коллекция старинных вещей из железа, бронзы, камня, стекла, нефрита и кости. Это был настоящий музей, каждым экспонатом которого хозяин гордился и мог рассказывать о нем подолгу и увлеченно. Есть у него и еще «кое-что», о чем пока почти никто не знает, но что — можно биться об заклад — заставит заговорить о себе весь мир. Приколачивать барельеф не хотелось: гвозди Уолтона могут вывести из себя кого угодно. Стоит, пожалуй, оставить это дело на время после ленча, когда Елена уйдет в гости. Сейчас же лучше прогуляться по тенистой аллее и спокойно поразмышлять. Даусон вышел на улицу и плотно прикрыл за собой калитку.

Он не может жаловаться на судьбу: она всегда благоволила ему, преподнося одну удачу за другой. В свои сорок с лишним лет он сделал достаточно много, чтобы стать известным в ученом мире человеком. Недаром его иногда называют «джентльменом удачи». Успех действительно сопутствовал ему сразу, как только он занялся, по заразительному примеру бесчисленных любителей науки Южной Англии, геологией и палеонтологией.

Отец Даусона — адвокат, практиковавший в местечке «Святой Леонард», — мечтал, чтобы сын пошел по его стопам и получил солидную юридическую подготовку. Чарлз не противился. В 1888 г., после успешного окончания Королевской Академии, его приняли на работу в Лэнгамс, известную фирму присяжных стряпчих Гастингса, и направили служить в главный оффис, находившийся в столице Британии. В Лондоне молодой клерк провел несколько лет, а затем, не чувствуя особого призвания к юридической казуистике, перевелся в отделение Лэнгамса в городке Акфилде, расположенном всего в 8 милях от Луиса. Теперь он был не просто служащим, а компаньоном фирмы, лицом, совмещающим деятельность адвоката и гражданского чиновника. За 15 лет работы Даусон сменил столько разных постов в магистрате, городском совете и адвокатских конторах, что, попроси его кто-нибудь перечислить их, он вряд ли припомнил бы все в подробностях.

Но не адвокатская практика и не служба в магистрате занимали все эти годы душу Даусона. Профессия, по существу выбранная для него отцом, оставляла его равнодушным. Обязанности клерка Чарлз выполнял без видимого воодушевления, но что поделаешь: служба есть служба! Иное дело охота за редкостными антикварными вещицами! Коллекционирование раритетов стало страстью Даусона. Еще в школьные годы он проявлял жадный интерес к геологии, палеонтологии и археологии, а с годами увлечение переросло в серьезное любительское занятие этими науками. Разумеется, любимым делом приходилось заниматься урывками, от случая к случаю, между бесконечными хлопотами по службе. Но тем большую радость приносил каждый успех. Пусть себе посмеиваются над «джентльменом удачи», но кто из пересмешников в столь же молодые годы стал членом Королевского геологического общества? А ведь его приняли в Общество более 20 лет назад, в 1885 г.! Разве это не признание его заслуг в изучении геологии Юго-Восточной Англии?

Еще более эффектны удачи в палеонтологии. В школьные годы Чарлз занялся поисками ископаемых костей и продолжает собирать их до сих пор. Его коллекция, переданная Британскому музею, содержит многочисленные и хорошо подобранные образцы вымерших рептилий, а также редчайшие разновидности животных, не известные ранее палеонтологам. Достаточно сказать, что ему посчастливилось найти останки трех новых видов игуанодонов, один из которых (предмет особой гордости Даусона!) назван его именем — Iguanodon dawsoni. Успех сопутствовал ему также при осмотре третичных горизонтов юга Англии, возраст которых насчитывает 150 миллионов лет. В галечном костеносном слое Даусон обнаружил миниатюрные зубы древнейших млекопитающих — находка очень важная для разрешения проблемы их происхождения, одной из ключевых в палеонтологии. Чтобы представить степень интереса специалистов к его палеонтологическим находкам «первоклассной научной ценности», достаточно сказать, что до него не удавалось найти кости этих животных ни на юго-востоке Англии, ни в Западной Европе, несмотря на широкое распространение здесь отложений соответствующих геологических формаций. В особенности успешными оказались продолжавшиеся более четверти века сборы костей древнейших животных в знаменитом Гастингском карьере, где ему оказывали помощь рабочие, которые постоянно видели его лазающим по обрывам. Их трогала его увлеченность, и поэтому они строго следили, чтобы в карьере никто из посторонних поисками костей не занимался. Даусон гордился, что он своими поисками продолжил работу по изучению рептилий, начатую в начале XIX в. физиком из Луиса Мэйнтеллом, широко известным в кругах палеонтологов находками из Гастингского карьера.