Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 61



Однако когда люди изобретут необходимые приемные устройства, то еще вопрос: окажутся ли они способными воспринять услышанное, поскольку расшифровка сигналов может стать делом непосильным.

Все это присказка, чтобы терпеливому читателю стала понятна высочайшая степень трудности (а в той же мере и ответственности), лицом к лицу с которой оказывается археолог палеолита, получая «послания из прошлого» от своих «братьев по разуму»— далеких предков. Для налаживания диалога с ними посредством прочтения «посланий» требуется прежде всего уяснить, наконец, что разговор этот станет возможным лишь при одном обязательном условии — уважительном (как и положено при обращении к «старшим по возрасту») отношении к прародителям.

Чтобы воздать должное силе ума предка, сопоставим для начала его «послания из прошлого» мне, археологу, и «послание в будущее» нас, современников землян, «братьям по разуму» в иные Галактики. Разве можно не заметить поразительное сходство в принципах организации записей того и другого текста своеобразным, информативно весьма емким алфавитом двоичных или одниричных чисел, геометрических фигур и неоднозначных образов? Астрономы мальтинской культуры Сибири использовали для разговора о сокровенном со своими посвященными в тайные знания современниками, а также (разумеется, не ставя такой цели) с «братьями по разуму» из грядущих поколений тот же до предела насыщенный информацией и самый лапидарный язык чисел и образов, коими и современный «жрец науки» предпочел начать разговор с «братьями по разуму» за пределами Земли. Этот факт трудно рассматривать иначе, как доказательство сходства принципов мышления предка и потомка при выборе оптимального варианта кодирования особо важной информации. Отсюда следует, что речь должно вести о значительно большем и важном: вообще о ближайшем из возможных родстве мышления предка и потомка, их глубинной идентичности.

Стоит ли поэтому удивляться, что содержание «посланий из прошлого» оказалось иным, чем ожидалось? При прочтении таких «посланий» хочешь — не хочешь приходится не просто отдать должное величию разума и прозрений «первобытного дикаря», но и ощутить настоящее бессилие при попытке пойти дальше предложенных календарных расшифровок — уяснить глубинный смысл идей, которые предок отражал посредством столь многозначных символов. Это предопределяет необходимость постановки новой (труднейшей!) исследовательской программы — выйти за пределы чисто календарных проблем и попытаться извлечь из записей далекого прошлого информацию по части естественно-научных знаний и постулатов их натурфилософии. Лишь распознание второго плана информации, заключенной в «предметах искусства», и их сакрального смысла позволит установить достойное взаимопонимание с предком, постигнуть истинный уровень развития его культуры, понять самое сущностное в ней, а также ответить на сакраментальный вопрос: зачем все это нужно было «пращурам»?

Ответ прост, но и он требует предварительного условия: следует лишь согласиться с тем, что задача — обеспечить выживание первобытного сообщества — никогда не лежала только в плоскости решения, как теперь говорят, «продовольственной программы». Природа, в ритме с которой стремился жить боготворящий свою мать-прародительницу предок, предъявляла своему любимому, наделенному разумом ребенку куда более строгие испытания, чем угроза голода из-за неудачного промысла, неуклюжести охотника или грубости его орудий труда. Дело в том, что добыча пропитания, животного или растительного, в значительной мере осложнялась в ледниковую эпоху фактором, преодолеть который не было дано никому: природа могла щедро облагодетельствовать Землю плодами, даруя пропитание животным и человеку, а то вдруг, как скаредная хозяйка, делала так, что растения оставались бесплодными и число животных резко сокращалось. Вслед за благоденствием вдруг наступала иная пора, когда болезни, эпидемии или всяческие стихийные бедствия опустошали всю округу.



