Страница 26 из 28
Для пояснения этой последней задачи можно взять область уголовного права, или отношение государства и общества к преступнику. В христианском государстве это отношение, вместо языческого начала устрашения и вместо ветхозаветного — возмездия, должно определиться христианским началом жалости к потерпевшему и могущим потерпеть от преступлений, но также и к самому преступнику: ограждая себя от преступника и ни в каком случае не оправдывая преступления, христианское государство не должно забывать о человеческой душе преступника, способной к возрождению. Само государство не может прямо заниматься исправлением и перерождением преступников, так же как оно не может само лечить больных. Но оно устраивает больницы и помогает материальными средствами институту врачей, посвящающих себя этому делу по призванию. Больные заразительными болезнями, без сомнения, приносят великий вред обществу, но государство, кроме этого вреда для других, видит и собственное несчастие больных и потому не ограничивается удалением их из общества ради пользы общества, для ограждения его от заразы, но передаёт их врачам ради пользы самих больных, для их собственного исцеления. В каком смысле государство заботится о народном здравии и борется с болезнями,
- 409 -
в таком же смысле оно должно заботиться о народной нравственности и бороться с преступлениями. Итак, и здесь собственно государственные полицейские меры, при всей своей практической важности, имеют лишь вспомогательное, служебное значение. И как дело физического лечения совершается не санитарною полицией, а медициной, так и дело нравственного исцеления или исправления преступников принадлежит (в нормальном строе) не суду и тюрьме, а Церкви и её служителям, которым государство должно давать материальную возможность действовать на преступника. Это нравственно-воспитательное действие Церкви на преступника начинается там, где кончается действие государства, которое должно доверять Церкви в этом деле так же, как оно доверяет врачебному институту в медицинском деле. Впрочем, всё это сравнение преступления с болезнью я ввожу вовсе не для того, чтобы сказать, что преступление есть только болезнь, в которой не виноват сам больной. Напротив, совершенно необходимо признавать и различать в преступлении три стороны: во-первых, преступление есть беззаконное дело, вытекающее из злой воли преступника — в нём есть грех или вина; во-вторых, преступление есть дело вредное для других — для потерпевшего и для всего общества; и в-третьих, оно есть несчастие для самого преступника, как человека. Соответственно этому и в самом преступнике должно признавать и различать три качества: он есть человек виновный, он есть человек вредный и он же есть человек несчастный.
Государство должно восстановить нарушенный виновным закон и оно же должно оградить общество от вредного члена; обе эти цели достигаются наказанием, которое по справедливости и по необходимости состоит в лишении преступника свободы и гражданской полноправности и в удалении его от остального общества. Но за удовлетворением этих двух первых интересов — законной справедливости и общественной безопасности — остаётся ещё вопрос о самом преступнике. Языческая Спарта бросала в пропасть своих увечных детей. Христианское государство не может поступать подобным образом со своими нравственно-увечными детьми. Вопрос о самом преступнике, о преступнике как несчастном, о его дальнейшей судьбе существует для христианского государства; но, будучи неспособно разрешить этот вопрос своими внешними полицейскими средствами, оно должно передать его в ведение церкви.
- 410 -
Церковь должна заниматься уже не судом и не наказанием преступника, а его спасением, как она и сама основана на домостроительстве спасения. Церковь смотрит, главным образом, не на беззаконие преступника и не на вред его для других, а на его собственное несчастие, на ту совокупность внутренних и внешних, психических и физических условий, которые довели человека до греха. Если Церковь не всегда может уничтожить силу этих условий, то она всегда может её ослабить; хотя Церковь не всегда может возвратить миру преступника нравственно-исцелённым и возрождённым, но она может и должна испытать на нём действие лучшей среды, избавить его от дурных влияний и искушений (тогда как теперь тюрьмы и остроги приводят обыкновенно как раз к противоположному результату, превращая нередко случайных преступников в закоренелых и неисправимых злодеев).
Нисколько не оспаривая законности тех общественных и частных интересов, которые ограждаются уголовным судом и полицией, необходимо признать, что окончательная цель христианского государства по отношению к преступникам есть их собственное нравственное исцеление, т. е. такая цель, в достижении которой государство может только служить Церкви. Подобное же служение требуется от христианского государства и при других задачах его деятельности. Оно служит Церкви, внося в международные отношения принцип христианской солидарности взамен национального соперничества и вражды; оно служит Церкви, распространяя христианскую культуру на варварские и дикие народы, смиряя гордых, обезоруживая хищников, помогая угнетённым. От Церкви получает государство высшую цель и положительный смысл своей деятельности. В до-христианском мире государство, т. е. равновесие общественных сил, было целью само по себе. Древний мир тяготел к абсолютному государству и нашёл его в Римской Империи. Но на этом человечество не могло остановиться, если бы даже найденное равновесие и было безусловно устойчивым (чего, конечно, на деле не могло быть), то во всяком случае возникал вопрос: что же должны делать эти уравновешенные, эти управленные общественные силы, чему, какой цели должно служить государство? Пока положительная задача для общественных сил не поставлена, пока не указана высшая цель для государства, до тех пор государственная и общественная деятельность, несмотря на своё практиче-
- 411 -
ское всевластие над личностью, является для мыслящего ума бесцельною и бессмысленною суетой. Именно так и смотрели на политическую деятельность последние представители древнего мира — александрийские философы.
Только христианская религия дала смысл и значение государству именно тем, что возвысилась над государством. Чем выше солнце над землёю, тем более оно освещает и согревает землю.
Осмысливая государство, христианство вместе с тем создаёт общество. Пока государство было всё, общество было ничто. Но как только цель жизни была поставлена выше государства, так живые силы общества освобождаются, перестают быть рабами государства. Они уже не довольствуются внешним равновесием, но стремятся к высшему идеалу свободной, внутренней, нравственной взаимности, для которой само государство со своими внешними формами и рамками служит лишь переходною посредствующею ступенью.
В древнем мире общества собственно не было. С одной стороны основной общественный класс — сельский или земледельческий, представлялся рабами, с другой стороны и свободные граждане, не имея для своей общей жизни никакой безусловной цели, не зная ничего выше государства, связывались и поглощались этим последним. Где экономический труд был унижение, где земля возделывалась рабами, а религия заведывалась государственными чиновниками, там общественная жизнь лишённая своих существеннейших интересов, материальных и духовных, всецело ограничивалась формальным государственным интересом, законодательным уравновешиванием частных сил. Этому нисколько не противоречит высокое развитие древней философии, ибо эта философия относилась к древней жизни не органически, а критически, и составляла переход от язычества к христианству. В положительных же своих идеалах классические философы не возвышались над внешнею государственною правдою (республика Платона). В древнем мире не было ни народа, ни церкви, а был только город, совпадавший с государством (πόλιζ, civitas — город и государство). Даже там, где город управлялся немногими родами, они не составляли аристократии в нашем смысле, не были особым классом, независимым от государства и живущим вне города, они были только первыми горожанами.