Теперь известно, что такие события повторяются ритмично и определяются факторами космическими — в основном периодами солнечной активности, а также сменами циклов луностояний. Не имея возможности рассмотреть в деталях этот ныне живо дискутируемый вопрос, замечу лишь, что последующие исследования могут выявить столь же многозначительные влияния на биосферу Земли планет при соответствующем положении их на небосводе относительно друг друга, а также Солнца, Луны и звезд. Мистического в том ничего нет, если знать, что именно планеты, как бы ничтожны они ни были по сравнению с Солнцем и как бы далеко ни находились от обители человека, заставляют чуть-чуть (всего на несколько метров!) смещаться в пространстве само это гигантское дневное светило и приводят во вращение большую ось орбиты Земли, меняя за века и тысячелетия продолжительность сезонов и характер климата. Как же можно думать, что живая материя, остро откликающаяся на физические изменения, остается вне такого рода воздействий?

Все это сказано к тому, что интерес палеолитического человека к Небу и закономерностям движения светил не мог определяться простым любопытством, желанием знать, когда заканчивается один и начинается другой сезон, или тем более отчего-то возникшей вдруг у людей жаждой в должное время «умилостивить небесное божество жертвоприношением». Такие объяснения неубедительны, ибо, делая упор на вторичное и побочное, не позволяют понять главное: как могли разумные и сугубо практичные люди с их предельно ограниченными экономическими возможностями терпеть в своей среде праздных созерцателей Неба, позволяя им дурачить себя нелепыми «культовыми установлениями» да еще и смертельно пугать точными предсказаниями «конца света», сиречь — затмений? Если, однако, общество охотников древнекаменного века сочло необходимым взять на свое содержание клан жрецов-астрономов, предоставив им возможность, не отвлекаясь на повседневные дела, следить за светилами, отмечать их положение в пространстве, оценивать позиции относительно друг друга и предсказывать совмещения их, то, надо полагать, нужда в том была жизненно необходимой. Эти «бездельники» — усердные наблюдатели, талантливые комбинаторы-математики и прозорливые астрономы-аналитики — давали, очевидно, своим сородичам чрезвычайной ценности прогнозы, что как раз и позволяло сообществу вовремя принять меры, чтобы избежать всеобщей гибели: заготовить больший запас продуктов, вовремя мигрировать в экологически безопасное место…

Поскольку циклы солнечной активности, (периоды появления пятен на диске светила) представляли, по всей видимости, ключевое звено в таком прогнозировании, обратим внимание на чрезвычайно характерную структуру системы, представленной знаками на «предметах искусства» из мальтинского погребения. При условии, что каждая из лунок обозначала тропический год, блоки календаря, большую часть которых составляют 8 — 11 знаков, выглядят своего рода графиком периодов интенсивности излучения Солнца. Они, эти периоды, как известно, лишь в среднем равны 11 годам (фактически минимальный диапазон 9 — 13,6 года, максимальный — 7,3 — 17,1 года). Кроме того, следует учитывать следующее обстоятельство: промежуток времени от эпохи наибольшего развития пятнообразования до наименьшего составляет 4,6 (или 4,5) года, а от наименьшего до наибольшего — 6,5 (или 6,6) года, что позволило в свое время Р. Вольфу выделить помимо 11-летнего цикла другие, второстепенные циклы продолжительностью 8⅓ и 10 лет. Шперер считал, что истинный цикл солнечных пятен охватывает период от 12 до 14 лет. Все эти упомянутые периоды от наименьшего (4,5 года) до наибольшего (17,1 года) близки количеству лунок в структурных подразделениях ожерелья с подвесками и пластины из бивня мамонта, положенных в гробницу ребенка. Дело за тем, чтобы продумать, в каком порядке счислять календарные блоки с учетом главного (11 лет) и второстепенных (8⅓ и 10 лет) циклов солнечной активности, диапазонов (7,3–9; 13,6 — 17,1 года) и промежутков между эпохами интенсивности (4,5 и 6,6), посредством которых палеолитический жрец, возможно, производил «переключения» с одного цикла на другой.